Дом там, где сердце - Фаррел Шеннон - Страница 3
- Предыдущая
- 3/69
- Следующая
Но и мысль о том, чтобы вернуться обратно в Фиртри и изображать там скорбящую молодую вдову, вряд ли пришлась бы ей по душе. Она не любила критиковать родителей, но не для того ли она вышла за Августина, чтобы сбежать из под их тягостной опеки и постоянного разочарования от того, что никогда не сможет влиться в их мир и делать то, чего от нее ожидают?
Единственным способом угодить им было удачное замужество. Они были в восторге, когда Августин Колдвелл оказался на светском приеме и проявил к ней интерес. По Глазго носились слухи о его несметном богатстве, о великолепном имении в Ирландии. Ее отец и мать стали активно поощрять ухаживания Августина.
Мюйрин, устав им противостоять и желая поразвлечься, в конце концов согласилась на чересчур быстро последовавшее предложение Августина. Они встретили праздник всех святых, сыграли свадьбу в канун нового года, и она не успела узнать его поближе.
– Что-то не так? – спросил Локлейн, и его вопрос прозвучал скорее утвердительно.
– Что? Нет-нет, все в порядке. Я только…
– Вам плохо? У вас такое выражение лица…
– Нет, мне не дурно, просто больно.
Она залилась румянцем, глядя на свои оголенные руки, которыми она обвила шею Локлейна.
Он проследил за ее взглядом. Но вместо ожидаемого возбуждения испытал настоящую тревогу.
– Мой Бог, откуда все эти синяки? Я не ушиб вас, когда нес сюда?
– Нет. Я несколько раз падала на судне. Видите ли, это было очень тяжелое плавание, а у меня так легко появляются синяки, – поспешно ответила она, стараясь подавить пробежавшую по телу дрожь.
– Готово, Мюйрин.
Он аккуратно поставил ее на пол за ширмой и держал за руку, пока не убедился, что она может самостоятельно сделать несколько шагов.
– Пойду попрошу еще угля в камин. Вы, наверное, замерзли. Мюйрин приятно удивила его тактичность, когда он вышел из номера, чтобы попросить прислугу принести еще угля, предварительно проверив дверь и убедившись, что сможет войти обратно.
Локлейн стянул с постели покрывала и взбил подушки у резной спинки кровати, после чего вернулся за Мюйрин, чтобы перенести ее обратно.
Он аккуратно опустил ее на кровать и укрыл покрывалом до самого подбородка.
– Принести вам что-нибудь из теплой одежды? Прошу прощения, но ваше платье испорчено, и. . . – Локлейн умолк и смущенно пожал плечами.
Мюйрин слегка побледнела, но не стала продолжать разговор о платье.
– У меня есть плотная фланелевая ночная рубашка, сиреневая, в небольшой черной сумке вон там, – показала она.
Он поднес к ней сумку, помог вытащить рубашку и надеть ее. Кое-как, ерзая, она сумела натянуть ее до лодыжек с помощью Локлейна, который был очень услужливым и внимательным, одновременно оставаясь мужественным и серьезным.
Он снова укрыл ее, перед этим еще раз взбив подушки, затем откинул с лица ее взъерошенные черные волосы и с легкой улыбкой спросил:
– Ну как, теперь лучше?
– Гораздо лучше, спасибо, – ответила она, поднимая на него свои аметистовые глаза.
Несмотря на то что Локлейн Роше был фактически посторонним человеком, который волею судеб оказался на ее жизненном пути, с ним она чувствовала себя спокойно. Хотя на вид он мрачный и надменный, с ней он ведет себя весьма обходительно. Когда-то же придется начать доверять кому-то. Теперь она осталась здесь совсем одна. Она нуждается в друге.
Кто же им может стать, если не управляющий поместья ее погибшего мужа?
– Примите это лекарство, – он протянул ей стакан с водой, в которой растворил порошок из маленького пакетика. – Головную боль как рукой снимет.
Их пальцы соприкоснулись, когда он передавал ей стакан. Он подержал его какое-то мгновение, дабы убедиться, что она его не уронит, и затем она выпила лекарство. Он поставил пустой стакан на столик у кровати, налив в него чистой воды на случай, если ей захочется еще пить.
– Схожу-ка я узнаю, почему служанка так задерживается, – произнес он, опомнившись и поднимаясь с края кровати, где сидел, восхищенно разглядывая Мюйрин в течение нескольких секунд.
