Прототип 2.0 | Часть II (СИ) - Диденко Александр - Страница 20

— А мой брат, значит, пускай умирает⁈ Да⁈ Я же говорил вам! С са-амого начала говорил: Сато Юки бесполезное ничтожество. Он наша надежда? Он нас спас? Он нас спас⁈ Трижды ха! Я вам скажу, что он сделал! Не рассчитал силы и всех подставил, вот что! Как будто он не знал, сколько всего от него зависит? Мальчишка не готов к таким разломам. Что он тут делает⁈

— Ну охренеть заявы, — сплюнул Сайто. — Тебе напомнить, кто тут у нас лох без маны и почему отрубился твой брат? Я же видел, он не мог кастовать огонь. Даже твоя зажигалка сдохла. Так что завались и харе срывать нервы на Юки. Что ты сам забыл в таком разломе, если не можешь себя контролить?

— Ты… Опять ты! Всё время лезешь. Ты ему кто — мамочка? За юбкой прятать?

— Телохранитель, — холодно отсёк Сайто. Пусть ему это не нравилось, но в такие моменты одно короткое слово решало тьму вопросов. — Юки у нас пацифист. Ему лишь бы трёп и торговля. По мне, так уродов вроде тебя успокаивать надо кирпичом в морду.

— Силёнок не хватит. Щитов-то нет, отважный самурай с катаной. Щелчок пальцами, и от вякающей швали останется горстка пепла. Как тебе, а?

— Я сказала, замолкните оба! — внезапно глухо прорычала Михо. Даже строгая, вечно старавшаяся держать дистанцию и высокомерный образ видящая поддалась общему нервяку. Она буквально возникла перед Хару и притянула его за грудки, заставив смотреть в глаза. — Я тебе напомню, С-спящий, что ты не дома. Здесь нет твоей короны, группы поддержки и фотокамер, ясно? Мы за вратами. Мы в рейде А-ранга. Здесь ты рядовой, который гавкает только по приказу старших. Неужели не ясно? И да, Хару… доно. Здесь нет менеджера, который бегает и подтирает твой зад. Так что подотри себе сопли сам и — действительно — возьми себя в руки. Вы, братья, берётесь за самые сложные задания, так? Я даже скажу — элита. Так вот, соответствуй. Я тебе гарантирую: ты сейчас на одном из самых сложных заданий в своей жизни. А знаешь, что я тебе ещё гарантирую? Пока ты шёл и ныл брату о страшном лесе и уставших ногах, Юки не жаловался ни на что. Скажи мне, Хару, один из великих огненных братьев… Ты отдашь за нас руку?

— П-ха! — Хару выдернул воротник, выпрямился и ядовито усмехнулся. — О да. Огромная, стра-ашная жертва: отдать кусок мяса, который за полчаса отрастёт.

Кажется, на этом переклинило всех. Сайто сам не понял, когда обнажил катану, Такеши что-то нёс про отряд и дружбу. Встал и быстрым шагом направился к ним Алет. Уж если взбесить лидера, трёпка точно ждёт каждого. Спящий — не-спящий уже будет неважно.

Всех заткнул звук пощёчины.

Вышло звонко.

Хару и вовсе замер, так и не решив удивляться ему или злиться. Великому огненному брату всё же дали по роже. И кто! Самая строгая, приверженная рангам и дисциплине видящая Осаки. Сайто злорадно ухмыльнулся. Впервые в жизни он готов был сказать, что уважает Накамуру Михо.

Мгновение тишины разбили смешки.

Кто-то присвистнул.

— Не злите женщину, — неуместно расхохотался Такеши. — Даже Спящий бессилен перед прекрасным гневом! Ха-ха! А ты молодец, Михо-чан, спасибо!

Михо коротко дёрнула подбородком и отошла обратно к раненому отцу. Накамура-старший потерял глаз и тоже схлопотал дозу яда. Он был бледен, обтекал потом, губы уже стали фиолетовыми. Повязка понемногу намокала чёрным, а в уголках губ появилась угольная пена. Один из врачей подходил время от времени, проверял. Но сделать больше, чем уже было сделано, никто не мог.

Кроме Юки.

Кроме, мать его, Юки.

Сайто оглянулся на спящего друга и тихо хмыкнул. Знал бы Юки, сколько от него ждут и как на него надеются, уже корчился бы от боли в желудке.

Со стороны Наны-чан раздался стон. Акио потянулся было к повязке, но вдруг остановился, покачал головой. Видимо, дела были совсем плохи. Красивая жизнерадостная девчонка, которая пару часов назад жарила на костре зефирки, превратилась в собственную тень. Глаза запали. Золотистый свет от опустившейся на грудь бабочки лишь подчеркнул глубокие-глубокие тени.

