Оракул петербургский. Книга 1 - Федоров Алексей Григорьевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/95
• Следующая

Сергееву, в свое время, пришлось приложить руку спасателя к диссертационному опусу Орла. В памяти еще были живы воспоминания об ужасе, возникшем от лингвистического геройства молодого творца. А когда дело дошло до непараметрической и прочей статистики, то Сергеев вынужден был вытаскивать соискателя ученой степени за пределы основ школьной арифметики, настойчиво, чуть ли не с мордобоем. Необходимо было отучить соискателя загибать и складывать фигуры из трех пальцев вместо последовательного проведения дисперсионного или корреляционного анализа.

Кто мог подумать в той пыльной украинской деревеньке, что кривоногий, замурзанный и сопливый шустрец, Васька, станет профессором, аж в самом Санкт-Петербурге! Как славно, что многострадальная отчизна получила еще одного классного специалиста высшей школы – он откроет многие сокровенные тайны ученой интриги своим последователям. Продвигаясь по этому пути они дойдут до безумия, растратят и погубят самою жизнь. Всю ту компанию уже очень давно предупреждал неповторимый мыслитель: "Суета сует, сказал Екклесиаст суета сует, – все суета!".

Кафедра гордому Орлу досталась по наследству от прежнего "корифея", вышедшего из лесов Псковщины. Его очень рано погубил беспробудный алкоголизм и еще более опасный расточитель здоровья – гомосексуализм.

Закон парных случае повторился в этой натуре практически полностью: посвящение в клан избранных пришло от метра – Кленорина. Повторилась и модель доброй феи, носившей ученое звание доцента. Алла (так звали пострадавшую) взвалила на себя тяжелую ношу – роль матери, стоически переносящей отчаянные заблуждения своего непутевого отрока. Но судьба подарила ее избраннику двух гадин в одном сосуде – алкоголизм и гомосексуализм. Обе пакости, конечно, имеют право на жизнь, если такое было угодно Богу. И Алла здесь оказалась бессильной. Но именно она по призыву голоса свыше отыскала остывающее тело заблудшего профессора в подвале того дома, где собирались отпетые бомжи на свои тайные шабаши. Никакая реанимация его уже спасти не могла.

Интеллектуальный ресурс непутевого был значительно ниже, чем у патриарха. Посему восприятие этой святой женщины было не столько сексуально-потребительское, сколько научно-зависимое. Она городила ему огород из цифр и сведений для диссертаций, переписывая ее многократно, пытаясь шагать в ногу со временем. Кроились по бездарным меркам статьи и всякие другие опусы, которые, глазом не моргнув, повелитель присваивал лишь себе.

Паразитирование на женской доброте и самоотверженности быстро приобрело характер сущности разваливающейся на глазах личности. Особый поведенческий штамп поставили на нем еще в раннем детстве тихие, религиозные, провинциальные тетушки и добрейшая мать, пытавшиеся компенсировать рано ушедшего из жизни героя-отца.

Отец был буйный большевик. Судьба-злодейка подставила капкан, вырыла волчью яму – он замерз однажды в сугробе, не добравшись до дома после очередной пьяной оргии. Бог шельму метит! Но, порой, за что-то серьезное Бог наказывает не только отца, но и сына, причем, последнему достается по еще большей мерке.

Так часто случалось в советские годы, ибо супружеские пары складывались не на небесах, а в приземленном сознании бесов. И здесь: объединились судьбы скромной сельской учительницы из "бывших", – тихой, интеллигентной на провинциальный манер, – и буйного устроителя коммун, широко и настойчиво шагавшего по жизни "пролетарской поступью". Однако известно: "Возлюбил проклятие, – оно и придет на него; не восхотел благословения, – оно и удалится от него" (Псалом 108: 17).

Коленька (так звали раба Божьего), устраивая на кафедре посиделки, юбилеи (плебейские души неудержимо увлекаются чествованиями), в годы перестройки всегда приглашал церковного батюшку. Он самый первый понимал сатанинские веянья, осознавал свою греховность, пытался ослабить их влияние: вместе с камарилью молился откровенно и неистово, так что в поклонах разбивал лоб о грязный пол. Трудно было поверить в то, что когда-то в нем бушевали страсти комсомольского и партийного лидера сугубо большевистского толка.

