Вперед в прошлое! (СИ) - Ратманов Денис - Страница 28

— Бывай! — я махнул рукой и пошел дальше, не оборачиваясь.

— Я должна знать имя своего спасителя! — крикнула она вдогонку.

— Павел. — Я все-таки обернулся и помахал ей.

Странная. Как из другого мира. Глазища эти огромные зеленющие и волосы русые, будто невесомые, и сама — тростинка. Точно, она напоминает побег тростника с пышной шапкой пушистых волос. Сколько ей лет? Точно больше шестнадцати. Или нет? Не разбираюсь я в возрасте детей.

Возле морвокзала уже кипела торговля, я поспешил на мол и с радостью обнаружил рыбаков, таскающих полные подвесы. Пошла, родимая! Я прибавил шагу, побежал, радуясь еще и тому, что голова не болит. А вон и Наташка, а рядом с ней кто рыбачит — Илья? Похоже на то. И Леонид Эдуардович, его отец. Заметил меня, мужчина встал, помахал рукой.

Я взобрался на второй ярус мола, ответил на рукопожатье. Леонид Эдуардович протянул мне откупоренную стеклянную бутылку «колы». Я набегался, и захотелось пить, потому сперва приложился к горлышку и только потом сообразил, что он мне только что преподнес шикарный подарок. Спохватившись, уставился на этикетку, заставил себя просиять:

— Ух ты — настоящая! Спасибо! Натка? — Я протянул сестре бутылку.

Сестра как раз сняла с крючков очередную партию рыб, с радостью приняла лакомство заморское и принялась пить не торопясь, маленькими глотками, иногда прерываясь и глядя на этикетку.

— Спасибо! — Она кивнула мне, Леониду Эдуардовичу, оставила немного колы и продолжила рыбачить.

— Круговорот «спасибо» в природе, — задумчиво проговорил отец моего лучшего друга. — Если кто и должен повторять это непрестанно, так это я. Они собирались вынести даже одежду, даже подушки, не говоря о прочих ценностях. И деньги, которые я Илье на учебу откладываю, ведь просто так сейчас не поступить.

— И в ваш институт? — уточнил я.

Он махнул рукой.

— Я хочу, чтобы он поступал в Москву.

А в итоге Илья пойдет со мной на военного. Пошел бы. Теперь — конечно нет.

— Но это неважно. Важно то, что ты сделал. Мне Роза, соседка, от которой ты звонил, все рассказала. И про то, как ты с голыми руками на вора пошел, и о том, как просил ее присмотреть за милиционерами. Ты рисковал, хотя мог этого не делать.

Он смолк, словно ожидая какого-то ответа, и я процитировал то, что давно крутилось на языке:

— Мне на плечи кидается век-волкодав, но не волк я по крови своей. Илья мой единственный друг, он мне ближе, чем родители. Как брат. И уверен, что Илья сделал бы ради меня то же самое.

Леонид Эдуардович зажмурился и потер переносицу, отвернулся, но я успел заметить, как заблестели его глаза.

— Я хочу отблагодарить тебя, — проговорил он севшим голосом.

— Придет время, и я попрошу у вас денег взаймы, если сам не выкручусь. Не навсегда — с возвратом. А сейчас я благодарен вам за Илью. Без него мне пришлось бы куда труднее.

— Очень рад, что у моего сына такой друг, — улыбнулся он. — Снасти оставь себе, они тебе нужнее. Это самое малое, что я могу для тебя сделать. — Он поднялся и помахал рукой: — Ни хвоста, ни чешуи!

К тому моменту Илья и Наташа наловили по полведра. Когда Леонид Эдуардович удалился, я сгрузил улов в одно и отправился торговать на остановку, прихватив сестру — не одному же мне зазывалой работать? Да и научить ее надо. Пока шел мимо торговцев, начал нахваливать рыбку и по пути накалядовал пятьсот рублей. Да плюс тысячу пятьсот за полтора часа на остановке.

Вернувшись, сменил сестру на удочке, хотя она сопротивлялась, и Илья уступил ей свою, удочки ведь теперь наши.

К четырем вечера у нас было по две тысячи на каждого. Да плюс те три, что я заработал раньше — как раз пять долларов получалось! Теперь пора идти к меняле. Время такое, что если ты мал и слаб, большой процент вероятности, что тебя кинут или обворуют — что ты можешь противопоставить грубой силе?

Но мне почему-то казалось, что тот меняла нормальный парень.

Я разровнял смятые купюры, еще раз их пересчитал и побежал к валютчику, пока он не ушел.

