Стоящий у Солнца - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/106
- Следующая
– Ну и зараза, – процедил Русинов.
– Кто зараза? – спросила она.
– Ваша жидкость…
– Зато как горит – посмотрите! – восхищенно проговорила она и подожгла спичкой остатки жидкости в миске.
Огня почти не было видно, а лицо обжигал сильный жар. Ольга оставила миску на топчане и приказала:
– Смотрите на огонь!
Он и так смотрел, потому что больше смотреть было некуда. Едва заметное голубоватое пламя, охватив всю миску, сжималось в тонкий и высокий протуберанец.
– Смотрите только на огонь! – еще раз предупредила Ольга, стоя где-то сзади.
Он рассмотрел, что горит не сама жидкость, а ее испарение: между миской и пламенем был просвет. Ему хотелось обернуться и глянуть, что там делает над ним невидимая Ольга, но, распятый, сумел лишь чуть шевельнуть головой внутри шлема.
– Лежать! – напряженным и властным голосом приказала она.
И тут Русинов понял, что огонь горит и на его спине! Ольга не шутила: сильный жар палил затылок, касался бедер и доставал икры ног. Спину и все суставы начинало коробить, тянуть, словно его облепили банками, расслабленные мышцы отрывало от костей. Но потом он ощутил, что все тело – кости, суставы и мягкие ткани – теряет чувствительность, чужеет, а глаза начинают закрываться, и дрема медленно заволакивает сознание.
– Не спать! – крикнула она резким, незнакомым голосом, хотя никак не могла видеть его лица и глаз.
Русинов внутренне встрепенулся, расширил глаза. Он понял, что подчиняется ее воле и делает это помимо своего желания, потому что нестерпимо хотелось спать.
– Смотрите на огонь!
На спине полыхал пожар, и стены предбанника озарялись голубым мерцающим светом. «Валькирия! – воскликнул про себя Русинов. – Она Валькирия! Карна!»
– Лежите спокойно, – проговорила она. – Я выжгла все ваши недуги.
Огонь начал меркнуть, мигая, как догорающая свеча, затем и вовсе угас. В предбаннике снова воцарился полумрак. Только еще небольшой язычок тлел в миске перед глазами, однако и он скоро оторвался и растворился в воздухе. Ольга присела в изголовье, взяла его безвольную руку, положила себе на плечо и стала измерять давление. Он смотрел в ее чистое, белевшее в сумерках лицо, обрамленное тугой белой косынкой, и пытался поймать взгляд.
– Нормально, – наконец сказала она и подняла глаза. – Сейчас будем разгружаться. Без единого ожога обошлось… Себе вот только запястье опалила.
Ольга сняла по одному траку с каждой растяжки и смочила водой пересохшие губы. И вдруг улыбнулась лукаво:
– Признайтесь, страшно было? Страшно! Все мужчины боятся огня и боли.
Русинов не мог говорить, и не только из-за ремня, сжимающего челюсть: во рту и гортани шуршало от сухости. Она поняла и стала рыться в своей сумке, заглянула на полки.
– Груша куда-то подевалась… Ладно, я вас как птенчика напою.
Достала тонкую прозрачную трубку для переливания крови, вставила ее Русинову между коренных зубов и, набрав в рот воды, влила ему. Он с удовольствием глотал струйку воды и хотел крикнуть: «Еще, еще!» Ольга дала ему лишь три глотка и неожиданно возмутилась:
– Ну хватит! Понравилось!.. Встанете – напьетесь сами.
Он улыбнулся на ее строгость и закрыл глаза. Ольга сняла еще по одному траку и начала осторожно сшелушивать с него засохшую глиняную корочку. Затем принесла из бани ведро теплой воды и мочалку, смыла с него грязь, окатила холодной и накрыла простыней. Русинов почувствовал, что растянутое тело начинает постепенно срастаться по мере того, как снимается груз. И когда его освободили от шлема и ботинок, он хотел вскочить, однако эта Валькирия-костоправша разрешила лишь перевернуться на спину. Он дотянулся до ее руки, и тут, как назло, в предбаннике очутился Петр Григорьевич.
– Не сгорел рыбачок-то наш? – спросил он, усаживаясь рядом с топчаном. – Натерпелся страху?
– В таких руках не страшно, – сказал Русинов. – Вот бы остаться при ней да научиться… На любую черную работу согласен.
– Ноу-хау! – заявила Ольга. – Конкуренты мне не нужны!