А где большевизм – там и предательство. Такое было суровое время. Правду сказать, до своего падения он был замечательным, добрым и отзывчивым парнем и у многих есть основания вспоминать его с грустью, имеющей, конечно, разные начала. Сергеев понимал, что никому не дано право судить другого, просто нужно выбирать свой путь, отметая опыт греха окружающих: "Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас" (1-е Иоанна 1: 8).

Различия родительских натур прорывались у наследника в главном: комсомольским активистом провинциальной школы будущий корифей науки явился в Ленинград – на нем был строгий китель с начищенными пуговицами, а глаза светились уверенностью покорителя Олимпа. Спесь быстро сбили утомительные занятия, многочисленные, не всегда успешные, зачетные и экзаменационные сессии.

Выплыть помогла все та же, нужная пролетарскому государству, звонкая комсомольская работа, талант к которой у него был потрясающий. Но именно жажда поддержки, солидарности и головокружительного успеха привела страстного партийца в порочный альков. Говорят, что взаимная конкордантность у гомосексуалистов намного выше, чем даже у масонов. "Они имеют одни мысли и передадут силу и власть свою зверю" (Откровение 17: 13).

Отдадим должное: особая телесная близость к патриарху и умение закрывать глаза на феномен партийной неподкупности явились причиной роста научной школы главаря кафедры, – как на дрожжах шло остепенение множественных соискателей с печатью откровенной бездарности. По сей день резонанс той бурной деятельности гремит в практическом здравоохранении голосами тех, кто давно промотал совесть, заплутал в аферах и казнокрадстве, – имя им легион!

Многие из них, запрыгнув на ходу не в свой вагон, пострадали от Божьей кары – у кого прогремели многократные инсульты, окончательно ослабив интеллект, у других пострадало благополучие мужей или детей, навалились другие несчастья. Последователь не лучших традиций Солона открыл дорогу в науку огромному количеству бездарностей, ибо они хорошо оплачивали героические усилия по защите пустяшных диссертаций. В том смешались природная доброта мученика и злая корысть мучителя: "Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа? Жало же смерти – грех; а сила греха – закон" (1-е Коринфянам 15: 55-56).

Сергеев пытался заглянуть в душу многим людям – в нем всегда трепыхалось социологическое любопытство. Почему-то хотелось разобраться в мотивах поступков достойных людей и подлецов. Контрасты открытий в таких наблюдениях были очевидными и поучительными – рождались забавные социологические символы в форме даже литературных гипербол.

Но здесь был особый случай – ему пришлось тесно соприкоснуться с гадюшником того храма науки, – он несколько лет проработал на той кафедре. Вырваться от туда удалось, только надавав всем по морде (безусловно, в переносном смысле) – спившемуся профессору, его верным лизоблюдам, ректору института, пытавшемуся черное выдавать за белое и рядить в тогу святых отъявленных мерзавцев.

Сергееву всегда было легко крушить интриганов, ибо он не преследовал шкурных целей, а руководствовался, скорее, научным патриотизмом, а потому спокойно и последовательно реализовывал методы аверсивной психотерапии. Он использовал профессионализм клинициста также органично и просто, как это делал, должно быть, нарколог Довженко, дисциплинируя своих алконавтов. Сергеев не питал зла к Василию Ивановичу, понимая, что тот всего лишь реализует свой звездный час, который дан ему только единожды, – в других местах его быстро раскусят и переломают кости.

Здесь же, на родной кафедре, где все уже загажено, запах дерьма не тревожит, ибо для таких, как Орел и компания, он собственный, родной, привычный. Только в такой сладкой атмосфере и можно было Васютке делать карьеру. Он, скорее всего, продвигался по следам своего благодетеля, используя практически тот же организационный вариант. Основательно вылизывая не одну ученую жопу, совсем не обязательно было подставлять свою под соблазны сексуальных девиантов. Хотя, кто знает, – техника азартного спортсмена-любителя может быть непредсказуемой.

• Предыдущая
• 23/95
• Следующая