На место я прибежал в полпятого. Меняла узнал меня, помахал издали, жестом подозвал к себе и подмигнул.

— Курс, между прочим, уже девятьсот шестьдесят, но я слово держу. Тебе сколько?

— Пять, — сказал я. — Больше не заработал.

— Ты по карманам, что ли, шуршишь? — спросил меняла и соблаговолил представиться: — Кстати, я тоже Павел.

— Очень приятно, тезка, но нет. Рыбу продаю, — не стал кривить душой я. — Ставрида нужна? Хорошая идет, крупная, всего двести рублей кило. — Я показал исцарапанные руки — ставрида и уколоть острым плавником может.

Меняла прищурился, словно изучал диковинное насекомое, почесал гладко выбритый подбородок.

— Странный ты какой-то. Нет чтобы «сникерсов» набрать. На фига тебе доллары?

— Бизнес хочу начать, — честно ответил я.

Меняла так заразительно заржал, аж мне самому весело стало. Я представил себя на его месте: стоишь ты такой напонтованный, голда такая, что в море свалишься — на дно потянет, телки наверняка в очереди стоят. Все у тебя везде схвачено: и с ментами, и с братвой. И тут подходит сопляк безусый и про бизнес начинает втирать.

— Я к тебе буду обращаться если что, — сказал я, нисколько не обидевшись. — Ты на человека похож. Бывай!

Я побежал к своим, а к меняле сразу же подошла торговка покупать доллары.

Пробегая мимо старьевщиков, я притормозил: вдруг что интересное найдется. Книги, книги, причем те, что как-то заводились в каждом доме, но которые читают совсем уж от безнадеги. И у каждого второго — труды строителей коммунизма: Ленина, Маркса, Энгельса, сгруженные с парохода современности на газеты.

Возле седого бородатого дедка, торгующего акварельками из открытого дипломата, я притормозил. Акварельки были самые обычные, насколько я мог судить: пейзажи, море, голые тетки — меня привлекло потрепанное пособие: «Школа изобразительного искусства. Том 1». На выцветшей обложке — два мальчишки по пояс. Я сел на корточки, взял книгу, открыл содержание: рисунок, рисование с натуры, живопись маслом и акварелью, линейная перспектива. Я пролистал учебник: написан понятно, много примеров, построений. Красота! То, что нужно Борьке.

— Сколько хотите за книгу? — спросил я и получил по спине от толстенной одышливой бабки с авоськой.

— Посторонись. Расселси тут. Людям не пройти!

— Четыреста рублей, — сказал торговец виновато и продолжил, будто оправдываясь: — Книга хорошая, самая лучшая из учебников! Сам по ней учился. Да не надо теперь никому… искусство.

Я рассчитывал обменять баксы по курсу один к тысяче, и у меня осталось пятьсот рублей. Если бы надавить на этого старика, то можно было и за двести книгу забрать, но совесть не позволила так поступить. Видно же, что он не пропойца, а последнее доедает.

— У меня брат хочет стать художником, — поделился я. — Это ему. Если станет что-то непонятно, не могли бы вы дать несколько уроков за небольшую плату?

Старик аж помолодел и словно начал излучать сияние.

— Сейчас я телефон свой напишу! Ручка есть?

Я развел руками.

— Мы тут рыбу ловим.

— Сейчас. Я сейчас. Покарауль картины, а то растащат.

Он забегал по рядам, пока не раздобыл огрызок карандаша, отодрал кусок картонки и нацарапал номер и имя.

— Спросите Эрика из пятой комнаты. Если красок нет, так у меня все имеется: и масло, и гуашь с акварелью. Пусть приходит! Я дорого не возьму. Чисто символически, на хлеб чтобы. Двести рублей.

— Спасибо вам, дядя Эрик! Еще увидимся!

— У меня другие девять томов есть! Ну, этих книг!

— Буду иметь в виду! — обернувшись я налетел на ту же жирнющую сварливую бабку, ее телеса меня оттолкнули, как мембрана батута.

— Опять ты, щенок! — Она замахнулась на меня палкой.

Я изобразил собачий лай, наблюдая за ее реакцией.

— А ну пошел вон! — гаркнула она, я показал ей средний палец.

Подросток я или как? Сам бог велел вести себя, как придурок.

— Ах ты ж, никакого уважения к старости! — запричитала она, обращаясь к двум женщинам, торгующими уродливыми пушистыми свитерами модели «летучая мышь». Кажется, модный материал назывался «ангорка», сестра о таком мечтала.