Измена. Дракон не стоит моих слёз (СИ) - Рейн Аурика - Страница 2

Ему нужен был наследник. А я тоже хотела детей. Мне было уже почти двадцать пять, и хотя многие твердили, что в таком возрасте ещё рано, мне хотелось быть молодой и энергичной мамой, к тому же, оставив себе про запас несколько лет активной жизни после того, как дети вырастут. Но не складывалось. И только с Кеннаном я впервые почувствовала себя как за каменной стеной.

Пока она не рухнула.

— Любишь?! — выдохнула я, и губы расползлись в поражённой, нервной улыбке. — Ты? Меня? Любишь?! Именно поэтому ты и променял меня на первую попавшуюся… Леону?

— Ты бы отнеслась к ней с уважением, — проговорил он серьёзно. — Ты ведь знаешь. Мне. Нужен. Наследник.

Каждое слово он впечатал в стол указательным пальцем, будто давил тараканов.

— Кеннан, я не буду на вторых ролях. И терпеть постороннюю женщину в своём доме не буду. И тем более — терпеть постороннюю женщину в постели собственного мужа.

— Пройдёт несколько дней — и она перестанет быть для тебя посторонней. Вы подружитесь. А насчёт постели можешь не переживать. До тех пор, пока она не разродится, я к ней не притронусь. До тех пор между нами всё, как прежде.

Он обошёл стол, остановился возле меня и привычным жестом провёл пальцами по волосам, поймал выбившуюся из неопрятной причёски прядь, намотал её на палец.

— Я вижу, ты ждала меня в моей любимой ночнушке. Иди ко мне.

Он потянул меня за руку.

В другой ситуации я бы тут же встала, и он одним сильным движением усадил бы меня на свой любимый стол. Любимый — потому что так любил иметь меня на нём.

Но я вырвалась из его рук и резко поднялась с другой стороны от кресла.

Процедила:

— Только попробуй ко мне приблизиться. Предатель.

И выбежала из его кабинета, чтобы как можно скорее запереться в своей спальне.

Пусть только попробует прикоснуться ко мне.

Боль сдавила грудь. Я глотала слёзы и что было сил лупила большие, пухлые подушки, представляя себе Кеннана на их месте. В реальности я не смогла бы причинить ему ни малейшего вреда, и от этого чувствовала себя совершенно беспомощной.

Думала, что, оказавшись здесь, обрела своё счастье. А на деле осталась у разбитого корыта.

Через несколько минут я сгорбилась и уткнулась головой в подушку. Как же хочется домой! Обратно к родным и близким, туда, где есть телевизор, где зимой грязный снег, а весной по тротуарам бегут реки. Туда, где я хотя бы знаю, что делать в трудный миг!

А здесь…

Здесь у меня был только Кеннан. И, по большому счёту, больше никого. Со всеми трудностями я шла к нему, а когда не могла, то к его племяннице, что жила неподалёку.

Но если трудность и есть он… то к кому идти?

Вечно скрываться в своей спальне было нельзя. Я несколько часов провела в одиночестве, не отвечая ни служанкам, ни Кеннану, и прокручивала в голове все возможные способы покинуть этот дом как можно скорее. Это в своём мире я могла уехать в другой город, снять комнатку у какой-нибудь бабушки, устроиться на работу по профессии или хотя бы просто официанткой. А здесь — кому нужны никому не известные дизайнеры интерьеров?

Впрочем, мысль о том, чтобы заняться здесь работой по образованию давно уже преследовала меня. Как говорится, если жизнь подкинула тебе лимонов, сделай из них лимонад! Но до тех пор, пока брак не будет расторгнут, меня не оставят в покое. Полисмены местного разлива быстро вернут меня в дом, сделав при этом убедительное внушение, что приличная женщина не должна шататься по улицам в одиночестве и тем более вести какие-то дела.

Поэтому основных задачи две: добиться развода и отыскать поручителя в мужском лице.

Ни то, ни другое не виделось реализуемой задачей.

В конце концов, когда слёзы кончились, когда на душе стало чисто, светло и свежо, я встала с постели, прошла в небольшую уборную, примыкавшую к спальне, неторопливо умылась, распустила волосы и долго расчёсывала их, распрямляя волнистые пряди, отделяя волосок от волоска. Сделала лёгкий макияж. Надела платье, которое готовила специально ко дню возвращения Кеннана. Раньше оно должно было порадовать его. А теперь оно будет оружием.

