Круги по воде - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 39

• Предыдущая
• 39/57
• Следующая

— Ну чего пасть раскрыл? — грубо спросил он. — Под пьяную руку дело было. Егорка-то все равно как без памяти был. Вдарил и бросил. Опосля мы уже вдвоём пришли. Искали, искали впотьмах и не нашли. А сам он уйтить не мог. Вот и загадка. А теперича и машины нет.

— Нашли да угнали, дело какое, — пренебрежительно сказал Виталий. — Ребята или бабы по грибы пошли, вот и все.

— Шум в деревне был бы, — с сомнением покачал головой Анашин. — А машина того, битая, словом, — и обеспокоенно добавил: — А главное — парень тот где, вот незадача.

— На что он тебе?

— На что? Мне Егорку спасать надо, вот на что. Анашин, что-то соображая про себя, зло покусывал губы.

— Очухался да ушёл, — как можно равнодушнее предположил Виталий. — Где ж его теперь искать?

— После Егорки очухаешься, жди, — Анашин почесал затылок, потом решительно сказал: — Вот что. Тут ещё одна деревня недалеко. Надо на всякий случай наведаться. Может, этот гад туда уполз?

Виталий на миг вдруг представил себе ночной лес и ползущего по траве Булавкина, раненого, теряющего силы, его исцарапанные, чёрные от земли руки, услышал крик ночной птицы, треск валежника в темноте, и озноб пошёл по спине.

— Пошли, — сурово сказал он. — Не оставлю я так… тебя.

Анашин быстро взглянул на него не то опасливо, не то благодарно, перехватил сумку в другую руку и буркнул:

— Ну, пошли.

Они миновали просеку и снова углубились в лес. Тут он был реже, кустов не стало, ровный травяной ковёр стлался под деревьями. Легче стало идти. «И легче ползти», — подумал Виталий. Постепенно исчезли берёзы, ольхи и осины, остались только бронзовые высоченные сосны, изредка перемежающиеся чёрными, в седой паутине елями, под их широкими, густыми лапами сгущался влажный сумрак.

Анашин и Виталий шли теперь рядом, подгоняемые почти одинаковым нетерпением и беспокойством. Анашин помахивал своей сумкой и, разгорячённый ходьбой, казалось, совсем протрезвел. И ещё казалось, что его спутник вызывает у него все большее доверие. Во всяком случае, его просто распирало от желания излить все свои горести.

В который раз уже недобрым словом помянув жену и её «пёсий нрав», он опять перешёл на мучившую его мысль о брате.

— …Я ему, гаду, говорю: «Ну чего теперь тебе надо? На работу, слава тебе господи, устроен, выпить на что есть, погулять тоже. Какого лешего тебе ещё надо?» Так нет. Трясёт его, понимаешь, все трясёт чегой-то…

«Погоди, — зло подумал Виталий. — Теперь я за твоего Егорку возьмусь. Я его потрясу, мразь такую».

— …Чегой-то он за душой носит, — продолжал Анашин. — Чегой-то ему покоя не даёт. А тут ещё Васька, дружок его. Как сойдутся, как начнут… я только головой кручу.

«Васька? — насторожился Виталий. — Это, конечно, Носов. Так, так». И, усмехнувшись, спросил:

— Чего начнут-то? Насчёт баб небось?

— То пустое, — махнул рукой Анашин. — Промеж них ещё чегой-то есть. Не сказывают только. А я их спрашивать боюсь, ей-богу! Лихой они народ, битый. Я… А, так тебя!..

Он споткнулся о какой-то корень в траве, выронил сумку, поспешно поднял её и, открыв, проверил бутылку с самогоном.

— Цела, родимая, — облегчённо вздохнул он и предложил: — Может, выпьем с устатку, а?

— Давай, чего ж.

Они присели на траву. Анашин стал вынимать свои припасы. Делал он все это торопливо, не то от нетерпения скорее выпить, не то от желания побыстрее двинуться дальше.

Виталий еле успел незаметно выплеснуть из кружки самогон, как Анашин уже поспешно стал закусывать, громко хрустя луком. Потом вытащил мятую пачку «Севера» и, закурив, вскочил на ноги.

— Иттить надо, — объявил он.

Лес начал редеть. Слева потянулся густой кустарник, за ним сверкнула река. Впереди раскинулся луг. Душно запахло нагретой травой. Лишь редкие сосны выбегали сюда, словно не успев остановиться вместе с подругами на опушке леса.

За лугом, у самой реки, показалась деревушка. На взгорке белела церковь. Вдали по шоссе пропылила машина, за ней — другая.