Бабочка шевельнула крыльями, дождалась двоих своих сестёр и впиталась под кожу. Секунда ошарашенного ожидания. Почему-то все смотрели именно на Нану-чан. Не на кого-то другого из раненых. Не на очнувшегося, толком даже не успевшего сесть Юки. Должно быть, он увидел чужое ХП и не стал даже думать, сразу, на автомате призвал свою силу.

Или просто это был единственный шанс успеть.

Нана-чан вздрогнула в судороге, резко и глубоко вдохнула, перевернулась на грудь, откашливая смоль пополам с кровью.

— Тихо… Тихо-тихо-тихо, — причитал рядом с ней Акио. — Всё хорошо. Кровь попала в желудок, наверное, и не только в желудок. Теперь, когда вы в порядке, организм просто избавляется от лишнего. Тихо, тихо…

Бормотание Акио быстро заглушили голоса остальных. Алет силой поставил Юки на ноги и развернул к оставшимся раненым. Хангаку, Накамуре-старшему, остальным, кто был у Юки за спиной. Снова вспыхнул золотой свет. За ним зелёный. Учитывая, сколько на Юки разом свалилось работы без возможности даже перекусить, Сайто был готов ловить его снова.

Хриплое болезненное дыхание прекратилось. Отряд ожил. Во всех смыслах.

Нана-чан тяжело дышала, но была в порядке. От недавней бледности не осталось и следа. По раскрасневшемуся лицу текли слёзы, кажется, от всех чувств сразу. Михо что-то говорила отцу, стягивая повязку с восстановленного глаза. Врачи порхали от одного раненого к другому не хуже бабочек. А сзади от Юки уже что-то требовал Хару.

Наверное, надо вмешаться?

Юки стоял, молча глядя на четыре неподвижных тела чуть в стороне от основного лагеря. Их лица уже закрыли тканью, но на груди одного лежали слишком узнаваемые чётки. А голову другого по-прежнему закрывала красная бандана. И мысли Юки невольно возвращались к глупому дикому вопросу: почему в грудь, а не в голову? Повязка ведь яркая, красная. Отличная мишень…

Поднять ткань Юки почему-то не решался. Стоило ли тревожить мёртвых? Смотреть им в глаза уже нет никакого смысла. Даже если эти четверо погибли из-за его слабости…

Или из-за своей?

Раз Юки единственный в мире Спящий, способный исцелять других, спасать жизни, даже гарантировать победу, то шанс попасть с ним в одну группу ничтожно мал. Верно? Шанс, что с Юки ничего не случится за время похода, что он успеет везде, всегда, ко всем, — ещё меньше. Разве такая низкая вероятность не значит, что каждый должен рассчитывать в первую очередь на себя самого?

Юки стоял и думал, что он, наверное, последняя сволочь. Бесчувственное и бессердечное дерьмо. Погибли четверо. И если исцелённые были благодарны за избавление от боли, остальные не стеснялись ни в словах, ни в обвинениях. Что бы ни делал учитель, половина отряда кидалась на Юки как пираньи. А те, кто молчал, не прятали острых обвиняющих взглядов.

Им Юки не отвечал.

Никому из них не отвечал, хотя очень хотелось.

Его душу захватила горькая, странная досада. Обида. Даже злость.

Юки не знал многих из этих людей, не запомнил их имён. Он вообще увидел их впервые на собрании и не пылал к большинству особой любовью. Погибли незнакомцы. Бывает. Его обвиняли незнакомцы. Бывает. Да, сейчас вокруг нет союзников, нет вообще людей, кроме этих незнакомцев, но они…

Они оставались чужаками.

И ради этих чужаков Юки без всяких раздумий отдал руку. Он прошёл через ад из боли и тьмы — и эти чужаки живы. Юки полностью справился со своей работой. Прежде чем отключиться, он гарантировал им полное здоровье и защиту, равной которой они никогда не знали. Юки справился, Юки не о чем жалеть, Юки использовал каждую возможность, что попала под руку.

Так почему обвиняют его?

Неужели все здесь, особенно эти четверо, не могли быть чуть сильнее, осторожней, лучше? Сделать всё, что в их силах. Прыгнуть выше головы, чтобы его труд, труд Юки, не был напрасным?

Вот как сейчас.

Злоба душила, коготками царапала глотку, рвалась на волю словами, которые непременно вырастут в шумную мерзкую свару. Впервые в жизни у Юки чесались кулаки. О, тут было много лиц, которые ему хотелось разбить в кровь. Жаль, что четверо из них теперь скрыты под тканью.