Я медленно спустилась в обеденный зал. Кеннан всегда ел в строго определённые часы, и именно сейчас я точно знала, что он будет за столом, ужинать.

Замерла на последней ступеньке: отсюда мне был виден стол, за которым они сидели вдвоём. Леона — радостно щебеча, и Кеннан — молча поедая свою порцию. Он никогда не разговаривал за столом. И редко улыбался.

Когда мы с ним встретились, меня очаровала его холодная отрешённость от этого мира. Он словно в каждый момент времени думал о судьбах королевств — не меньше, и я сама не заметила, как меня охватил азарт, желание во что бы то ни стало заставить его улыбнуться. Во время прогулок по лесу, посещений красивейших садов, ужинов при свечах он выглядел так смешно и нелепо. Высокий, широкоплечий, с печатью хмурой сосредоточенности на лице, срывал цветок и нюхал его, будто проверяя, не отравлен ли.

И со временем я стала видеть за этой маской настоящего, живого человека. А первая его улыбка стала для меня светом в конце туннеля. В момент, когда я впадала в отчаяние и была готова свести счёты с жизнью от тоски по родному миру, его улыбка озаряла мой день.

Я почувствовала лёгкое злорадство, отметив, что Кеннан рядом со своей новой женой даже не изменился в лице.

Неторопливо шагая красивыми, выверенными шагами, я прошла в обеденную и молча, не обмениваясь вежливыми дежурными фразами, села за стол. Леона некоторое время с любопытством смотрела на меня исподлобья, пытаясь скрыть улыбку, а потом стрельнула глазами в мужа. Но тот не отреагировал.

— Приятного аппетита, — сказала она тогда.

Я проигнорировала. Высоко подняв голову, провела кончиком пальца по ключицам, вздохнула и красивым жестом отрезала кусочек от отбивной. Взгляд Кеннана замер на мне. Я знала его достаточно хорошо, чтобы уловить тонкое, едва заметное изменение в его лице. Чуть расширившиеся ноздри. Дрогнувшая бровь. Глядя ему прямо в глаза, я склонила немного голову и отправила в рот кусочек отбивной.

Аппетита не было. Но живот требовательно ныл, и я заставляла себя поесть хоть немного. Пусть не думают, что меня эта ситуация выбила из колеи настолько, что я буду из-за них не есть и не пить.

Леона отставила в сторону опустевшую тарелку, позволив лакею тут же забрать её, потом привстала, чтобы взять блюдо с десертом, но вдруг охнула, скорчилась, схватилась за живот и села обратно. А потом, сделав страдальческое лицо, простонала:

— Вика, будь так добра, положи мне кусочек. А то что-то дурно…

— У нас для этого прислуга есть, — холодно ответила я, продолжая поглощать свой обед.

— Вика, — строго произнёс Кеннан. — Неужели тебе сложно оказать помощь беременной женщине?

— Беременная — не умирающая, — хмыкнула я. — Луис, будь добр…

Лакей уже потянулся за блюдом, даже не дослушав мою просьбу, но Кеннан жестом запретил ему это делать.

— Виктория эрин Кронштайн, — проговорил он. — Услужи сестре.

— Она мне не сестра, — процедила я и, бросив салфетку в тарелку, пошла прочь из обеденной. Желудок успокоился, его больше не сводило от голода, а в остальном еда вызывала только отвращение. Как и лица этих двоих.

— Какая она грубая, — услышала я за спиной, поднимаясь к себе.

Нет, находиться здесь невозможно. Уеду отсюда утром, ещё до того, как Кеннан встаёт. Пока что — к Элоизе. Кеннан не будет требовать моего возвращения сразу, пока я под присмотром его родных, и у меня будет время подумать над дальнейшими планами.

А потом… Потом я что-нибудь придумаю.

Закрыв за собой дверь, я облокотилась на неё спиной, сжала кулаки и, сткнув ими по двери, шикнула на саму себя:

— Всё, хватит реветь! Он не стоит твоих слёз.

… Кеннан вошёл без стука. С ужина прошло уже некоторое время, и я успела успокоиться, но только сейчас запоздало сообразила, что забыла запереть дверь изнутри. Впрочем, если бы он действительно захотел попасть внутрь, его бы не остановил никакой засов, никакой самый тяжёлый и крепкий замок на двери. Я демонстративно встала с постели, села за трельяж и начала неторопливо разбирать причёску. Как глупо: я сделала её специально для того, чтобы спуститься к ужину.