— Вот оно, — мотнул головой Анашин, останавливаясь и вытирая рукавом пот. — Село Миролюбово.

«После Буяновки и Пожарова это уже неплохо», — с усмешкой подумал Виталий и заметил:

— Домов в этом селе поменьше, чем в вашей деревне.

— Раз церковь, значит село, — важно пояснил Анашин. — Ну, двинулись. Ты гляди только не отставай, — добавил он, бросив на Виталия косой взгляд.

Во взгляде этом была непонятно откуда появившаяся вдруг насторожённость. Словно Анашин уже жалел, что взял с собой этого неизвестного ему человека, с которым к тому же ещё и выпил и разоткровенничался.

«Что это он? — с беспокойством подумал Виталий. — Ведь я же как будто ничем себя не выдал». Ему тоже хотелось отделаться от Анашина, который раздражал его каждым своим словом, каждым движением и который мог теперь лишь осложнить поиски Булавкина. Но отпустить от себя Анашина было нельзя. Он мог предупредить Егора. А того надо было брать внезапно, застать врасплох и не дать скрыться. То, что Егора Анашина надо арестовать, и арестовать немедленно, Виталий не сомневался. Хотя бы за нападение на Булавкина. А там будет видно. Не зря он, конечно, трясётся. Не зря…

Они шли теперь через луг, ноги путались в высокой траве. Солнце пекло немилосердно, словно навёрстывая то, что не удалось сделать с утра.

— Как будем искать-то его? — спросил Виталий. — Документы при нем какие есть?

— Не твоя забота, — угрюмо отрезал Анашин.

— Ну, вот что, дядя, — не вытерпел Виталий. — Я тебе и вовсе, видать, не нужен. Чего ж ты меня за собой поволок?

Анашин как будто только и ждал этого вопроса. Он резко повернулся и заорал:

— Кто тебя волок?! Кто?! Сам навязался! Я тебя знаю?! Ты меня знаешь?! К водочке чужой подкатываешься?! — худое, заросшее щетиной лицо его нервно подёргивалось, в слезящихся глазах светилась злость. — Катись, откуда пришёл! А то враз накостыляю! Нужен ты мне, как… — и он замахнулся на Виталия сумкой.

— Ну, дядя, ты даёшь, — отскочив, изумлённо произнёс Виталий. — Это кто же со мной за дружбу пил? Да ещё деньги у меня на водку взял.

— Деньги?! Я небось все насквозь вижу!.. Гад ты, вот кто!..

— А ты сам кто? — задорно спросил Виталий, которого начинала и злить и смешить эта сцена.

— Я?! Порешу вот, и за себя не отвечаю! Какая хошь комиссия справку даст! Псих во мне серьёзный! Понял? Господи-и-и! — вдруг, подвывая, произнёс он. — Хоть бы подох тот стервец, что ли! Хоть бы подо-ох!..

— Ты что, в самом деле рехнулся? — сердито спросил Виталий, изумлённый внезапным переходом Анашина. — Чего кличешь-то?

— Так ведь не то засудят Егорку-то. Засудят!..

— Если тот помрёт, ещё больше засудят.

— А кто дознается? Кто? А ему на том свете, считай, уже все равно. Зачем ещё одну душу-то губить? Ой, господи!.. Ну, пошли, что ли? — уже миролюбиво предложил он.

— Ну, пошли, — вздохнул Виталий. — Черт с тобой.

«И в самом деле псих, — подумал он. — От него чего хочешь можно ждать».

И все-таки того, что вскоре случилось, Виталий не ждал.

Они пересекли луг, потом большое картофельное поле, переходившее незаметно в огороды, и, наконец, вошли на пыльную деревенскую улицу.

Около одной из изб стояла подвода. Какой-то мужчина сгружал с неё доски. Пегая лошадёнка мотала головой, отгоняя слепней.

Анашин вихляющей походкой, заранее широко и заискивающе улыбаясь, подошёл к подводе.

— Здорово, кум! — закричал он. — Бог в помощь!

— Благодарствую, — сурово ответил мужчина, продолжая скидывать доски. — Опять куролесить явился?

Анашина, видно, тут тоже знали.

— Ни боже мой! По делу я к тебе, — обиженно ответил тот.

— Делов у меня с тобой не было и нет. Давай, давай ступай.

И мужчина неодобрительно покосился на стоявшего в стороне Виталия.

— Да я ж только спросить хочу! — взмолился Анашин. — Крест на тебе есть?

— Нету креста, — мужчина скинул на землю очередную доску и выпрямился. — Ну, спрашивай!

• Предыдущая
• 39/57
• Следующая