Дом на могиле - Фарр Каролина - Страница 27

• Предыдущая
• 27/34
• Следующая

Пустив ледяную воду, смочила лоб и губы. Сразу стало легче. Вода оживила меня настолько, что я смогла найти аспирин. Но у меня еще не хватало сил, чтобы позаботиться об огне или раздеться и нырнуть под пуховое одеяло. Вместо этого я подошла к столу, наклонилась, ухватившись за его край, и принялась с тревогой рассматривать потайную дверь.

Шурупы по-прежнему были на месте, такие же крепкие, как всегда, так же прочно ввернутые в темное дерево, а их круглые стальные головки ярко блестели на свету.

Я болезненно покачала головой, снова осторожно подошла к выключателю и вдруг вспомнила о двери. Она, разумеется, была не заперта. Я заперла ее неуклюжими пальцами. Когда дверь закрылась, я глянула вниз и застыла как вкопанная. На ковре возле двери сверкал какой-то маленький предмет. Что-то крошечное, но знакомое.

Я наклонилась, чтобы поднять его, и застонала; мне показалось, что моя голова вот-вот расколется от боли. Я закрыла глаза и снова медленно открыла их. Блестящий крошечный предмет лежал на моей открытой ладони. Он был золотой, и я знала, что, в отличие от листа, который я видела в разрушенном доме на ферме, он не превратится во что-нибудь другое.

Это была бусинка от шумерского головного убора, возраст которого насчитывал три тысячи лет.

Не могу сказать точно, как долго я сидела, глядя на золотую бусинку. Время потеряло для меня значение. Ведь мой кошмар вдруг стал фактом. Я видела, как фигура в белом вошла в потайной ход. Я точно видела это! Исчезла там, как и появилась оттуда в моей комнате. Бусинка из чистого золота, тщательно вырезанная, служила тому доказательством. Однако страх заставлял придумывать возражения. Неожиданно я решила, что бусинка могла случайно попасть в мою одежду или туфли, когда я работала в музее, а значит, я сама принесла ее сюда. Но разум упорно противился этому. Что ж, придется выяснить, возможно ли открыть эту потайную дверь и пройти по тоннелю в музей?

Я сидела, глядя на панель за столом. Поверит ли мне кто-нибудь здесь, в Уэруолде, если я об этом расскажу? Поверит ли профессор моим словам о Карен — драгоценном экспонате его коллекции? А о Джоне или Рандолфе? Могу ли я сейчас пойти к кому-нибудь из них и сообщить, что со мной произошло?

Я вздрогнула. А что, если белая фигура — Джон или Рандолф? Мне было очень плохо. Мой ум колебался между сознанием и сном. Это вполне может быть один из сыновей профессора! Неизвестно же, кто скрывался под этим странным белым одеянием, обтягивающим его, как перчатка?

Ну конечно! Скафандр! На этом человеке был резиновый костюм для подводного плавания! Я множество раз видела их в Калифорнии, большей частью черные. На человеке из разрушенного дома тоже был такой костюм. Снаряжение для подводного плавания! Дни прав! Именно так эти люди выносят из музея украденные сокровища! Через тоннель, который, как предполагается, затоплен.

Я медленно встала и проверила замок на двери. Сердце мое возбужденно заколотилось. Профессор говорил, что потайной ход в музей идет только из моей комнаты. Другого входа или выхода нет. А Джон сказал, что от музея есть только два ключа, один у профессора, другой у него. И еще сказал, что в музее установлена современная система сигнализации и, кроме того, любой, кто входит или выходит из него, должен пройти мимо его комнаты.

Так что теперь, заперев дверь моей комнаты, я стала единственным человеком, который может воспользоваться потайным ходом и проникнуть в музей. Естественно, кроме профессора и Джона, у которых есть ключи. Но сам этот факт, что у них есть ключи, автоматически исключал их из списка подозреваемых. Им не нужен потайной ход.

Убедив себя, что мне больше не грозит никакая опасность и нет никаких оснований для страхов, я неохотно нашла туфли и фонарь. Натянув поверх платья свитер, я оттащила от стены тяжелый письменный стол, нагнулась, внимательно осмотрела шурупы, которые, как предполагалось, охраняли мой сон, и не увидела в них ничего подозрительного. Они выглядели такими же крепкими и безопасными, как Гибралтарский пролив. Казалось, никто не открывал эту скользящую панель. Вероятно, весь этот кошмар мне приснился. Бусинка случайно попала в мою одежду в музее, и я неумышленно сама принесла ее в спальню.

