Буратино. Правда и вымысел - Конофальский Борис - Страница 9

– Ты что, не слышал? Дай мне попить и побыстрее.

– Побыстрее, говоришь? – произнёс папаша тоном, который ничего хорошего сынку не предвещал. – Ладно, не думал, что это будет так быстро.

С этими словами он схватил сына в первый раз и начал отвешивать ему увесистые пинки.

– Ой-ой, за что? – завизжал мальчишка, получая первый пинок. – Что я такого сделал? Я просто хотел попить.

– Ты меня напугал, – объяснял Карло, давая ему второй пинок деревяшкой.

– Ой, как мне больно, осторожнее вы пинайтесь своими ножищами.

– Никогда не смей ко мне подкрадываться сзади, запомнил? – очередной удар сотряс тело ребёнка.

– Запомнил, запомнил, простите меня.

– Никогда не говори мне «побыстрее» и ничего от меня не требуй. Запомнил?

– Запомнил. Да, да. Я всё понял и запомнил. Больше такого не будет, простите.

– А вот тебе ещё один пинок, чтобы ты понял, что жизнь наша полное дерьмо, – произнёс Карло и наконец отпустил нос мальчишки, – а теперь повтори, что тебе надо было запомнить?

– Значит так, – отвечал ребёнок, – вас нельзя пугать, нельзя от вас ничего требовать и что ваша жизнь – полное дерьмо.

– Молодец, – сурово сказал отец, – хороший парень. Только жизнь у нас дерьмовая у обоих. Такая наша планида, чтобы ей пусто было.

– А не скажет ли мне досточтимый синьор, – начал мальчик, – можно ли в следующий раз отделить процесс обучения от пинков, я – ребёнок талантливый, и могу усваивать информацию без подобных педагогических приёмов.

– Без пинков нельзя, – сухо сказал отец, – пинки улучшают память.

– А можно ли мне давать кому-нибудь пинки, если хочется?

– Конечно, только нужно знать, кому можно давать, а кому нет. Нельзя давать пинки тому, кто сильнее, и тому, кто главнее. Остальное лупи почём зря, чтобы уважали. Уважение – основа жизни.

– А как же различать всех этих людей? Как мне отличить, кто сильнее, а кто главнее? На них же не написано.

– Ну тот, кто больше тебя, тот и сильнее. А кто главнее, – тут папаша задумался, и пришёл к выводу, что так просто это не объяснишь, – чтобы научиться различать, кто главнее, а кто нет, нужно учиться в школе.

– И я тоже буду учиться в школе? – спросил мальчик.

– Да учись уж, всё равно бесплатно, – папаша махнул рукой, – может, выучишься на какого-нибудь инженера, врача, адвоката, а может, ещё на какого-нибудь жулика.

– Как славно, как славно, – запищал мальчишка и захлопал в ладоши.

– Э, слышь, не зови меня «достопочтимым синьором», что за моду взял.

– Хорошо, а как же мне вас звать? – деревянный человечек вылупил свои глаза на Карло и ждал ответа.

– Я – твой папаша, можно отец, можно папа, а зовут меня Карло Джеппетто – это моё имя. Понял?

– Да, Карло, то есть папа. Я всё понял. А как в таком случае зовут меня?

– Тебя? Чёрт, я ведь и вправду об этом не подумал, – Джеппетто стал чесать затылок, пытаясь придумать сыну какое-нибудь имя, но в голову лезли одни клички, обзывательства и слишком помпезное имя Сигизмунд.

– Ну, папа, какое же у меня будет имя? – продолжал приставать пацан.

– Имя должно быть, – соглашался отец, – а то интересно получается, только родился, пинков уже получил, а имя ещё нет.

– Может быть, Рафаэль, – предложил сынок, – мне нравится, красиво звучит.

– Что за глупости, Рафаэль – гадость какая.

– А может…

– Помолчи, дурья башка, отец думает, а ты его с мысли сбиваешь, – перебил сына Карло, – да, забавно получается, мальчишка получил пинки вперёд имени. Ха-ха. Пинки.., Хм… Пинки, – и тут папаша расцвёл, – Решено. Такого имени я ещё не слышал. Будешь Пиноккио. Ха-ха-ха. Пиноккио.

– Папа Карло, – загнусавил мальчишка, – а нельзя ли мне иметь другое имя, боюсь, что с таким именем я стану объектом насмешек и преследований со стороны сверстников. К тому же полагаю, что это имя будет провоцировать их на всякие недружественные действия. Посудите сами, мало того, что я сам деревянный, так ещё и имя у меня про пинки.

