Ангел-мечтатель (СИ) - Буря Ирина - Страница 102

— Ты ему их показывал? — тут же взвилась она. — Без спроса?

— Не только показывал, — признался я. — Часть из них Игорь выполнял по его предложению. И он потом мне прямо сказал, что такая глубина суждений ему уже давно не встречалась.

— Ну, тогда он действительно умный, — милостиво кивнула моя невозможная дочь.

— Значит, согласна, что ему стоит передать и новые материалы? — с трудом сдержал я улыбку. — Давай подумаем, как это сделать. Объем информации там будет намного больше той, которую Игорь официально пересылать будет. Может, у своего … Тоши спросишь, как ускорить передачу?

Она явно замялась.

— Тоша не поможет, — буркнула она наконец, отводя взгляд.

Наступила моя очередь недоверчиво замолчать. Похоже, конец света подкрался с совершенно неожиданной стороны. Ее свихнувшийся на компьютерах опекун не в состоянии решить совсем не сложную, как мне кажется, техническую задачу?

— Он отказался помогать, — пояснила моя деликатная дочь скороговоркой, стрельнув в меня глазами. — Вам … нам. Аленка у него в голове подслушала. После того, как он с Мариной поговорил. Он считает, что нужно радоваться, что ваши нас признали. И что мы заслуживаем главного места на земле. И что мешать вашим — это лишать нас будущего. Он уже, наверно, и Стасу сказал. По крайней мере, собирался, — закончила она тихим и совершенно несчастным голосом.

— Светлого будущего? — механически уточнил я.

Удивления не было. Я буквально только что напомнил своему главе о маниакальной приверженности этой типичной светлой серости их доктрине. И сам не раз до этого вспоминал его служивый блеск в глазах и стойку навытяжку при любой команде сверху. Нужно, значит, радоваться, что мою дочь в привилегированные рабы переводят — надсмотрщиком над другими …?

А если он еще пронюхает о той особой роли, подготовленной для нее моим течением? В его глазах это же вообще венец карьеры — уже не простых, а тех самых привилегированных рабов в узде держать. В то время, как она прямо у него под носом своими собственными руками будет лишать себя такого заслуженного блестящего будущего …

Истово преданный светлый никогда не станет сомневаться в своей правоте — он сразу начальству донос отправит. А его начальство наверняка тут же сообщит об осложнениях со стороны потомка нашего течения моему. А последнее пойдет на любые шаги, чтобы не дать сорваться своему великому реваншу. А я через считанные часы буду лишен возможности оказаться при необходимости рядом с ней — остающейся в полной власти истово преданного отнюдь не ей опекуна …

Нет, у меня еще остается карающий меч. Необходимость он понимает. Остается только получить возможность хотя бы узнать о ней своевременно.

— Дара, — решительно начал я, чтобы побыстрее освободиться, — теперь о согласовании наших действий. Ты понимаешь, что никто — абсолютно никто не должен знать о твоей помощи Игорю? В отношении Тоши, надеюсь, это уже очевидно. Но и Марина, и Стас, и родители Игоря — повторяю, никто.

— Почему? — надулась она.

— Чтобы не подвергать Игоря опасности, — вновь обратился я к наиболее неотразимому аргументу. — Его единственного из вас ввели в проект, о котором даже у нас мало кто знает. Если выяснится, что он сообщил о нем тебе — а достаточно одного не к месту оброненного слова — ему придется за это отвечать. А приструнить его проще всего через тебя.

— Как? — захлопала она глазами.

— Ты же не оставила его одного в рискованном деле, правда? — напомнил я ей. — Что будет делать он, если вдруг ты окажешься в опасности?

— Я уже не хочу к вам, — помолчав, сказала она. — По-моему, у вас там еще хуже, чем у людей.

— По образу и подобию, — против воли усмехнулся я. — Я буду звонить тебе, как только смогу сделать это без посторонних. Ты же обязательно набирай меня, если почувствуешь рядом то смутное присутствие, о котором вы с Игорем мне рассказывали. Любое неожиданное присутствие, — поправился я.

