Н 7 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 51

Я принялся загибать пальцы.

— У Лени травма, он играть не сможет. Саенко — дырка. Вреда от него будет больше, чем пользы. А так сосредоточимся на обороне, чтобы врага к воротам не пускать и мне не напрягаться, а вдруг опасный момент — справлюсь. «Шинник» — так себе соперник. А если с Семой что-то случится? Представь такую ситуацию! И подстраховать некому.

Димидко перевел взгляд на меня, и глаза его будто бы налились свинцом.

— Я сказал — нет. Нет безумию! У нас «Кардифф» на носу…

— Да плевать на «Кардифф»! Эта игра — просто представление. Что она нам даст? Да ничего. Другое дело — выход команды в вышку.

Димидко покачал головой:

— Саня, не дури, — он просканировал меня взглядом, словно попытался мысли прочесть, — даже если ты попрешься с нами в Ярославль, играть я тебя не выпущу, ясно?

Я скрипнул зубами. Все, Димидко уперся рогом — убеждать бесполезно, его бульдозером с позиции не сковырнешь. Разве что если Тирликаса на него натравить.

Настроение было пасмурным, а стало предгрозовым. Нормально себя полечить не получилось. Оказалось, что травмированные нейроны и сосуды восстанавливаются куда медленнее мышечной ткани и связок, Дарина на мои сообщения не отвечала. Дарина…

Ну, не шла она из головы, просто одержимость какая-то! И все силы уходили не на лечение и созидание, а на то, чтобы разуму договориться с чувствами.

— Ты меня понял? — с нажимом сказал Димидко и повторил: — Играть тебя не выпущу. Точка. Иди домой, лечись.

Развернувшись, он зашагал прочь, а мне захотелось шарахнуть по стене, но я сдержался. Он, черт побери, прав! Я не в форме. Наверное, и правда могу навредить себе. И единственный способ выйти на поле хотя бы к следующей неделе — вылечиться. Сам я не вытягиваю, да и с Дариной уже не вытяну — до первого октября и игры с «Шинником» осталось два дня. Я выругался, и проходящая мимо женщина отшатнулась.

Мне нужно быть на этой игре! И если Дарина не отвечает на звонки и сообщения, значит, я пойду к ней, и пусть лечит. При мысли об этом стало тепло и уютно, все проблемы будто бы отступили на задний план. Девушка сейчас должна быть в своем кабинете, и если приду и смогу убедить ее в том, насколько важно мне сейчас быть в форме, снова будет так же сладко…

Погруженный в мысли, я вдруг понял, что ноги сами радостно несут меня к ней. Саня, стоп! Я остановился — впервые за долгое время разум одержал верх над эмоциями. Сперва взяло зло — что ж я как потерпевший-то себя веду? — потом стало не по себе, словно в мозгу замигало красным: «Опасность! Опасность!»

Ломка. Это самая настоящая наркоманская ломка и желание видеть, осязать, обладать, мозги напрочь отключаются, в мыслях только Дарина. Я дважды нездоров. И если она вздумает взять меня в оборот, я сделаю все, что она хочет. А значит, если сейчас поддамся слабости, увижу Дарину, это будет срыв, я привяжусь и окончательно впаду в зависимость.

Она говорила, что нужно переломаться неделю, а потом я снова буду принадлежать себе. Я сел на скамейку, запрокинул голову и посмотрел в серое небо.

Какая же Дарина классная! Я нравлюсь ей, но вместо того, чтобы привязать, она отталкивает меня.

«И сладко мне, и тошно, пусть будет то, что будет». Мысли снова закрутились вокруг Дарины. Мне безумно хотелось, чтобы она тоже тосковала и ждала встречи, так же ежесекундно думала обо мне. С Аленой такого безумия не было, была теплая привязанность и уверенность в светлом будущем, сейчас же меня одолевает страх потерять необходимое, изводят мысли что она не одна, кто-то трогает ее или того хуже — целует… Ха, зато теперь я догадываюсь, что в мыслях у одержимых страстью и у трепетных дам, убивавших себя на могиле Есенина.

Поднявшись, я заставил себя плестись домой и думать о деле.

