Чехов. Книга 4 (СИ) - "Каин" - Страница 47

— Перестраховаться не помешает, — улыбнулась мне Виноградова. — Давайте-ка вы отправитесь к себе. Ночь на дворе и вам стоит ложиться спать, как и нашей гостье. Я отнесу ей чай и прослежу, чтобы она ни в чем не нуждалась. Не переживайте.

— Спасибо, — я поплелся по ступеням наверх, ощущая себя донельзя усталым.

В эту ночь я спал как убитый и никаких снов не запомнил. Проснулся лишь когда зазвонил будильник. Умылся, оделся и вышел из комнаты. На столике нашлась свежая газета, но прочесть ее я не успел. Внизу раздавался шум, который заставил меня спуститься в холл.

У порога меня ждала прелюбопытнейшая картина. Арина Родионовна стояла на ступенях и пыталась увещевать разъяренную женщину в цветастом платье с рюшами. Та уперла в крутые бока руки и громогласно объявила:

— Решил мне мужика испортить? В лекарню его запихнули, чтобы убогим сделать?

— Что происходит? — осторожно осведомился я.

Бабища с короткими завитыми в тугие кудри волосами уставилась на меня маленькими глазками, обведенными сиреневым карандашом и неожиданно громко запричитала:

— Это тот самый адвокат, который мужа маво из застенок вынул и в другие всунул?

— Это Лидия Евсеева, — пояснила мне Арина.

— Пришла благодарить за освобождение супруга? — без особой надежды уточнил я.

— Как теперь он вертается домой? Кто его мужиком считать станет, ежели он рюмку в рот брать не сможет? — продолжала разоряться баба. — Это вам, важным господам не надо выпить, а нам — простым работягам обязательно положено опрокинуть с устатку. Иначе посчитают, что брезгуем добрых людей и уважать перестанут.

— Что происходит? — снова спросил я, совершенно потеряв нить повествования.

— Евсеев вернется из лекарской избавленный от зависимости, — терпеливо пояснила секретарша. — И после этого, как полагает Лидия, он перестанет вписываться в общество, в котором ранее имел авторитет. То есть станет изгоем и парией.

— Ежели вы словам умным научились, то это не значит, что ими можно нас, простой народ оскорблять и строить из себя невесть кого! — взвилась Лидия. — Я, может, и не обучена, но совесть имею и понимаю, что вы жизть испортили моему мужику. Вот зачем мне такой мужик надобен? Тот, который насухую теперь станет жить?

— Я ничего не понимаю, — потерев лоб, я, наконец, задал важный вопрос, — вам надо, чтобы ваш муж пил?

— Да, — баба скрестила руки на могучей груди и уставилась на меня с подозрением. — Вы можете его вынуть из лекарской до того, как его отучат пить?

— Тогда его упрячут в острог, — резонно заметил я.

— Это я смогу пережить. Уж лучше быть супружницей порядочного каторжанина, чем недомужика, который не пьет.

— Но он же гибнет, — мягко возразила Арина Родионовна. — Ваш муж был в ужасном состоянии. Он…

— Я его жена и знаю все его состояния, — перебила ее Евсеева. — И каждое его состояние — мое дело. Никто не имел право лечить его без маво ведома. Сказано было «и в горе и болезни», — она подняла указательный палец и потрясла им. — И мне решать пить ему аль нет.

— Может все же решать станет он сам? — теряя терпение спросил я.

— Я решать стану, — пробасила Лидия. — И сейчас требую вынуть моего супружника из лекарни проклятой и вернуть в острог. А я уж буду, как хорошая жена, ждать его дома. Нормального встречу, а не убогого.

— Он ведь умрет, — почти ласково пояснила Арина.

— Значит, вдовой стану! И буду пенсию получать по потере кормильца! — выкрикнула женщина и топнула ногой.

Только в этот момент я заметил, что у ее ног стояла небольшая почтовая картонная коробка, замотанная липкой лентой. На боковине виднелось несколько нарочно прорезанных отверстий.

— А что в коробке? — уточнил я и приготовился активировать тотемы.

— Коты евойные, — спокойно ответила баба.

— Ево… что? — не понял я.

— Коты моего супружника.

— А почему они в коробке? — уточнил я, предположив, что ответ мне не понравится.