– Вот видишь! – развел руками пчеловод. – Это, брат, рынок… Тебе теперь беречься надо недели две-три. Верно?
– Может, и побольше, – откликнулась Ольга, расставляя свои причиндалы по местам. – А потом можно и штангу поднимать.
– Слыхал? – Петр Григорьевич поерзал. – А ты ямы роешь, как экскаватор, валуны корчуешь… Яма-то твоя вся завалилась! Зря копал.
– Как – завалилась? – не поверил Русинов. – Когда?
– Сегодня, – посожалел пчеловод. – Дождь пошел, ну и… Напрасный труд! Ты что искал-то, рыбачок? Камушки?
– Камушки, – признался Русинов, предчувствуя, что наступает важный момент. Заметил, как Ольга, занимаясь своими делами, прислушивается к разговору.
– Могу тебе дать, – вдруг предложил Петр Григорьевич и похлопал его по груди. – Место покажу. Тебя какие интересуют? Зеленые?
– Строительные, обтесанные… Всех цветов!
Он понял, о чем речь, потому что похмыкал, не находя слов, поерзал на скамейке. Значит, где-то видел такие камни!
– Тут близко нету таких, – наконец сообщил пчеловод. – И ты зря землю рыл. Много что есть, а какие тебе надо, не видел.
– А далеко есть?
– Далеко все есть, – многозначительно проговорил Петр Григорьевич. – Я когда место себе искал, вот так же лазил везде, глядел. Пять раз через хребет ходил – туда-сюда… С одной котомкой да удочкой. Поймаю рыбку – съем, не поймаю – так лягу спать. Вот ты, как медведь, зимовал в берлоге? Не зимовал. А я в пещере одну зиму пересидел… – Он ударил себя по коленкам. – Это тебе на Колву надо ехать, в верховья. Там место одно есть, называется Кошгара.
– Кошгара? – Русинов привстал. – Знаю, слышал!
– От кого слышал? – отчего-то насторожился пчеловод.
– От людей.
– Люди тебе наговорят, – отмахнулся он. – Точно никто не знает… Это же тебе не деревня, а лес да горы. Ни дорог, ни указателей. Место так называется. Там, говорят, тесаные камни прямо в речке лежат, из берегов весной вываливаются. Не знаю, правда, нет, но раньше будто даже целые стены видели, прямо из воды поднимаются и стоят. Вот как, брат! Целый подземный город. Не знаю, сейчас осталось что, нет. Река весной уж больно страшная. Вода на двадцать метров поднимается. В моей вон всего на семь, и то как бурлит.
– Растолкуй, как найти! – загорелся Русинов. – Что же ты раньше молчал?
– А ты бы спросил сразу! Ходишь, копаешь… ко мне вот пришли «снежные человеки», я им сразу и подсказал, где искать. Теперь вон каждый год ходят, любуются на них…
– Григорьич, дорогой! – Он потряс пчеловода за руку.
– Как я растолкую, если ни разу там не был? – обескуражился тот. – По чужим-то россказням разве поймешь? Наговорю тебе, и будешь плутать. – Он склонился к уху Русинова, зашептал, указывая на Ольгу: – Ее папаша знает. Он все те края прошел и родом оттуда. Только он человек больно серьезный и вашего брата не любит. В милиции работает.
Русинову стало горячо, словно на его спине вновь запалили огонь. Друг Авеги знал, наверное, не только, где это место – Кошгара…
– Сделаем вот что, – вдруг решил Петр Григорьевич. – Через недельку Ольгу надо домой отправлять…
– Через неделю рано, – перебила его Ольга. – Когда закончу – тогда и поеду.
– Я же не гоню тебя, – стал оправдываться пчеловод. – Думал, ты за неделю управишься. Это я к тому, чтобы тебя рыбачок наш домой отвез.
Петр Григорьевич упорно не называл его по имени, как, впрочем, и всех остальных, кроме Ольги. Он придумывал прозвище и тем самым как бы подчеркивал случайность знакомства. Встретились, поговорили, даже пожили под одной крышей, а потом разошлись без всяких обязательств.
– Ничего, я и на лесовозах доберусь, – промолвила Ольга.
– Ему-то по пути будет, – заверил пчеловод. – Заодно познакомится с твоим отцом. Может, сговорятся.
– О чем это они сговорятся? – подозрительно спросила она.
Петр Григорьевич подмигнул Русинову.
– Ну, мало ли о чем! Дело мужское. Ты же, рыбачок, вроде холостой? А тут вон какой товар пропадает!
- Предыдущая
- 35/106
- Следующая