– Ничего, ничего, злее будешь. Жизнь, Пиноккио, тяжёлая штука. И если ты с детства не научишься бить морды и раздавать подзатыльники, то тебя просто заклюют. Запомни это. А то, что имя про пинки – это хорошо. Это ведь не значит, что пинки будут давать тебе. Может, это ты будешь пинаться налево и направо, тем более что ноги у тебя деревянные.

В общем, Карло был доволен, что завёл ребёнка. «Будет ходить со мной по городу с шарманкой, будет петь и плясать, подавать будут больше. Вон он у меня какой красавчик», – думал Джеппетто, но сын прервал поток его приятных мыслей.

– Папа Карло, простите мою дерзость, но мне почему-то кажется, что мне хочется кушать.

– Кушать? Поглядите на него, ещё нигде и ничего, а уже «кушать», – разозлился отец. – Ты мне эти замашки бросай, «кушать», видите ли, ему хочется. Я тебе не граф какой-нибудь. А ну-ка бери веник, вон стоит, и быстро чтоб подмёл каморку. И сходи за водой.

– Хорошо, папа, – сказал Пиноккио.

– А если уж совсем жрать будет хотеться – попей водички.

– Хорошо, папа.

– А я пойду, может, где сворую пожрать.

– Папа, а разве можно воровать? – изумился сын.

– Эх, ты, дурак деревянный, конечно можно. Можно делать всё, если тебе за это ничего не будет. Запомни это.

– Хорошо, папа.

– Ладно, подметай, – произнёс отец и вышел.

А мальчик остался один. Он был очень хороший ребёнок. И как всякий хороший ребёнок, Пиноккио начал подметать каморку со всей тщательностью, на которую был способен и насколько ему позволяли остатки веника. А когда он засунул эти остатки под комод, который почти развалился, оттуда послышалось:

– Поаккуратнее, пожалуйста.

– Эй, кто там? – спросил Пиноккио, заглядывая в тёмную щель.

– Это я, Говорящий Сверчок.

– А что вы там делаете, синьор Говорящий Сверчок?

– Что, что, живу я здесь, вот что. А ты тут своим дурацким веником размахиваешь, пылищу поднял, – было видно по тому, что сверчок тот ещё брюзга.

– Извините меня, пожалуйста, синьор Говорящий Сверчок, но мой папа сказал, чтобы я подмёл пол, – начал оправдываться Пиноккио.

– А ты побольше слушай этого алкоголика, может, он тебе скажет в прорубь головой. Нырнёшь, что ли?

– Синьор Говорящий Сверчок, – произнёс мальчик серьёзно, – прекратите обзывать моего доброго папу Карло. А иначе…

– Ну а что иначе?

– Иначе я не буду с вами общаться. Вот!

–Ах, ах! Какое горе! Как я напуган и расстроен. Сын алкоголика, дебил с дурацким именем Пиноккио, не будет со мной общаться. Как я это переживу?

– А вот и не буду общаться, – твёрдо заявил мальчик, – и назло вам сейчас опять начну мести. И всю пыль загоню к вам под комод.

– Ну ладно, ладно, – примирительно произнёс синьор Говорящий Сверчок, – какой ты, однако, принципиальный.

– Будьте так любезны впредь, синьор Говорящий Сверчок, не обзывать моего папу обидными словами.

– А что ты за него так заступаешься? – спросило насекомое, – он вот как с тобой обходится. Ты только на свет появился, а он уже тебя отлупил. Имя, опять же, дал какое-то дурацкое, а пожрать не дал. А ты за него горой.

– Извините, что я вам это говорю, – твёрдо произнёс Пиноккио, – но мне кажется, что наши отношения с отцом никого, кроме нас, не касаются. И с вашей стороны очень неприлично подслушивать.

– А что мне ещё делать? – взвизгнул от возмущения Говорящий Сверчок. – Тут с самого утра творится какой-то бардак, невольным слушателем которого я являюсь. Сначала скандал с девкой, потом воспитательный процесс с тобой, а я всё это выслушиваю. Что же мне, по-твоему, уши затыкать? Так мне их придётся заткнуть на всю оставшуюся жизнь.

– Хорошо, я не могу обвинить вас в том, что вы подслушиваете нарочно, поэтому оставим этот разговор.

– Оставим, – согласился Говорящий Сверчок.

Пиноккио некоторое время молчал, размышляя о чём-то своём, а затем попросил:

– А не затруднит ли вас, синьор Говорящий Сверчок, вылезти из-под комода?