Вперед в прошлое! (СИ) - Ратманов Денис - Страница 48

— Все, конец, — сказал я.

Гаечка прохрипела, отползая к покрышкам, вкопанным в землю, и усаживаясь:

— Нам всем, да, конец.

Пошли синонимы к слову конец, когда они кончились — неологизмы и антонимы. Всем было очень весело, Сашка так влилась в коллектив, словно всю жизнь с нами дружила. В прошлой жизни ни за что ее не взял бы в команду: баба — да в мужском коллективе? Стыд и позор!

Отдышавшись, Илья сказал:

— Так пойдем смотреть подвал?

— Какой подвал? — в один голос воскликнули Димоны.

Илья объяснил:

— В моем доме есть огромный подвал, а ключ у отца. Там можно убрать, тусоваться и тренироваться. Летом-то и на улице можно, а когда дождь?

— Че, прям можно самим приходить и делать, что хотим? — недоверчиво прищурился Минаев.

— Условие: не курить и не бухать, но мы этого и так не делаем.

— Мелкий твой пусть стены разрисует, — поддержала нас Гаечка. — Я матрас старый принесу, чтобы заниматься в партере.

А девчонка-то в теме, слова-то какие знает!

— Я — магнитофон, — сказал Димон Чабанов, и Рамиль сразу скаламбурил:

— А-ах-ха, человек-магнитофон!

— У Пашки кассет валом, я знаю, — вывела меня на чистую воду Сашка. — Вот это будет крутяк!

— Только никакой попсятины! — поставил условие Илья.

— Хэви металл! — Минаев показал «козу».

В девяносто третьем металлисты и люберы перевелись, готы и гранжи еще не появились, остались только панки, в которые подалось самое дно общества и опозорило субкультуру. Та самая гопота, что не мылась месяцами, нюхала клей и жрала таблетки и считалась панками.

Мы все направились к Илюхе в подвал дружной толпой, предвкушая приключение. Вход туда был внутри подъезда: крашеная в синий дверь сбоку от лестницы, с проступающими пятнами ржавчины. Пока шли, я воображал огромный амбарный замок, то тут была обычная замочная скважина.

— Там канашка не течет? — с сомнением спросила Гаечка.

— Течет, — сказал я страшным шепотом, — мутаген разлился, и все мы мутируем.

— Кавабанга! — радостно объявил Илья.

В той реальности подобные места были притонами, где варили ширку и кололись. Помню, когда учился в десятом, такой злачный подвал образовался под домом у школы, Наташка туда периодически сбегала. И для нас всех «пойти в подвал» стало синонимом слова «опуститься».

Повзрослев, я слышал, что бывали и более позитивны подвалы: там устраивали видеосалоны, качалки и секции единоборств.

Илья открыл дверь, снизу дохнуло сыростью и пылью, и в моей душе что-то екнуло. Что-то нереализованное, запретное, я снова стал мальчишкой, пробирающимся сквозь тьму в неизведанное, и почему-то казалось, что говорить надо шепотом, а идти — на цыпочках.

Похоже, казалось не только мне, потому что Гаечка прошептала:

— Фонарь кто-нибудь взял?

— Там есть свет, — успокоил Илья, щелкнул выключателем, и взору открылся длинный коридор с рядками запечатанных дверей. Лампочек, свешивающихся с потолка на проводах, было всего три, но это фигня, можно подключить и больше. Что мне не понравилось: узко, мало пространства, негде развернуться. Словно прочтя мои мысли, Илья сказал:

— Там дальше — огромный зал.

И мы направились по гулкому коридору. Все воровато оглядывались, будто ожидали, что на них вот-вот нападет чудовище. Зашумели трубы за очередной дверью — Рамиль шарахнулся и чуть не угодил в объятия Гаечки. Мне подумалось, что по сравнению с такой Гаечкой Меликов — Вжик.

Интересующее нас помещение было в самом конце коридора: трубы в пыльной изоляции под потолком, одна стена кое-как оштукатурена, вторая — кирпичная, где красовалась надпись «Сектор Газа».

— Н-да-да, — протянул я, и по пустому залу заметалось эхо.

На полу — куски штукатурки и обломки кирпичей, колышутся простыни паутины, свисают потроха стекловаты с теплоизолированных труб.

Илья протопал в центр, встал в круге света под лампочкой, как актер на сцене театра.

