Оракул петербургский. Книга 1 - Федоров Алексей Григорьевич - Страница 15

• Предыдущая
• 15/95
• Следующая

– Меня любой язык устраивает, особенно, когда его не знаешь. – отвечал возбуждаясь Глущенков. – Но я не вижу оснований бояться такого термина.

– Вы, Вадик, бьете своей логикой не в бровь и даже не в глаз, а прямо в печень, словно сивушные масла в самодельном алкоголе! – продолжил Сергеев. Все остальные внимательно слушали "высокую беседу", не перебивая оппонентов.

– Продолжим наши рассуждения: любая интрига – это, прежде всего, движение, динамика; затем, это, безусловно, тайна, скрытность замысла и исполнителя, маскировка конечной цели. Согласны, Вадя?

Глущенков подтвердил согласие кивком и Сергеев продолжал:

– Интрига может быть индивидуальная, групповая, наконец, в масштабах классовых, государственных. Но наша больничка до последних высот не доросла, не так ли? Следовательно, в нашем муравейнике будут решаться задачи клановые, групповые, исходящие из интересов тех, кто проводит определенную кадровую политику. Но интрига может вести к прогрессу или регрессу.

– Попробуем, Вадим, ответить на вопрос: кому выгодно закрывать глаза на неблагодатные дела? Скорее всего, действуют здесь люди недостойные и ведут они больницу к краху, а не к победе.

– Теперь попробуем рассмотреть данный вопрос шире и на некоторых примерах: большевики мошеннически захватили власть в семнадцатом году, – путем интриги! Затем, чтобы удержать ее, применили страшнейших масштабов террор, – здесь уже интрига переросла в безумие. Крах все равно наступил, но очень поздно, к сожалению. Но всевышняя логика проявилась по строгой формуле: "интрига-безумие-смерть".

– В масштабах нашей больницы все выглядит скромнее: Наговская и ее сподвижники стараются раскрутить интригу, дабы обмануть коллектив и втянуть достойных людей, несчастных пациентов в бестолковость, в безумие. Но необходимо помнить, что за этим следует крах, гибель, смерть светлой идеи, правды, а может быть, и людей.

– Вот и решайте, Вадим, кто прав, а кто виноват. А, заодно, решите по какую сторону баррикад вам следует быть. – подытожил Сергеев.

Вадим поморщился. Было понятно, что он не готов к категоричным выводам и принятию экстраординарных решений:

– В любой ситуации играет роль такое множество составляющих, что выбор, как правило не бывает простым. Вы, Александр Георгиевич, не указали ориентиры: мораль, заинтересованные отношения, экономика и прочее.

Сергеев, без всяких долгих размышлений предложил:

– Возьмите на вооружение десять Христовых заповедей, это же так просто. Давайте вместе вспомним: первые три заповеди посвящены настойчивому требованию придерживаться единоверия и не создавать себе кумира; четвертая заповедь требует блюсти субботы, дабы посвящать их размышлениям о Боге; пятая – "чти отца и матерь твою"; шестая – "не убий"; седьмая – "не прелюбы сотвори"; восьмая – "не укради"; девятая – не лжесвидетельствуй; десятая – не протягивай руки к чужой жене и чужому добру, не завидуй. Вот в общих чертах и все премудрость, – здесь только философия добропорядочности. Теперь профильтруйте через заповеди поведение, интригу Наговской, ее адептов, тогда все встанет на свои места, не так ли?

Глущенков от дальнейших комментариев отказался, у него, скорее всего, помутился рассудок от угрызений совести. Да и вся остальная компания явно приуныла, глубоко задумался и Сергеев. Почти что сообща выдавили спасительное: "утро вечера мудренее"!

На том и порешили. Закрыли и опечатали помещение морга. Пожали друг другу руки и разошлись.

Прошла ночь – утро распахнуло жадные до новостей глаза. Оно вытащило из вчерашнего туманного вчера новый день – время продолжения поиска, неожиданных открытий, рутинной работы, жизненных драм, смешных историй, вечного и всегда неудовлетворенного любопытства. Вновь принялась за работу универсальная сеялка событий. Она продолжала забрасывать унавоженную отбросами поведения людей жизнь семенами счастья и порока, доброты и агрессии по универсальной формуле – "интрига-безумие-смерть".