Моя схватывающая все на лету дочь только кивнула.

— И еще, — вспомнил я ее описание невидимых ангелов в виде клубка эмоций, — если ощутишь угрозу от этого присутствия, немедленно уезжай. На время. Ради Игоря, — добавил я, чтобы не провоцировать очередное топанье ногами.

И протянул ей банковскую карту и листок бумаги с записанным на нем ПИН-кодом.

Она смотрела на эту карту так, словно никогда их прежде не видела. Потом взяла ее, еще повертела перед собой и подняла наконец на меня глаза.

— Спасибо, — произнесла она, как будто прислушиваясь к себе. — Я должна тебе сказать. Я никогда не думала, что ты поймешь. Спасибо.

— А вот я, — прокашлявшись, ответил я, — всегда знал, что ты в любой ситуации останешься собой. Не изменись, пожалуйста, пока я не вернусь.

Без прощальной сцены все же не обошлось. Когда я проводил свою неповторимую дочь до подъезда юного мыслителя, она вдруг бросилась мне на шею, невнятно пробормотав прямо в ухо:

— У нас все будет хорошо, но и ты там поосторожнее, ладно?

И тут же исчезла за дверью — так что с моей стороны обещание, данное нашему главе, было выполнено.

Развернувшись в сторону пустынного в наступающей темноте берега реки, я твердо повторил про себя последнюю фразу моей дочери — добавив от себя, что ее слово достойно моего полного доверия.

На земле я сделал все, что мог. Самое время оставить на ней свои редкие слабости и полностью переключиться на небесные дела. В соответствующей темному ангелу ипостаси.

Разговор с опекуном моей дочери планировался коротким. От него только и требовалось, что выполнить его же собственное обещание обеспечить нам связь с землей. Но у него хватило беззастенчивой наглости заявить мне, что окончательное порабощение земли его светлоликими патронами позволит моей дочери выявить ее лучшие черты.

Объяснять ему что-либо было бесполезно. Я только лишний раз убедился, что даже постоянно находясь с кем-то рядом, светлые никогда не дают себе труд хотя бы попытаться понять объект своего наблюдения — а видят в нем только то, что соответствует их планам. А если же нет — немедленно следует донос наверх. Свидетельством чему послужила СМС радетеля интересов моей дочери, которую я обнаружил, включив телефон для звонка ему.

Он, разумеется, не может пятнать свои белоснежные крылья противодействием своим благодетелям, но требует при этом, чтобы его держали в курсе оного. Угрожая, в противном случае, законопослушно донести на него властям — типично светлое двуличие.

Вернувшись в нашу цитадель, я немедленно набрал свою дочь — и чтобы проверить связь, и чтобы предупредить ее. В отношении как аргументов, которыми ее опекун будет отныне воздействовать на нее, так и мер, на которые он может пойти в случае ее неподатливости. Она мне не поверила — весьма удачно дав мне шанс проверить возможность пересылки текстовых сообщений. Получив СМС своего опекуна, она замолчала. Не дав ей возможности придумать какое-то убедительное оправдание ему, я еще раз настойчиво попросил ее больше не принимать на веру ни одно из его слов.

И почти сразу убедился в том, что отныне это правило следует распространять на всех светлых.

Я насторожился, лишь только заметив карающий меч на церемонии подписания трудового соглашения — в своем прежнем статусе у него не было ни малейших оснований на ней присутствовать.

Когда же выяснилось, что он убил все отведенное ему время после совещания у Гения на изменение этого статуса — вместо того, чтобы посвятить его обеспечению безопасности юного мыслителя и моей дочери …

Лишив меня единственной все еще остававшейся возможности лично гарантировать ей эту безопасность в чрезвычайных случаях …

Ему крупно повезло, что у меня — в отличие от всех его соплеменников — чувство долга и верность данному слову всегда стояли на первом месте.

Ему крупно повезло, что у меня самообладание и выдержка оттачивались неподдающимися исчислению десятилетиями.

Ему крупно повезло, что он расположился в стороне от меня.