Сердце напополам (СИ) - Резник Юлия - Страница 38

– Вы опять? – тяжело вздыхает Света.

– Ни в коем случае. Спи. Никто никуда не уйдет.

– Но…

– Мы что-нибудь придумаем, – обещает Батя. Света касается его заросшей морды пальчиками. Ведет. А Батя как сытый котяра жмурится, но один черт на меня косится. Вот что мне еще сделать, чтобы он понял, что я не собираюсь с ним из-за Светы бодаться? Видно, ничего. Тут только время поможет. А учитывая то, что с возрастом психика человека становится ужасно неповоротливой, мне остается только надеяться, что это случится раньше, чем я поседею.

– Это так странно.

– Ну и что? Я тебя люблю, он, ты нас… А в остальном – кому какое дело? Ведь любишь? – веду пальцами вверх по ее груди, вжимаясь в спину давно окрепшим членом.

– Придержи коней… – одергивает меня Батя, чуть не похерив весь мой план. Благо Света умнее. И смелей гораздо. Света шепчет «люблю». Ему в губы шепчет, а попадает в сердце, это можно прочитать по глазам. А потом оборачивается ко мне и повторяет «люблю» и для меня…

Великолепно. Когда двое из трех могут говорить, не все потеряно, правда? А Батя… Что с него взять? Остается только надеяться, что со временем он сумеет вытащить язык из задницы. Усмехнувшись, целую Свету. А потом долго-долго лежим в тишине, пока она, измотанная нами, не засыпает. Взглядом, метнувшимся к двери, приглашаю Батю к разговору. На этот раз чисто мы, чтоб уж как есть. Серьезность происходящего несколько умаляет тот факт, что мы с ним оба – с голыми задницами. Зато на равных, в кои-то веки. И нет, я не собираюсь препираться с Батей за его главенствующую роль в семье. Тут скорей за другое побороться придется. Чтобы он с этой ролью смирился сам, а то ведь опять сольется.

– В общем-то, я все сказал еще при Свете. – Отворачиваюсь к крану, чтобы попить воды. – Тебе есть что добавить?

Рустам сидит на табуретке, вольготно закинув одну руку на подоконник, а в пальцах другой вертя сигарету, и с ответом как будто бы не спешит. Только на меня пялится из-под налитых тяжестью век. А мне почему-то совершенно невыносима окутавшая нас тишина.

– Курить бросай. Малому вредно, – шиплю, чтобы ее нарушить.

– Малой. Но да, ты прав. Надо.

Вот так, да? Ну, ладно. Спор лучше молчания. А такая покладистость и вовсе неожиданная. С трудом гашу дурацкую улыбочку. Счастье распирает, пузырится в груди. Столько было потеряно, а теперь вон как… Отворачиваюсь. Широко расставив руки, опираюсь ладонями на столешницу. Ух, как колбасит. Еще немного, и слезы хлынут, как у какой-нибудь малолетней сопли.

– Я тут подумал…

– М-м-м…

– Нам нужен дом. Такой, знаешь, черт… Забыл, как называется. Из тех, что на два хозяина.

– Таунхаус?

– Ага. Только с нормальной территорией, чтобы мелкой горку поставить со всеми детскими приблудами. И чтобы соседи подальше.

– Ну, ты тихушник, блядь, – смеюсь, запрокинув башку к потолку. – Я себе все мозги вывихнул, думая, как тебя убедить остаться, а ты, оказывается, уже всю нашу жизнь наперед продумал.

– Так ведь время поджимает, малой. Светка не слон, два года беременной ходить не будет.

– Какой же ты…

– Кому-то надо. Ты-то только о том, как к ней в трусы залезть, думаешь.

Батя все-таки подкуривает. Откинув голову, выпускает струю дыма к потолку. Я машинально включаю вытяжку. Наш тандем – он даже в таких, казалось бы, незначительных мелочах.

– А ты как будто нет.

Батя молчит, задумчиво попыхивая сигаретой. Ну, и хрен с ним. Я не очень-то рассчитывал на ответ. В конце концов, в его неразговорчивости даже что-то есть. А тот берет и в очередной раз за этот день меня удивляет:

– Я тоже, лизун, я тоже.

И я не знаю, то ли ему в скалящуюся рожу врезать за такое сомнительное прозвище, то ли перекреститься, что Батя, наконец, признал свою слабину. Поэтому я просто хмыкаю и, толкнув старого хрена в плечо, бросаю:

– А вот завидовать не надо!