Если «Ростсельмаш» дисквалифицируют, то второе место наше, но если нет? А все шло к тому, что накажут лишь начальника команды, который не только устранил опасного соперника, но и кругленькую сумму поднял на ставках, а коллеги, в том числе главный тренер, были типа не в курсе. Всплыл неприятный эпизод, как этот начальник в прошлом году пытался купить защитника «Таврии», чтобы тот сделал автогол, но у футболиста не было доказательств, потому инцидент не получил огласки. А теперь происшествие приплюсовали к делу, и мужика закрыли, но «титанам» от этого не легче.

Но, если посмотреть с другой стороны, то решение не отстранять «Ростсельмаш» от игр справедливо. Допустим, наш Тирликас тихонько занимается темными делами — мы-то тут при чем?

Итак, чтобы справиться с отвратительным состоянием, нужно определиться, чего я хочу. В первую очередь — вывести «Титан» в вышку, а еще я безумно хочу Дарину. Но желание сохранить свободу воли тоже сильно, потому буду терпеть. И лечиться. Если повезет, очухаюсь за пару дней и докажу, что могу ехать в Ярославль.

Когда подошел к подъезду, навстречу вырулил Васенцов с разбитым лицом.

— Леня, а ты чего тут? — спросил я.

— Клык телефон забыл, просил меня его принести, я все равно не игрок, — прогнусил он.

Мы боялись перелома, но обошлось травмой носовой перегородки и хрящей, и все равно видок у него был, как у алкаша: синяк под глазом, слива-нос. Говорил он тоже в нос.

— Вот же попадалово, да? — Он потрогал свой нос. — Хорошо хоть Сема у нас есть. Идем, откроешь и дашь телефон, ключа-то у меня нет, я думал, ты дома валяешься.

— Как он? — спросил я, вешая куртку в прихожей, — а то продрых сутки и не в курсе.

Васенцов тоже повесил куртку и принялся раздеваться.

— Слышь, а чай у вас есть? А то я дома не успел.

— Должен быть. А если нет, заварим, заходи.

— Хреново Сема. Деморализован. — Леня вздохнул и изменил голос, придав ему трагизма: — «Я не потяну. Отпустите меня домой к маме. Зачем я вообще в это ввязался». Мы и так перед ним, и эдак, и с бубном, и гуслями — ничего не берет. Сопли до пола, апатия полная. Вот что делать?

Был бы я суггестором — тогда ясно что, а психолог из меня так себе.

— Подбодрить как-то… Да ясно, вы сделали, что могли, но и мне надо попытаться.

Я нашел заварник, поставил электрический чайник, подождал, пока он закипит, разлил все по чашкам. Одну поставил возле Лени, который уселся на место Погосяна.

Леня опустошил тарелку с печеньем и сказал:

— Я так надеялся, что ростовчан отстранят… А так — опасно. Если продуем сейчас, боюсь, не наверстаем. Еще и англичане едут по нашу душу, — он полушутливо указал на меня пальцем, — это ты их раздраконил и на нас навлек. Еще и такой позор нам предстоит.

— Думаешь, не вытянем? — спросил я, зевнув. — «Динамо» — не самая сильная команда, а выиграла у всех, кроме «Челси». Не так буржуи и страшны, а порой и предсказуемы.

Васенцов пожал плечами.

— Я бы против них не вышел. Так что вся надежда на тебя, очухивайся давай. Кстати, где телефон Клыка? Он говорил, на столе оставил или в прихожей.

Я набрал соседа по комнате — звонок донесся из туалета, куда тотчас спикировал Васенцов, а когда вышел, я проговорил, вставая:

— Пожалуй, да. Пойду очухиваться. То есть валяться.

Закрыв за ним дверь, я сразу же улегся, пробудил внутренний огонь и направил в голову, но все было, как в предыдущие разы: он рассыпался на искры, которые быстро гасли. Силы иссякали, я засыпал, проснувшись, опустошал холодильник и снова приступал к лечению. К ночи стало полегче, тошнота и головная боль ушли, но вау-эффекта не получилось, я по-прежнему был вареным кабачком. Меня шатало из стороны в сторону, и с каждым часом становилось все яснее, что Ярославля мне не видать.

Просыпаясь утром тридцатого сентября, я все еще надеялся, что после усиленного лечения организм восстановился. В Ярославль наши едут первого утром, и еще одной ночи мне хватит. Но, когда резко встал с кровати и меня повело, понял, что еще один матч нашим придется играть без меня.

Невозможность как-то помочь жутко бесила, я заявился к Димидко с советами, как строить игру, был изгнан из тренерской.