— Эти уродцы были мужнины. Мне они без надобности.

— Вы же их забрали, когда уходили от него, — напомнила ей Нечаева.

— Твое какое дело? — окрысилась бабища. — Это наша семейная собственность. Захотела — забрала!

— А почему они сейчас в коробке? — вновь спросил я, повысив голос. — И почему тут?

— Я как узнала, что муж мой в остроге, то решила, что вернется-то он нескоро. Потом мне соседка сказала, что его в лекарскую отвезли уродом делать. В любом случае терпеть этих гаденышей мне больше незачем, — не стесняясь призналась Лидия.

— Коробка зачем? — я подступил к бабище.

— Чтобы не вырвались и не прибегли домой, — Лидия насупилась.

— Вы их решили оставить где-то далеко от дома в этой коробке, а может и в мусорку выбросить? — мрачно предположил я.

— Что же я живодерка? — возмутилась женщина. — Зачем им долго мучиться?

— То есть? Что значит «долго»?

— Сбросить коробку эту в канал — делов-то. Минуты две и все будет кончено. И никто больше не станет гадить на мои тапки, — беспечно пояснила Евсеева. — Все равно ежели муж вернется, то не до котов будет. Скажу, что сдохли от тоски или старости. Помянет и дальше жить станет.

— Пошла вон, — тихо произнес я.

— Что? — не сразу поняла Лидия.

— Вон отсюда, — повторил я с нажимом и наверно в моих глазах появилось что-то нехорошее, так как баба попятилась.

Потом спохватилась и попыталась было взять котов.

— Это моя собственность. Моя…

— Только тронь — руки оторву, — проговорил я ледяным тоном и поднял коробку, которая показалась мне очень легкой. Внутри кто-то завозился, и я направился в дом.

— Если она придет снова — спусти на нее собак, — обратился я в никуда, но сделал это достаточно громко, чтобы гостья услышала.

Она быстро подхватила пышную юбку и направилась в сторону выхода из двора.

В приемной я поставил коробку на пол. В груди клокотало от злости. Арина тотчас присела рядом и аккуратно разрезала липкую ленту, чтобы сдвинуть крышку. Внутри на мятой газете сидели, прижавшись друг к другу два измученных кота.

— Пряник и Литр, я полагаю, — тихо произнесла Арина, но не торопилась вытаскивать животных наружу. Те следили за девушкой огромными глазами и разевали рты, из которых доносилось шипение.

— И что нам с ними делать? — растерялся я.

— Вы же их забрали, — напомнила мне девушка.

— Но нельзя же было отдавать этой гадине топить котов, — сказал я очевидное.

— Нельзя, конечно, — согласилась девушка и что-то тихонько забормотала.

Питомцы замерли, а потом потянулись к Арине.

— Надо им воды организовать и корму, — раздался голос Виноградовой, которая материализовалась рядом со мной. — А бабе той надо было ускорение придать. Шутка ли — убить котов. Я могу понять, как можно прибить человека какого, но кота!

— В моем доме запрещено держать питомцев без получения разрешения, — с грустью сообщила Арина. — К тому же им наверняка нужны прививки.

— Евсеев их заберет, когда вылечиться, — уверенно заявил я. — Нам надо лишь подержать их у себя недолго.

— Вот так коты в доме и появляются, — проворчал Фома, который появился в дверях с сумками, из которых торчали пучки зелени. — Ушел ненадолго, а тут уже целая коробка живности.

Я ожидал, что животные испугаются оборотня, но они лишь с любопытством смотрели на каждого из нас, включая Виноградову. Помощник закрыл дверь и спросил:

— Подкинули?

— Павел Филиппович спас их от злой женщины.

— Бабы, — поправил я и на вопросительный взгляд Фомы ответил, — и среди женщин есть бабы. Сегодня я в этом убедился.

Помощник вздохнул, поставил на пол сумку и сел на пятки возле коробки.

— Ну, мур, что ли, — улыбнулся он.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — Любовь Федоровна умильно сложила руки в молитвенном жесте. — Все же дождусь я радости в доме и замурчит наш котеич.

Я выразительно поднял брови, но призрачная дама предпочла не заметить этого жеста.

Питерский унес коробку на второй этаж, где Виноградова выделила новым жильцам миски.