Брысь или приключения одного М.Н.С. - Малышкина Ольга - Страница 9

В памяти возникло лицо Вовиной мамы и как она, утирая выступающие от смеха слезы, говорила: «Что-то много хохочу, как бы не пришлось плакать!». В тот момент все и случилось! Раздался визг тормозов, и от резкого толчка я и Коля, точнее, Коля вместе со мной свалился с сиденья на пол, а Тимофеич сказал что-то длинное и замысловатое.

Послышались грубые возгласы, несколько выстрелов (от которых у нас заложило уши, а потом в них еще долго тоненько звенело), и машина снова рванулась с места. Только вел ее другой – молодой парень разухабистого вида: матросский бушлат нараспашку, но под ним не тельняшка, а рубашка с косым воротом, на голове большая кепка, из-под козырька – русый чуб, рот сиял золотом (у меня даже мелькнула мысль – уж не ограбил ли он мою Кларочку?!). Рядом, там, где всего минуту назад сидела Шурочка, водрузился еще один, по виду такой же бандит, только весь в черной коже, как чекисты, что арестовали Фаину Карловну.

Налетчики гоготали и что-то весело обсуждали. Однако употребляли они сплошь незнакомые слова, так что воспроизвести их беседу не смогу. Понял одно – некий Ванька останется доволен.

– Оп-па-на! – вдруг раздалось над самой макушкой. – Гляди-ка! Малец!

Меня охватила паника – обнаружили!!!

– Что, безотцовщина дырявая, в Питер намылился? Считай, довезли тебя, домчали с ветерком! А теперь пшел вон!

«Пойти вон» было не так-то просто: сначала пришлось подняться тому, кто нас заметил, одеждой похожему на чекиста. Он вылез из машины и вытащил Колю за шиворот через просвет между передними сиденьями (я крепко вцепился в моего спасителя). Бандит протянул руку за шапкой-ушанкой, но тот, первый, окликнул: «Ладно, оставь, замерзнет пацан!» И машина, окатив нас клубами ядовитого сизого дыма, скрылась в какой-то подворотне между высокими домами (хотя и намного ниже моей девятиэтажки).

Свершилась Колина мечта – он покинул детский дом. Пусть и не так, как планировал, и даже не так, как думал я, заготавливая для побега картошку…

Повалил снег, быстро превратив Колю в белый столбик, а он все стоял на одном месте. Видимо, его план побега так далеко не простирался. А может, ему времени не хватило, чтобы все как следует обдумать. Бежать-то он собирался весной!

Я высунулся в прореху между полами пальтишка и посмотрел на мальчика.

– Знаешь, кто это был? – возбужденно проговорил Коля. – Люди из банды Ваньки Белки! Я слышал, как в детдоме про них говорили. Будто держат Петербург и окрестности в страхе! Автомобили забирают и вообще произвольничают, так что нам с тобой повезло, что маленькие!

Вероятно, за словом «произвольничают» скрывались ужасные вещи, которые произошли с Шурочкой и водителем-балагуром Тимофеичем…

Коля наконец принял какое-то решение и уверенно зашагал по улице. Я в Петербурге-Петрограде не бывал, а потому с интересом разглядывал дома, совершенно не похожие на мою девятиэтажку и даже на деревянный особняк, оставшийся в Детском Селе. Эти точно были дворцами: с колоннами, причудливыми лепными украшениями, позолотой… Жаль, из-за снегопада не удавалось рассмотреть их получше.

Впереди показалось небольшое скопление народа. Все внимательно слушали молодого человека в длинном пальто, не по сезону тонком, и без головного убора, так что волосы его уже густо покрыло белым. Из теплых вещей на нем был только длинный вязаный шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи. Юноша крепко держался одной рукой за чугунный фонарный столб, на тумбе которого стоял, а другой яростно жестикулировал – видимо, чтобы компенсировать недостаточную громкость охрипшего голоса.

Мы остановились, и Коля шепнул:

– Это митинг, а тот, кто выступает, – оратор!

Из длинной речи я понял лишь, что молодой человек убеждал собравшихся срочно перейти от слов к делу и выполнить обещание о передаче земли крестьянам. Сам он при этом больше походил на студента. Впрочем, и слушатели ничем на напоминали сельских жителей. Возможно поэтому многие из них уходили, разочарованно ворча: «А-а-а, эсер! Лучше бы сказал, где хлеба достать!»

Землей мы с Колей не располагали и продолжили путь.

Возле продуктового магазина с надписью «ХЛЕБЪ» стояла извилистая очередь. Ее конец терялся где-то вдалеке, за снежной завесой. Люди шушукались, переживая, будут сегодня «отоваривать» карточки третьей и четвертой категорий или опять нет, и если нет, то куда бежать и где искать справедливости. Другие Люди тут же сердито отвечали, что это «категории» буржуазных тунеядцев и бездельников, которые вообще не должны тут находиться, а топать на «черный рынок» и сбывать там награбленное у трудового населения.

Еще нам попалась барышня, которая громко декламировала стихи, не обращая внимания на отсутствие слушателей и облепивший ее снег. Возле нее мы тоже задержались. Не знаю, как Коле, а мне понравились строчки про пса безродного и шелудивого. К тому же там было про вьюгу и хлесткий ветер. (Они и в жизни разгулялись не на шутку!) Потом вдруг раздалось знакомое: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» И я вспомнил Шурочку и ее слова: «Это Блок!» Говорилось и про бандитов, и даже про Ваньку (уж не того ли самого?!). Коля замерз и потопал дальше, так что я не узнал, чем закончилась поэтическая история.

Пробираться то мимо очередей, то сквозь митингующих нам пришлось не раз. Каждый оратор агитировал за что-то свое: кто за мир любой ценой, кто за войну до победного конца. Я не понимал, как Люди определяли, за кем следовать, только все больше осознавал, в какое сложное и тяжелое время метнула меня судьба-злодейка, прикинувшаяся сладким эликсиром!

Коля остановился перед подъездом трехэтажного дома. Хотя «подъезд» – это я по старой «послереволюционной» привычке. Над крылечком в две гранитные ступени возвышалась высоченная дубовая дверь с резными выпуклыми узорами, над ней нависал кованый козырек, а по бокам прилепились белые колонны. Красоту портили две широкие доски, крест накрест прибитые к створкам, так что войти мы не смогли. Такими же досками были заколочены окна.

Коля присел на верхнюю ступеньку.

– Вот, Белыш! (Это он для меня такое имя придумал.) Здесь я раньше жил.

Видимо, мы добрались до того места, куда он собирался бежать. Наверное, надеялся встретить кого-нибудь из родственников или знакомых. Мне стало грустно, что ничем не могу помочь мальчику.

– Нужно попасть на фронт! Там папа! – вдруг решительно заявил Коля, и я восхитился его мужеством.

У меня бы не хватило смелости лезть в самое пекло! А ведь придется – одного Колю я не отпущу! Знать бы только, как выглядит «фронт» и в какую сторону нам идти…

Положение, в котором мы с Колей оказались, поставило бы в тупик даже взрослого человека, что уж говорить обо мне, белом крысюке, пусть и занимал я в прошлом ответственную должность! Но Коля (вот удивительный ребенок!) встал со ступеньки, отряхнулся от снега и зашагал прочь. Оглянулся на дом только раз, перед поворотом на другую улицу.