Закон меча - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" - Страница 35

Отрок, которого Попович заслал за арбалетом, и вправду оказался быстроногим – пятнадцати минут не прошло, а чужеземная штуковина, пока что практически неизвестная на Руси, была у меня в руках. А также довесок к ней, кошель с тремя болтами – тяжелыми короткими стрелами.

Я не великий знаток этого оружия, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять – арбалет в подарок князю сконструировал серьезный мастер, который вложил в штучное изделие все свое искусство. Лук, вделанный в резное ложе, был составным, выполненным из дерева и рога, к тому же дополнительно усиленным тугими жгутами из сухожилий животных. Толстая тетива натягивалась съемным железным воротом, вдобавок арбалет был снабжен прицельной трубкой, напоминающей по виду оптический прицел. Само собой, трубка была пустой внутри, но для своего времени это было более чем инновационное решение. Думаю, безвестный создатель этого оружия опередил свое время столетия на три, не меньше. Что ж, во все времена были такие недооцененные таланты, произведения искусства которых сгнили в разнообразных клетях, никому не нужные и всеми забытые…

Однако, несмотря на несомненные рабочие качества арбалета, вряд ли он добил бы до позиций печенегов, не говоря уж о попадании в определенную цель: пятьсот метров эффективной дальности применения – это вполне годный показатель даже для снайперской винтовки из моего времени.

Но Пресс твердил свое, долбя мне в виски своими наставлениями, а других советчиков у меня не было. Как и выбора, кстати.

Поэтому я открыл кошель у меня на поясе и до половины всунул в прицельную трубку глаз Сирин. По диаметру почти подошло, но глаз все равно слегка болтался, потому я сходил к котлу с кипящей смолой, зачерпнул немного деревянным ковшом и, орудуя одним из болтов как кистью, зафиксировал глаз в трубке.

Второй болт я разобрал – снял наконечник, вытащил оперенье. После чего отрезал «Бритвой» кончик от когтя Гамаюн и вставил его вместо наконечника, а перо Алконост всунул в прорезь древка на место оперения. И все это тоже смолой зафиксировал. Получилось аляповато, но вроде надежно.

Пока застывала смола, я, прищурившись, смотрел, что происходит в стане печенегов – которые, кстати, уже были готовы к штурму. Лестницы и грубо сколоченные большие деревянные щиты положили в направлении стен Киева, выстроились в ряды, готовые к атаке. С минуты на минуту ринутся на приступ, прикрываемые лучниками на быстрых лошадях, в которых хрен попадешь, когда они мечутся за линией атакующих, стреляя на скаку. Видел такое на заставе, правда, там и печенегов было в несколько раз меньше.

Но меня интересовали не пешие штурмовики и не конные лучники.

Я выцепил взглядом богато разодетого конника, что катался вдоль рядов печенегов и что-то орал – видимо, подбадривал воинов перед атакой. Следом за конником ехала целая орава свиты – знаменосец, копейщики, лучники, телохранители, что старались прикрыть господина щитами от гипотетической стрелы, которая могла прилететь со стороны Киева. Правда, скорее выслуживались для вида, так как стрелять с такого расстояния из лука смысла не было ни малейшего.

Но то из лука.

Я взял арбалет, глянул в прицел.

Однако.

Глаз Сирин и вправду оказался всевидящим. Я словно в прицел навороченной снайперской винтовки посмотрел, разглядев даже прыщ на бритом виске богато одетого печенега.

«Левее», – прозвучало у меня в голове.

Я повел арбалетом чуть влево, понимая, что сейчас Пресс выполняет за меня работу снайпера, хорошо знающего тактико-технические характеристики своей винтовки. Но у меня в руках была не винтовка, а совершенно незнакомое оружие, из которого я не стрелял ни разу. Потому приходилось доверяться… блин, шлему-телепату, любящему подзакусить кровью и раздавленными мозгами. Офигеть. Напиши такое в мемуарах, тот, кто читать это будет, сто процентов подумает что-то типа: «А что пил автор и закусывал ли?»

«Выше…»

Я подчинился, плавно приподняв арбалет.

«Бей!»