Через пару минут он сам принес поднос. Еще спустя минуту, постучав в дверь, вошла горничная с бутылочками теплой воды. Она положила три из них в постель Мюйрин, а затем выкатила маленькую кровать из-под большой и положила на нее две оставшиеся бутылки, спрятав их между простынями.
Локлейн дождался ухода горничной, прежде чем ответить на немой вопрос Мюйрин, которая смотрела то на еще одну пустую кровать, то на него. Он поставил поднос ей на колени и протянул салфетку, чтобы она прикрыла ею ночную рубашку на случай, если что-то разольется.
– Из-за метели у них не хватает номеров, а идея оставить вас здесь одну меня не прельщает. По крайней мере, когда вы нездоровы. Я надеюсь, вы не возражаете, миссис Колдвелл, – смущенно сказал он.
– Вовсе нет, мистер Роше, – ответила она, покачав головой, прежде чем проглотить ложку аппетитного супа. – Вы сами-то поели? – спросила она через миг, снова встретившись с ним взглядом.
– Конечно, уже давно, – солгал он, стараясь не выдать удивления ее вниманием. На самом деле он не хотел тратиться и к тому же был настолько взволнован недавними событиями, что ему вовсе не хотелось есть.
Он продолжал на нее смотреть, все больше недоумевая по поводу ее поведения. Казалось, ее нисколько не беспокоило то, что произошло днем. Но ведь несколько часов назад у нее была такая истерика! Нормально ли это? Или она просто скрывала свои смятенные чувства, не желая показывать свое горе?
Глядя на ее изящный, совершенной формы подбородок, нос, ее искренние глаза, отмечая ее уверенные движения и осанку, на которые он впервые обратил внимание еще на пристани в Дан Лаогер, он предположил, что она избалованная, испорченная светская дама, себе на уме. Возможно, гордость больше, чем что-нибудь другое, не позволяла ей открыть кому-либо свои чувства.
Хотя Локлейн не мог притворяться, что опечален смертью Августина, он знал, как вредно таить страдания в себе. Он решил как можно деликатнее напомнить о смерти Августина, чтобы понаблюдать за ее реакцией.
Он дождался, пока она доест суп и ему нужно будет вынести поднос из номера.
– Миссис Колдвелл, я знаю, что уже поздно и вы наверняка расстроены и устали, но нужно решить кое-какие вопросы, касающиеся Августина и предстоящих похорон, – тихо отметил он.
Подбородок Мюйрин начал подрагивать, и ее голос дрожал, когда она сказала:
– Я раньше никогда не сталкивалась с чем-то подобным. Что вы посоветуете?
Он взял ее крошечную руку в свою.
– Думаю, все нужно сделать быстро и без шума. Конечно, при данных обстоятельствах не может быть и речи о поминках.
Нам, должно быть, даже нелегко будет убедить священника похоронить Августина на церковном кладбище.
Ее рука задрожала, когда она услышала эти слова, но она доверчиво посмотрела на него и согласно кивнула.
– Следует ли нам забрать его с собой в Эннискиллен?
Он покачал головой.
– Нет-нет, там будет хуже.
Локлейн не хотел говорить ей, что у них едва ли хватало денег, чтобы заплатить за номер в отеле и за еду, не говоря уже о перевозке гроба в Барнакиллу.
– С вашего позволения, я поговорю с одним из здешних священников, отцом Бреннаном, давним другом моей семьи (сейчас у него уже свой приход), не будет ли он любезен позаботиться обо всем. Если вы не знаете, что делать, вам не стоит этим заниматься.
– Это может выглядеть несколько неприлично. Но в настоящий момент я не способна все это устроить, – призналась она, снова начиная дрожать от ужаса и холода.
Он чувствовал, как ее рука дрожит в его руке. Хотя он знал, что рано или поздно придется сказать ей правду, сейчас все, что нужно этой бедняжке, – это отдых и несколько добрых слов. Он уселся у изголовья кровати, облокотившись о спинку, и положил возле нее руку. Когда у нее из глаз полились слезы, он прижал ее к себе, чувствуя, как она вся дрожит от горестных всхлипываний. Он в очередной раз подумал о том, как повезло Августину в свое время и как глуп он был.
- Предыдущая
- 3/69
- Следующая