Михаил Романович явился на работу за полчаса до официального начала рабочего дня. Он знал, что перед особо ответственным вскрытием у главного врача всегда появлялось страстное желание побеседовать с патологоанатомом по душам, разведать степень его профессиональной агрессивности, качество установки на то, чтобы "говорить правду, правду и только правду".

Такая позиция анатома не всегда сочеталась с особыми интересами больницы и вышестоящего начальства. Чистяков догадывался, что здесь будет как раз тот случай. Однако никаких звонков не раздавалось, прямой телефон от главного молчал.

Вскрытие начиналось в десять часов. К тому времени на отделениях заканчивались нудные "пятиминутки" и осмотры тяжелых больных. Виновники "торжества", да и все желающие, к этому времени собирались в секционном зале и тогда начиналось патологоанатомическое священнодействие.

Удивление от молчания главного врача быстро растаяло: в секционную входили один за другим "тузы" медицины – профессура тех вузовских кафедр, которые располагались на базе отделений больницы. Чистяков оценил организаторский талант администрации и Наговской – поддержка обеспечивалась на самом высоком и ответственном уровне. Это была интрига, но задуманная и организованная тонко: давления на анатома администрация не оказывала, но обложила его со всех сторон столь основательно, что любые двойные толкования были невозможны. Выводы должны быть только максимально обоснованными. Борьба умов могла начаться на всех этапах вскрытия.

Труп мальчика, исхудавшего за время болезни выше всякой меры, был уже приготовлен для вскрытия. Муза все выполнила точно и в срок. Обилие важных персон вызывало недоумение: лучше бы корифеи являлись к постели больного при жизни. Тогда массированный ученый десант мог принести пользу – сейчас, после смерти, такое внимание казалось надругательством над милосердием, безобразной попыткой отпущения грехов явному и не осознающему вину преступнику. "Что-то с совесть в этом мире стало твориться очень опасное." – подумал Чистяков. Позже всех на вскрытие явился Сергеев.

Он, войдя в переполненное помещение секционного зала, понял игру моментально, но не проронил ни одного лишнего слова, кроме общего "Здрасте". Выражение его лица казалось безучастным и равнодушным, но исподтишка он внимательно наблюдал за действом. Здесь собрались все хорошо знакомые лица, но роли они собирались играть, конечно, для себя непривычные. Сергеев не выискивал именитых, а просматривал теперь уже глазами психотерапевта всех подряд – с права на лево. В мозгу возникали почти что патологические ассоциации и логические построения – может быть, бессонная ночь давала о себе знать.

С первого взгляда было ясно, что истинные врачи-трудяги в секционном зале не ошивались. Они сейчас корпят у постелей больных, глотая и вдыхая мириады микробов и наслаждаясь запахами нездоровых тел, тратя эмоции, надрывая сердце переживаниями по поводу безуспешной клинической динамики. Хорошему врачу все понятно даже без вскрытия, к тому же они определяли без ошибок, чего стоит каждый из коллег.

Сейчас в морге собрались в основном, так называемые, государственные деятели – "большие начальники" от медицины. Но никто из тех, кто явился "поддержать" Наговскую не догадывались, что главнейшая задача "сановника" обеспечивать прогрессивную селекцию гражданского долга, свойств порядочного человека. Здесь же подлецы собирались культивировать "групповичок", "междусобойчик", – насиловать будут сообща только правду, одну лишь правду! Припомнилось: "Оставьте их, они – слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму" (От Матфея 15: 14).

В такой коллекции падших персон на одно из первых мест можно поставить особу с вялой партийной кличкой – "бледная поганка" (Amanita phalloides). Вообще, неплохо вспомнить, что грибы представляют собой обширную группу низших растений, в составе которых отсутствует хлорофилл. Потому они не способны честно усваивать углерод и питаются готовыми органическими веществами. Иначе говоря, являются в известном смысле основательными паразитами, потребляющими продукты активного синтеза, выполняемого "трудовым классом".

• Предыдущая
• 15/95
• Следующая