Тетива щелкнула, словно пастуший хлыст, и я, будто в замедленном фильме, увидел сквозь прицел удаляющийся серебряный хвостовик болта, с некоторой тревогой ощущая порыв ветра слева, которого не было долю секунды назад. Получается, шлем знал о нем? Может, и знал. Чему-то вообще имеет смысл удивляться, если у тебя на голове говорящий железный колпак, выполняющий функции корректировщика?

А между тем знатный печенег рывком развернул коня, раскрыл рот и поднял руку для того, чтоб криком и решительной отмашкой послать своих воинов на штурм.

Но отмашки не случилось, как и крика, потому что арбалетный болт вошел ему точно в рот – а дальше случилось странное.

Вроде не разрывной пулей я стрелял, однако полные щеки печенега вдруг взорвались кровавыми фонтанами, после чего верхняя часть головы отлетела в сторону вместе со шлемом. Жутковатое зрелище – сидит на коне всадник, а у него на шее только нижняя челюсть осталась, из-за которой вверх фонтанчик крови хлещет, заливая багровыми пятнами дорогую одежду. Вот, значит, как выглядит смерть неминучая от когтя птицы Гамаюн, о которой говорил богатырь в гриднице…

Произошедшее и печенеги увидели – свита и те пехотинцы, что неподалеку стояли. И враз завыли в голос, побросав оружие и упав на колени. Многие закрыли лица руками, кто-то бился головой о землю. И вой этот, как волна от брошенного в воду камня, несся над ордой, и один за другим как подкошенные падали на колени печенеги, сраженные великим горем.

Ну да, погоревать – это у степняков национальное. Помнится, Европа была не завоевана полностью ордами Угэдэя лишь потому, что сам он умер, и масштабный поход на Запад сдулся, так как не до фигни стало – надо было возвращаться назад и нового хана выбирать, а это всегда дело непростое, долгое и кровопролитное.

Попович, что стоял рядом со мной, резко развернулся и махнул рукой.

Караульные у ворот быстро сняли тяжелые засовы – и на мост хлынула русская конница с Ильей Муромцем во главе.

А дальше была бойня.

Степняки даже не особо сопротивлялись, большинство лишь старались убежать подальше. Всадникам было проще – они, увидев огромного богатыря, который несся впереди дружины в сверкающих доспехах на бешеном коне, рванули прочь. И многие из них, кстати, свалили на своих низкорослых лошадках, умеющих в случае надобности очень шустро перебирать ногами.

Пехоте повезло меньше.

Ее рубили мечами, протыкали копьями, топтали конями. Тех, кто, потеряв голову, пытался бежать в сторону Киева, снимали со стен лучники. А остальным просто некуда было деваться в чистом поле.

Отдельные группы пехотинцев, одумавшись, пытались организовать сопротивление, однако против конного удара это плохо помогло. Да, пару всадников сбили стрелами с коней, но остальные тут же превратили лучников в куски рубленого, окровавленного мяса.

Бойня продолжалась до заката. Всадники гоняли по полю остатки орды, добивая сопротивляющихся и беря в плен тех, кто сложил оружие. Я же, устав смотреть на это, спустился со стены и пошел в гридницу. Надеюсь, обратно в подвал не посадят. Пирожки давно закончились, и жрать хотелось просто зверски. Я помнил, что в гридне на столе оставалось немало снеди. Вот подкреплюсь маленько, найду охапку сена и свободный угол и спать завалюсь. День выдался нервный, и теперь организм настоятельно требовал дозаправки с последующим отдыхом.

Однако на этот раз в гриднице было людно. Девчонки, что прислуживали богатырям, старались вовсю – убирали объедки, оставшиеся после прошлого пира, и вновь накрывали на стол. По ходу, готовились к приему воинов, уставших после боя.

Я не успел порог переступить, как ко мне подбежала молоденькая служанка.

– Чего изволите, господин? Покушать аль чего еще?..

Но, заглянув в глаза, аж взвизгнула:

– Девоньки, так это ж тот самый богатырь, что Володарю окаянному волшебную стрелу в пасть вогнал!

Блин… Тут я понял, что такое тяжкое бремя славы…

Показалось, что девчонки набросились на меня все. Звонко пища на разные голоса, потащили к столу и вмиг навалили передо мной столько жратвы, что я за неделю бы все не съел. При этом то одна невзначай круглой попкой о плечо потрется, то другая, поднося кружку с квасом, чуть не по носу мазнет полной грудью.