— Вот у той стены диван поставим, родители отдадут. И стол. Тут все поубираем и маты положим.

— У меня старый матрас есть, — напомнила Гаечка и прошла к стене, погладила ее. — Плакаты повесим, красоту наведем, круто будет!

— Короче, — сказал я, — завтра воскресенье, в школу не надо. Берем веники, ведра, тряпки и идем убирать подвал. Будет у нас тут штаб и координационный центр.

— Так а магнитофон куда включать? — спросил Рамиль.

Я прищурился. Теоретически можно врезаться в сеть и вывести несколько розеток: вон тебе, пожалуйста, провод. А практически… в электрике я смыслю только теоретически. Так что придется подыскать мастера, иначе можно весь дом оставить без света, жители выяснят, что у них в подвале завелись подростки, и нас отсюда изгонят.

— Пока на батарейках пусть работает, потом посмотрим, — сказал я.

— У меня брат электрик, — призналась Гаечка. — Могу его запрячь.

— До этого момента, как до Москвы раком, — остудил ее я. — Сначала порядок наведем, обживемся, а там посмотрим.

— Вообще — круто, — вынесла вердикт Гаечка.

Я смотрел на них и глазам своим не верил. В прошлой жизни мы с Ильей были вдвоем против всего мира. Гаечка казалась непредсказуемой и опасной. Димоны — занудами. Меликов — непонятной диковинной зверушкой, а теперь все эти дети притянулись к центру, и этот центр — мы с Илюхой.

— Все, давай по домам, — предложил я. — Завтра встречаемся у подъезда в два дня: надо матери в огороде помочь.

— В два дня, — задумчиво проговорил Меликов.

Мы потопали назад, воодушевленные на грядущие подвиги. Когда пришла пора расходиться, Гаечка схватила за руку и жалобно попросила:

— Паш, а у тебя «Металлика» есть? — Я кивнул. — Дашь послушать?

— Конечно, завтра и принесу.

Мы дали друг другу «пять» и разбежались по своим норам.

А дома меня впервые за долго время ждали сытная еда и покой. После того, как ушел отец, появилось ощущение свободы, как если бы давила-давила плита, и вот ее не стало. Или наблюдали вертухаи с ружьями, а потом оп! — и никого нет.

Только мама слонялась из угла в угол скорбным призраком, шипела на нас — видимо, винила в своем разбитом счастье. Ей бы до понедельника продержаться, а там глядишь и на работу вызовут, и будет ей чем голову занять.

Натка читала «Мушкетеров», развалившись на моей кровати, Борис, высунув язык, перерисовывал геометрические фигуры из учебника, который я ему купил. Вот только мне чем заняться? Разработать бизнес-план и примерно рассчитать, сколько я заработаю и сколько на что потрачу? Так я понятия не имею, что почем будет в этом году. Абрикосы, например.

Здесь пик их созревания — середина июля, но в Армении и Грузии они спеют на месяц раньше. Не каждый отважится везти их в Москву, а наш город — относительно близко, большой, богатый, и центральный рынок наводнен товарами с Кавказа.

Я заварил чай — черный, блин, байховый, никаких тебе изысков! — улетел мечтами туда, где у меня все получилось и все счастливы, но мои мысли оборвал звонок в дверь.

Я напрягся. Неужели у папани хватит совести припереться после того, что он тут устроил?

Открывать рванула мама. Я наблюдал за ней краем глаза: с надеждой припала к глазку, потухла, открыла дверь, и в квартиру ворвался женский голос:

— Оленька, привет! — К маме полезла обниматься маленькая круглая тетенька, которую я не помнил.

— Вот и здравствуйте! — сказали глубоким грудным голосом, и мне представилась разбойница из «Снежной королевы».

Вошла высока русоволосая девушка со стрижкой, как у Натальи Варлей, и в мини-юбке, поставила объемную сумку у двери и полезла к маме обниматься.

Это кто такие? Всех маминых подруг разогнал отец. Предположив, что гостьям захочется засесть на кухне, я ее освободил и переместился в зал, на Борькину кровать. Что происходит в прихожей, я не видел, но слышал.

— Мы знаем, что случилось, — сказала высокая. — Вот, держи, всем коллективом собирали…

Мама что-то забормотала, но гостья была непреклонна.