Железо и кровь. Франко-германская война - Власов Николай - Страница 8

Все попытки достичь компромисса не имели успеха. Летом того же года на прусского регента было совершено неудачное покушение в Баден-Бадене — по словам нападавшего, это должно было стать расплатой за то, что он сделал недостаточно для германского единства. Осенью Вильгельм стал королем, а левые либералы одержали на выборах убедительную победу и получили большинство в нижней палате парламента. Они отказались принять не только военный законопроект, но и бюджет на 1862 г., в который были заложены возросшие военные расходы.

Вопрос о принципах комплектования и структуре вооруженных сил в результате вышел далеко за пределы своих изначальных границ. «Военный конфликт» в Пруссии превращался в «конституционный», в вопрос о том, кому принадлежит власть в государстве — монарху или парламенту? Прогрессисты требовали масштабных реформ; король отправил в отставку умеренно либеральное министерство «Новой эры». Новые выборы в мае 1862 г. принесли оппозиции две трети мест в нижней палате парламента. На пике кризиса осенью того же года министром-президентом (главой правительства) Пруссии был назначен опытный дипломат Отто фон Бисмарк, пользовавшийся репутацией крайнего реакционера. Сформированное им правительство сразу же получило название «министерства конфликта».

Придя к власти, Бисмарк начал действовать по двум направлениям. С одной стороны, он продемонстрировал противникам жесткость, заявив, что, раз депутаты отказываются утвердить бюджет, страна будет жить без оного — в конституции никаких указаний на данный счет не имеется. С другой стороны, Бисмарк приступил к поиску возможной почвы для компромисса. В качестве таковой сама собой напрашивалась внешняя политика. Прусские либералы в большинстве своем являлись сторонниками объединения Германии. Именно благодаря их усилиям в 1859 г. был основан Национальный союз — организация, выступавшая в поддержку объединения германских государств. Для прусского правительства успехи на данном направлении могли стать шагом к компромиссу с оппозицией.

Об этом Бисмарк достаточно открыто заявил депутатам ландтага с самого начала: «Не на либерализм Пруссии смотрит Германия, а на ее мощь. (…) Пруссия должна сконцентрировать свои силы и держать их готовыми для благоприятного момента, который уже был упущен несколько раз. Границы Пруссии, установленные Венским конгрессом, неблагоприятны для здоровой государственной жизни. Не речами, не постановлениями большинства решаются великие вопросы времени — это было большой ошибкой 1848 и 1849 годов, — а железом и кровью»[57]. Однако сказанное Бисмарком было воспринято через призму уже сложившегося имиджа: и депутаты, и общественность услышали только что-то про железо и кровь, и эти слова вызвали всеобщее возмущение.

В 1863 г. внутренняя ситуация в Пруссии продолжала оставаться весьма острой. Новые выборы в нижнюю палату ландтага еще больше усилили либералов. Многие в окружении короля практически открыто выступали против Бисмарка. Последний, хватаясь за любую возможность укрепить собственные позиции, даже пошел на контакт с одним из лидеров зарождавшейся германской социал-демократии — Фердинандом Лассалем. В конце концов, либералы были их общим противником. Неизвестно, чем закончился бы их диалог, если бы не внезапная ранняя гибель Лассаля.

Внешнеполитические успехи, в свою очередь, заставляли себя ждать. Вспыхнувшее в 1863 г. восстание в Царстве Польском вновь поставило Берлин в положение между молотом и наковальней. Великобритания, Франция и Австрия произвели совместный демарш в Петербурге, требуя уступок повстанцам. Одновременно дипломаты трех держав оказывали давление на Берлин с целью добиться прусской поддержки. Бисмарк понимал, что ссориться с Россией по польскому вопросу для Пруссии крайне невыгодно. В феврале 1863 г. в Петербурге была подписана «Конвенция Альвенслебена» — соглашение, в соответствии с которым российские и прусские войска оказывали друг другу помощь в борьбе с повстанцами в приграничных районах. Конвенция вызвала бурю возмущения у германских либералов, а также в столицах других великих держав. Впоследствии неоднократно утверждалось, что этот дипломатический ход обеспечил Бисмарку бесконечную признательность и верную дружбу России. Однако подобные заявления следует признать преувеличенными, учитывая, что пруссаки отказались от более тесного союза и Горчаков весьма скептически относился к маневрам Берлина. Более того, под давлением западных держав и прусского общественного мнения Бисмарк предпринимал попытки всячески выхолостить заключенное соглашение. Только подавление восстания положило конец этим проблемам.

