На свободное место - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/100
• Следующая

— Там пусть свои примеривают, — зло отрезаю я. — А эти, милый человек, я из рук не выпущу, понял? Не мои они.

— Так я тебе гроши оставлю.

Я знаю, что Лехе уже не выйти просто так из этого дома. Стоит ему показаться на улице, как его возьмут под наблюдение и он сам приведет наших ребят к месту, где спрятан пистолет, или к его истинному владельцу. Может быть, он приведет нас к Чуме? Или к третьему, если он существует? Однако отдавать Лехе патроны я все же не должен. Еще не хватает снабжать этих гадов патронами, даже если подойдет только один. Это может стоить одной человеческой жизни. Кроме того, такая подозрительная доверчивость — отдать ему все, а главное разные патроны, большинство из которых ему не подойдет, при их очевидном дефиците, способен только последний «лопух», и это может насторожить Леху или того, другого, к кому он понесет патроны.

— Значит, так, — решительно говорю я, поворачиваясь к Лехе. — Хочешь маслята примерить или нет? Давай сразу говори.

— Хочу, — не задумываясь, отвечает Леха.

— Тогда ноги в руки, и пошли, — все так же решительно заключаю я. — Так и быть, гляну, что за пушка у вас.

— С тобой… ехать?

— Со мной. Чего вылупился? — усмехаюсь я. — Не бойся, не обижу.

— Ну зачем обижать, — неуверенно гудит Леха, все еще не придя в себя от моего неожиданного решения. — Мы зазря тоже никого не обижаем.

— И того, значит, не зазря, — вполне к месту интересуется Илья Захарович. — За дело, выходит, а, Леха?

— За дело, — хмуро соглашается Леха.

— Как же вы с ним перекрестились, ежели ты первый раз в Москве, а он, выходит, тутошний? — не отстает Илья Захарович.

— Он тоже из наших мест.

— Чего же вы его там не завалили, у себя? — удивляется Илья Захарович.

— Чего проще-то, лопухи?

— Значит, надо было так, — недовольно отрезает Леха и предупреждает: — Не цепляйся, дядя Илья. Больше трепать об этом деле не буду. Нельзя.

— О! — поднимает палец Илья Захарович и обращается ко мне: — Видал, Витек? Я ж тебе говорю, деловой мужик, — указывает он на Леху. — Вполне можешь доверить ему… кое-что. Как он нам.

— Ну, так как, едем, что ли? — спрашиваю я таким тоном, словно проверяю Леху, «деловой» он мужик или так, и в самом деле мелочь пузатая, как выразился Илья Захарович, и можно ли вообще с Лехой иметь дело.

— Некуда пока ехать, понял? — горячо, даже с каким-то надрывом отвечает мне Леха, как бы принимая мой вызов и изо всех сил демонстрируя искренность.

— У Чумы она, пушка-то. Его она. А маслят нет. Он чего хочешь за них отдаст.

— Ну, а за чем дело?

— За Чумой и дело, — все так же горячо отвечает Леха, совсем утеряв свою сдержанную солидность. — Мы как в тот вечер разбежались, так и не сбежались пока. Побоялся я по тому адресу идти, куда меня ночевать определили. К бабке одной. Вот к вам, значит, прибился. Ну, Чума меня и потерял. И я про него пока ничего не знаю.

— Ну и что дальше? — холодно и напористо продолжаю спрашивать я, словно экзаменуя Леху.

— А дальше вот — звоню Музке-Шоколадке, бабе его, — охотно продолжает Леха. — Она по телефону темнит. Чуму даже называть не хочет. Встретиться, говорит, надо. В городе. К себе, видишь, не пускает.

— А вообще-то ты с ней знаком?

— Какой там знаком. Издаля видел два раза.

— Чума у нее живет?

— Хрен его знает. Может, и у нее.

— Ну, и как же ты его теперь найдешь? — спрашиваю я.

— А вот с Музкой-Шоколадкой в четыре часа свидимся, она и скажет. Отсюда до Белорусского вокзала далеко?

— Отсюда куда хочешь далеко, — рассеянно отвечаю я. — Это же конец Москвы.

Однако и болтлив же стал Леха. С чего бы вдруг? Неужто так напуган? Положение у него, конечно, такое, что не позавидуешь. Это он видит. Вот-вот задымится, если не сгорит. Хотя на паникера он никак не похож. Он мне кажется парнем крепким. Впрочем, чужая кровь на руках многое меняет в психике. И состояние его сейчас необходимо использовать.