ГЛАВА 25

Из сладкого тягучего сна меня выдергивают злые голоса моих мужчин. Ха-ха. Спала я крепко, а потому мне далеко не сразу удается понять, где я, и что происходит. Если честно, в последнее время у меня вообще с головой конкретная такая беда. Мозги как у рыбки, ей богу. И это, конечно, страшно раздражает. Но, с другой стороны, дзен, который я ловлю, того стоит. А иначе эти два параноика уже свели бы меня с ума. Сейчас же я в абсолютной гармонии. Сама с собой и с миром. Ну да, немного тупенькая… И что?

Что? Я о чем вообще? Мамочки. Ну, ведь ничего в голове не держится! Ах да… Что мы имеем? Я на заднем диване Батиной застрявшей в сугробе Секвойи. Мои мужики снаружи. Их силуэты в дорогущих, совсем не предназначенных для прогулок по такой погоде костюмах размывает метель. И на мне ведь тоже только плед и вечернее платье. А все потому, что мы были на вечеринке, перед тем как Бате приспичило ехать за город. Ох… О главном-то я и забыла! Вечеринка-то была посвящена долгожданному выходу нашего продукта на рынок. Мы это реально сделали! До сих пор не могу поверить.

– А я говорил, что не хуй переться за город в такую вьюгу! – рычит Денис.

– Да мы на этом бегемоте проедем, не ссы, – огрызается Батя.

– Не проехали!

– Так ты копай, а не вопи. Тут немного осталось. Одним колесом зарылись.

– А если не откопаем, а?!

Дальше я не вслушиваюсь. Не откопают – и не откопают. Значит, придумают что-то еще. Вызовут вертолет или грейдер. Хотя нет, наверное, вертолеты не летают в такую погоду. Ну и ладно. В любом случае, мы уж точно не помрем в снежной буре. Дэн с Батей этого не допустят. На себе меня вместе с Секвойей вынесут, но никому, даже смерти, не отдадут. Если я что-то и осознала за те четыре месяца, что мы по-настоящему вместе, так это свою для них ценность.

Глупо хихикая, подтягиваю ноги к груди, устраиваясь поудобнее. Чуть мешает выступающий живот. Интересно все-таки, куда мы едем? Точней, поедем, когда откопаемся. Зеваю сладко. Дверь открывается, и в салон проскальзывает Рустам.

– Ох ты ж черт, разбудили?

– Да нет. Я сама проснулась.

– Заливай. Говорил же этому придурку – не ори.

– Это кто еще придурок, – рычит Денис, ныряя на кресло рядом.

Ну, да. Жизнь втроем – это вам не сахар. Но у меня ведь дзен, помните?

– Даже спорить не буду, – бурчит Батя, потихоньку газуя. – Старый дебил.

И тут бы Дэну добить его своим «я же говорил», но он, напротив, сдувается:

– Ну, че уж? Не психуй. Ты ее раскачать попытайся. Тяжелая ведь махина. Сдвинется. Куда ей деваться?

Все же удивительные у них отношения. Могут спорить, могут даже друг на друга рычать, но в критической ситуации всегда плечом к плечу становятся. Подвигаюсь вперед, успокаивающе проходясь пальчиками по загривкам. Совсем темному и каштановому. И тут тяжелая Секвойя, наконец, дергается, неуклюже выкарабкиваясь из снежного плена.

– Ну, слава богу, – выдыхает Денис. – Может, назад, а, Бать?

– Не. Хрен ведь развернемся. Да и осталось тут совсем чуть-чуть. – Трется колючей щекой о мою ладошку. И я кайфую. Потому что он все чаще позволяет себе… даже не знаю, как это объяснить. Обнажать душу? Свою потребность в ласке, во мне… и в Денисе.

– А все-таки. Куда мы едем?

– Если я скажу – не будет сюрприза.

– Лично я сыт сюрпризами по горло. Девка… Это ж надо. У нас будет девка.

– Ой, все, – закатываю глаза. С тех пор как мы узнали пол ребенка, Дениса конкретно заклинило. Он почему-то решил, что если будет мальчик, то он точно будет его. А если девочка, то Рустама. Логики в этом, конечно же, нет никакой, но Дениса прямо заело, что Батя его обогнал. И никакие аргументы о том, что он тоже может быть отцом девочки, в расчет не брались. Денис ведь мальчика хотел, так? Вот и все. Железная, блин, логика. Возможно, не я одна отупела.

– Нет. Ну, может же такое быть, что они ошиблись? Глянули что-то не так, а там пацан все-таки. Эй! Ты че ржешь? Че ржешь, а, Батя?!