"Колхоз: Назад в СССР". Компиляция. Книги 1-9 (СИ) - Ларин Павел - Страница 16

Готовый солод хорошенько размельчают и заливают кипятком на 12 часов.

Сусло переливают в специальные чаны, добавляют дрожжи и оставляют смесь бродить. В результате получается легкая бражка или солодовое молоко крепостью около 5 %. Чан найдется, кипяток, естественно тоже.

Брагу подвергают двум или трем перегонкам в дистилляционных кубах. Вот в качестве куба, как раз, и нужен самогонный аппарат. Главное, отделять «головы» и «хвосты», первую и последнюю порцию, которая как раз имееет сивушный запах. Идеально. После первого круга получается «слабое вино» крепостью 20 %, после второго — уже почти настоящий виски с содержанием алкоголя 70 %. Напиток разбавляют водой до 50–63.5 % и отправляют на последний этап, как минимум три года выдерживают в дубовых бочках. Идеально, если в этих емкостях уже хранились другие алкогольные напитки: они обогащают вкус шотландского виски. Трёх лет у меня, конечно, нет. Поэтому, я поступлю следующим образом. Первую партию сделаю без выдержки, по принципу текилы. Остальное — в бочки, которые, думаю, должны быть в селе, выстаиваться.

Можно вообще мутить текилу. Для ассортимента. Голубую агаву, естественно, в Зеленухах не разыскать, однако, есть свекла. Потому что утром слышал, как дядька собирался на работу на сахарный завод, расположенный, вроде, в соседнем, более крупном селе. А если есть сахар, значит и свекла точно есть. Ее можно запечь, измельчить, высушить, приготовить сусло а потом брожение и опять же по сути главный этап перегонки, который может осуществить самогонный аппарат.

Короче, пока дошел до магазина, уже представлял себя местным алкобароном. План казался мне идеальным и, в общем-то, достаточно простым. Даже вернувшись осенью в Москву, производство все равно оставлю здесь в рабочем состоянии. Назначу управляющего. Да вон того же деда Матвея… Хотя, нет. Егорыча нельзя. С его тягой к выпивке, разорюсь не успев начать дело. Дядьку можно. А что? Семейный бизнес, все такое. Да и бычок-переросток по дому ходит, его пристрою.

И вот если представить, что случится, когда деревенским дадут попробовать благородный напиток. Да они просто охренеют. Далее — выйдем на районный уровень. Потом — областной.

Я от открывающихся перспектив чуть ли не подпрыгивал от нетерпения находу. Что самое главное, конкуренции никакой. Монополист…

В магазин зашёл, улыбаясь, как дурак. Правда, едва переступил порог, улыбка медленно сползла с лица.

Это была какая-то большая кладовка с полками и прилавком, а никак не торговая точка.

— Здравствуйте …

Если честно, даже немного растерялся. Женщина, смотревшая на меня ярко-накрашенными глазами, с ресниц которых туш вот-вот грозила сорваться комьями, буквально легла на прилавок грудью, облизнув при этом морковного цвета губы.

— Здравствуй. Ты племянник Витьки Щербакова?

Мой взгляд против воли то и дело возвращался к почти вывалившейся груди, потому что не смотреть на нее сложно. Она, грудь, была очень большой и очень заметной. Продавщица, кроме нее в помещении никто не присутсвовал, соответственно, определить назначение этой дамы не сложно, в своем цветастом платье имела вырез, который, не сказать, чтоб был глубоким, но достоинство, с трудом туда засунутое и утрамбованное, оказалось слишком велико, и норовило вырваться на свободу. Рабочий халат, накинутый сверху, ситуацию никак не решал, потому что был расстегнут.

При этом взгляд, которым она, эта знойная дама, на меня смотрела, можно было бы назвать «пожирающим». Именно так. Я действительно, наконец понял смысл и значение выражения «пожирать глазами».

— Да ты не стой, проходи….

Мляха муха … Натурально оглянулся назад, проверяя открыта ли дверь. Потому что было четкое ощущение, живым меня не выпустят. Я разврат, конечно, уважаю, люблю, но по обоюдному желанию. Здесь же, очевидно, моего желания не спросят. Придется биться насмерть за свою честь. Потому что тетя эта, мягко говоря, была совсем не в моем вкусе.