Глубоко ввинченные шурупы спокойно сидели на своих местах! Я поставила фонарь на стол и схватилась за ту самую резную розу, которой, как я видела, профессор Уайганд открывал панель, и крепко потянула обеими руками, ожидая сильного сопротивления. Но панель легко откатилась на смазанных бегунках, и я, потеряв равновесие, растянулась на ковре, едва подавив крик.

Еще раз себя успокоив, я медленно поднялась. Однако волосы на голове все равно встали дыбом от суеверного страха, когда, не веря своим глазам, я увидела в прямоугольнике света из моей комнаты замшелую каменную стену. Осторожно просунув в ход руку, я осветила его лучом фонаря. Он был узким. Шириной фута в три, как мне показалось, но таким же высоким, как потолки в примыкающих комнатах. Направив луч вверх, я вздрогнула. С потолка свисала причудливо сотканная паутина, и от яркого света пауки бросились врассыпную.

Я в ужасе отпрянула, сердце опять бешено заколотилось. На мне был не резиновый костюм, который мог бы меня защитить от прикосновения черных, жирных тварей, а всего лишь свитер и юбка, за шероховатую поверхность которых они могли свободно зацепиться.

С трудом собрав все свое мужество, я повернулась, чтобы рассмотреть эти непостижимые шурупы. Просунув голову и плечи в тоннель, направила на них луч фонаря. И сначала я не совсем поняла, что увидела. На задней стороне панели шурупы кончались как раз вровень с деревом. Металл блестел в лучах света. Почему? Когда Джон ввинчивал их, я ведь видела, что толщина панели, насколько я могла судить, была почти в половину меньше, чем длина шурупов. Озадаченная, я повернулась к прочной деревянной основе, держащей панель на месте, в которой шел паз для бегунков. До сих пор я была уверена, что именно в нее Джон ввинтил эти дурацкие шурупы.

Вторая половина шурупов по-прежнему так же крепко сидела в основе, металл выглядел новым и прочным, как и головки, и, судя по всему, их никто не выворачивал... Но серебряная пыль, прилипшая к дереву вокруг шурупов, подсказала мне ответ. Мне тут же вспомнился тот ровный скрежещущий звук.

Движимая любопытством, я вошла в тоннель, забыв о пауках. Задвинула панель и тщательно осмотрела ее. Да! Шум, который я слышала, производило лезвие ножовки, распиливающей винты! Я поняла, что пилили между панелью и основой, потому что местами они были поцарапаны. А тот, кто это сделал, должно быть, потом ушел через мою комнату. Я представила себе эту фигуру в белом, открывающую панель и прокрадывающуюся через мою комнату, пока я спала, по глупости вообразив себя в безопасности, и содрогнулась.

Однако, подумав об этом, опять озадачилась. Интересно, а как этот вор в белом мог проникнуть в ход, если не через музей? Как он попал сюда, чтобы распилить шурупы?

Ответ напрашивался сам собой: наверняка ему помогала Карен, его сообщница и, как я начинала подозревать, его любовница. Они, должно быть, вместе пришли в мою комнату, вероятно, пока я работала в музее или, если это был Рандолф, когда я спустилась к ужину. Человек вывинтил шурупы, открыл панель и зашел в ход. Карен снова ввинтила шурупы, замуровав его внутри. Рандолф всегда опаздывает к еде. Иногда они оба не приходили есть. Может быть, он ждал там до тех пор, пока весь дом не уляжется спать, а затем принялся распиливать шурупы?

А как же другая панель, та, что в музее? Я повернула луч фонаря и нервно посмотрела в ту сторону. Тонкий луч света в непроницаемом мраке осветил короткий ход. Паутина, казалось, висела ниже. Иногда, испуганный светом, огромный паук со стуком падал на каменный пол. Я не могла поймать его лучом фонаря, но слышала, как он с шуршанием снова быстро поднимался обратно на стену в поисках убежища в гуще паутины.

• Предыдущая
• 27/34
• Следующая