Одновременно главе прусского государства пришлось выкручиваться из еще одной весьма опасной ситуации. Как уже говорилось выше, утратив сферу влияния в Италии, австрийцы решили укрепить свои позиции на северном направлении. В 1862–1863 гг. официальная Вена выступила с рядом предложений по реформированию Германского Союза. Суть этих предложений заключалась в том, чтобы усилить политическую интеграцию германских государств и одновременно сделать Австрию их однозначным лидером. Одновременно в Вене предприняли попытку прорваться в состав Таможенного союза, поставив тем самым крест на прусской гегемонии в сфере экономической интеграции германских государств. Бисмарку стоило больших трудов сорвать реализацию этих проектов.

В последние годы вопрос о том, мог ли Германский Союз стать основой для жизнеспособного интеграционного проекта в политической сфере, вновь оказался в фокусе внимания историков. Австрийские предложения находили поддержку как у правительств многих малых и средних германских государств, так и у значительной части немецкого национального движения. В конце концов, это аморфное образование было единственной структурой, объединявшей всех немцев, и расширить его функции означало сделать шаг в сторону воплощения немецкой национальной идеи. В условиях внутриполитического кризиса прусскому руководству было особенно сложно упорно придерживаться избранной еще в 1850 г. линии на отказ от любого реформирования Германского Союза, не дававшего Берлину однозначных преимуществ. События начала 1860-х гг. сделали прусскую монархию значительно менее популярной в германских государствах; о «моральных завоеваниях» можно было забыть.

Выходом из тупика для прусской внешней политики стал шлезвиг-гольштейнский кризис, начавшийся в конце 1863 г. Два северных германских герцогства, Шлезвиг и Гольштейн, на протяжении многих веков находились под скипетром датского короля, но одновременно считались самостоятельными государственными образованиями. В эпоху национальных государств такая ситуация уже не выглядела нормальной, и датчане предпринимали неоднократные попытки полностью включить герцогства в состав своей страны. Один конфликт по этому поводу уже разразился в 1848–1849 гг. и был урегулирован коллективными усилиями великих держав; его итогом стало сохранение статус-кво. Теперь история повторялась: в ноябре 1863 г. была принята новая датская конституция, согласно которой Шлезвиг становился частью Дании. Это было прямым нарушением Лондонского протокола 1852 г. и вызвало бурю возмущения в германских государствах, где произошедшее рассматривали как захват немецкой территории чужеземцами. Германский Союз выступил с официальным протестом.

Когда датчане отказались вернуться к прежнему положению, Пруссия и Австрия в начале 1864 г. совместно открыли против них боевые действия. В роли основного двигателя в данном случае выступал Берлин. В Вене испытывали меньший энтузиазм по поводу вооруженного конфликта с Данией, но выбор был невелик. Австрийские дипломаты понимали, что предоставить Пруссии действовать в одиночку либо вовсе сорвать операцию значит нанести серьезный ущерб своему авторитету в глазах германской общественности и фактически отказаться от претензий на лидерство.

Россия и Великобритания попытались выступить в роли посредников, однако механизмы «Европейского концерта» вновь не сработали. Несмотря на то что после первых австро-прусских побед было заключено перемирие и созвана конференция в Лондоне, добиться компромисса не удалось. Позиция Берлина и Вены была безупречной с правовой точки зрения: они выступали в роли защитников существующих международных соглашений. Датчане, в свою очередь, не соглашались идти ни на какие уступки. После провала конференции и окончания срока перемирия боевые действия возобновились. В итоге 20 июля датчане вынуждены были признать свое поражение и уступить оба герцогства державам-победительницам.