— Ты помни. Намертво себе заруби, — внушительно говорю я ему. — Если за тобой мокрое дело, это всегда может вышкой обернуться. И ты тут никому не верь. Ни богу, ни черту. Вот твой Чума, к примеру. Ты его как знаешь?

— Этот по гроб свой.

— По гроб никто не свой, помни. Ни брат, ни сват. Только мать, понял? У тебя она есть, мать-то?

— Ну, есть… — неохотно отвечает Леха.

— Во. Больше на свете никого у нас нет. Никто по тебе не заплачет.

— Чума — кореш мой старый Чего у нас только не было, упрямился Леха, — ни разу не подвел. Так что будь спокоен.

Он, кажется, готовит меня к встрече с этим Чумой.

— Ха! — иронически восклицаю я. — А чего у вас было-то? Морду кому вместе били? Или из ларька шоколад утянули пацанами еще?

— Было кое-что получше, чем ларьки, — самодовольно возражает Леха.

— Где работали?

— У себя.

— Это где же?

— В… Южноморске.

— Ишь ты. У самого синего моря, значит?

— Ага.

— А тебя оттуда отдыхать отправляли?

— Было дело, — невольно вздыхает Леха. — Два раза хватали. Двояк и пятерку имел. Сто сорок четвертая, часть вторая и восемьдесят девятая, тоже вторая часть. По двум крестили.

Насчет первой статьи у меня сомнения не возникают, скорей всего квартирная кража, это вполне к Лехе подходит. А вот насчет второй статьи он, скорей всего, врет, цену себе набивает, авторитет. Это у них водится Никак к нему эта статья не клеится — крупная кража государственного имущества группой или с применением технических средств. Конечно, врет.

— Где последний раз сидел? — продолжаю спрашивать я.

— В Мордовской, строгого режима, — с оттенком хвастливости даже сообщает Леха. — Там Чуму и встретил. Там и скорешились. Из наших мест оказался. Потом вместе и вышли.

— А у него в Южноморске кто?

— Мать, жена и дочка, — усмехается Леха. Три бабских поколения по нему ревмя ревут.

Я смотрю на часы и говорю:

— До Белорусского нам переть долго. Пора, Леха, двигаться.

Говорю я это таким тоном, словно вопрос о нашей совместной поездке уже давно обговорен и решен.

— Ага, — беспечно и как будто даже обрадованно подхватывает Леха Пошли. Эх, познакомлю я тебя с такой кралей, что закачаешься.

И мне почему-то кажется, что игра у нас с ним пошла взаимная, и притом серьезная.

В то утро, когда мы расстались с Валей Денисовым, он вернулся к себе в комнату и, скинув пиджак, принялся за работу.

Валя вообще, надо сказать, щепетильно аккуратен и педантичен, как старый холостяк, во всем, а в работе особенно. Я уже рассказывал о нем. Он никогда ничего не забывает, он все собранные сведения по делу, даже самые мелкие и, казалось бы, пустяковые, располагает так точно и аккуратно, что становится в сто раз легче работать дальше.

И одет Валя всегда очень тщательно, я бы даже сказал — франтовато. Известная пословица «по одежке принимают, по уму провожают» в первой своей половине вовсе не несет иронического оттенка А вообще внешность Вали Денисова многих вводит в заблуждение: невысокий, худощавый, изящный такой, белокурые волосы подстрижены весьма модно, на узком лице большие задумчивые голубые глаза, тонкие руки музыканта и эдакая благородная бледность разлита на челе. Ну, прямо-таки бедный Вертер с его страданиями, а не оперативный работник милиции. Валю надо хорошо узнать, чтобы это впечатление исчезло. Ну, а для некоторых его обманчивая внешность оборачивается крупнейшими неприятностями.

В то утро Валя, как всегда, основательно принялся за дело. Прежде всего, по имеющемуся у него номеру телефона он узнал, какому учреждению этот телефон принадлежит. Он поступил куда проще, чем обычно в таких случаях официально принято. Он сразу позвонил по этому телефону и вежливо осведомился:

— Извините, девушка, это поликлиника?

Веселый женский голос ему насмешливо ответил:

— Я, молодой человек, скоро уже бабушкой буду. А во-вторых, это не поликлиника. В поликлинику, случается, после нас попадают. Или в милицию.

• Предыдущая
• 5/100
• Следующая