— Да не, просто хлеба купить.

— Хлеба… — Продавщица глубоко вздохнула, а потом выдохнула. Грудь сначала приподнялась ещё больше, а потом медленно опустилась.

Я чувствовал себя той самой бабкой, которая обычно говорит: «Ох, и срам!». Конечно, видел до хрена разных сисек, в разных вариантах и в разной степени обнаженности. Но просто меня отчего-то поразили именно эти конкретные. Во-первых, это так-то советский союз, где секса не было, по заверению нравственно — идеологической составляющей партийной линии. Во-вторых, «снимали» меня телки неоднократно, не только я их. Но эта особа… Она недвусмысленно давала понять, что конкретно могла бы со мной сделать. Заметьте, она со мной, а не я с ней. В — третьих, продавщица, на минуточку, взрослая тетя. Это, понимаю, и есть та самая Клавдия, за чьего сына меня приняли.

— А хлеба нет… Забрали все …

— Как нет? — Я отвернулся в сторону, рассматривая полки, на которых стояли очень скудные по своему ассортименту продукты.

— Вот так… Но… если конечно поискать… Хочешь, поищем? На складе.

Вот этого я точно не хотел, поэтому медленно стал отступать назад. Хлеб, конечно, это, может, очень нужное дело, но остаться с Клавдией наедине совершенно не улыбалось.

— Тёть Клав, здрасьте.

Девчоночий голос, неожиданно раздавшийся за спиной, обрадовал меня очень сильно. Свидетели — это просто отлично. Главное, чтоб не моего позора. Ненавижу выглядеть идиотом. Главное, чтоб меня никак не связали с продавщицей. Упаси боже.

Но и сбегать из магазина было все-таки стрёмно. Мужское эго никто не отменял. Ещё от баб я не бегал. Однако знойная дама была слишком напористой, а я вообще никак не имел в планах потрахушки с перезрелыми матерьми ветеринаров. Сколько же ей лет, интересно.

А вот появившаяся столь вовремя в магазине девчонка, сразу привлекла мое внимание. Та самая Наталья, которая сидела на лавочке в день приезда. Которую приревновал один из парней.

Заметив меня, она сначала остановилась от неожиданности, слегка смутилась, но потом всё же прошла к прилавку. А вот Клавдия рада не была, ни самой покупательнице, ни очень неуместной, с точки зрения роковой соблазнительницы, «тете». Тут «съём» идёт по полной программе, а ей его рубят на корню.

Я рассматривал девочку с интересом. Она понравилась мне ещё тогда, с первого взгляда. В бо́льшей мере, наверное, ее смешливость и веселые глаза. Люблю тёлочек, которые из себя ничего не строят. Наверное потому, что в моей обычной жизни таких уже не осталось. Думают жопой, делают себе жопы и фоткают с утра до ночи жопы, а потом этими же жопами меряются, у кого круче. Несомненно, женщина должна выглядеть четко, но их бесконечные надутые губы и манерные понты, честно говоря, сильно утомляют. Особенно это настоящая беда в том обществе, которое окружало мою семью, знакомых и друзей. Естественно, непосредственность этой деревенской девочки сразу бросалась в глаза.

Но и кроме того, посмотреть было на что. Очень симпатичная, сладкая, привлекательная, вкусная, как кусочек пирожного. Съел бы, без малейших сомнений.

— Мне нужно соли. Там мамка огурцы малосолит. — Наталья бочком пробралась к прилавку, а потом зыркнула в мою сторону своими синими глазищами. Один раз, второй.

— Соли ей… Нашли время. Какие огурцы?! Без огурцов нормально живёте. Пять свиней на хозяйстве.

Вот продавщица наоборот появлением лишнего свидетеля была сильно раздражена. Она взяла с полки упаковку, а потом с силой шлепнула ее на прилавок.

— Десять копеек.

— Две пачки надо. — Уточнила девчонка, из кармана платья доставая мелочь, которую положила перед Клавдией.

— Две пачки… На! — Вторая упаковка грохнулась рядом с первой.

Продавщице не терпелось быстрее выпроводить конкурентку, потому что не заметить мой интерес к этой девочке было сложно. Я пялился в открытую.

Как только Наталья забрала покупку и направилась к выходу, я без малейших сомнений рванул за ней.

— Подожди.