Реальность сердца (СИ) - Оуэн Анна Нэнси - Страница 80

— С удовольствием, ваше величество, с удовольствием мы приберем к рукам еретиков! — басил Игнасий, потирая ладони, и каждая была размером со сковороду. Еретиков было заранее жалко — такой если подзатыльник отвесит, так убьет сразу.

— Доброе дело затеяли вы, доброе и нужное!

— Несомненно, ваше высокопреосвященство, — едва кивнул Жерар соратнику. Араон про себя назвал их «Огненный» и «Мокрый». — Мой орден готов выступить немедля. Как Араон ни старался, поймать взгляд светло-голубых глаз Мокрого архиепископа ему не удавалось. Плохой признак: наверняка алларец держит камень под рясой. Откровенный и добродушный Огненный нравился королю гораздо больше. Едва ли он такой простак, каким кажется, а то не стал бы главой ордена, но уж двуличия в нем точно нет, это понятно сразу. В равнодушии Жерара же чуялся подвох.

— Как я осведомлен, на землях баронства Брулен творятся вопиющие бесчинства, — продолжил Мокрый Архиепископ; по манере беседы его стоило переименовать в Ледяного. Должно быть, алларца сначала искупали в море, а потом заперли в подвале с ледником, вот он и покрылся прозрачной блестящей корочкой. — Еретики захватили замок Бру, убили баронессу Брулен и ее законного наследника, преследовали воспитанницу баронессы девицу Къела, угрожали жизни доброго слуги короны владетеля Далорна… Королю Араону захотелось поковырять ногтем в ухе: может быть, он ослышался? Кто-кто добрый слуга короны?! Прихвостень Реми?..

— Я хотел бы спросить присутствующих здесь вассалов Старшего Рода Бруленов, — Жерар оглядел членов королевского совета. — Как они допустили подобное? Почему не искореняли ересь? Почему брат-расследователь, посланный еще зимой в замок Бру, не нашел должной поддержки, а порой и был гоним еретиками? Ваш младший сын, господин казначей Цвегерс, находился в замке и участвовал в подготовке нападения на кортеж принца Элграса. Ваши сыновья и внуки, господин верховный судья Соренсен, были в замке Бру, когда вершилось черное дело. Оба названных переглянулись и одинаковым жестом прижали ладони к сердцу. Лысина казначея покрылась каплями пота и он принялся промокать ее чумазым серым платком из дешевого груботканого льна. Верховный судья сжимал свою цепь, как утопающий — веревку.

— Как вы посмели скрывать от меня участие вашей родни в подобных преступлениях?! — гневно возопил король Араон; по правде говоря, ему просто-напросто было интересно, как оба бруленца будут выкручиваться. — Вы, кому я доверил высочайшие посты!.. Герцог Скоринг одобрительно улыбнулся королю, потом гневно сдвинул брови и уставился на обоих негодяев. Те вскочили со своих мест и наперебой принялись утверждать, что ничего не знали о бесчинствах своих домашних. Врали, конечно. Об этом знали все — и архиепископ Жерар, и герцог-регент, и сам король. Но врали они потешно, казначей даже стул уронил, кланяясь.

— Арестуйте их и препроводите в Шеннору, — распорядился герцог Скоринг, махнув рукой гвардейцам. — Ваше величество, расследование будет проведено незамедлительно.

— Будьте милосердны и беспристрастны, — строгим голосом велел король. — Возможно, они пали жертвой обмана.

— Непременно, ваше величество. Остальные члены королевского совета замерли, как мышь под метлой и в ужасе глядели на архиепископа Жерара, тот же внимательно озирал сидевших за длинным столом господ, словно выбирая новую жертву. Герцог-регент глядел куда-то поверх голов, но по глазам Араон понял, что он доволен подобным исходом дела.

— Вот этот, — толстый палец архиепископа Игнасия указал на начальника королевской канцелярии Ванрона, — тоже — еретичок-с. Скориец в ужасе подпрыгнул над стулом и плюхнулся на колени перед герцогом-регентом, ища защиты у своего сеньора.

— Мой герцог! Пощадите! Я невиновен!

— Неужели? — герцог Скоринг брезгливо отодвинулся. — Ваше высокопреосвященство, может ли это быть ошибкой?

— Да какая тут ошибка, еретичок, как есть. Ничего, пройдет очищение, раскается, — с аппетитом улыбнулся архиепископ. — Вразумим, не впервой.

— Отойди от меня! — рявкнул регент. — Отдаю его вам, ваше высокопреосвященство, и надеюсь на ваше милосердие.

— Да мы ж не в Тамере, мы их словом вразумляем и добротой, как заповедано Сотворившими, — улыбка стала еще шире. Король передернулся. На мгновение в голове возникла шальная мысль: попросить архиепископов повнимательнее приглядеться к господину герцогу-регенту; и тут же горло стиснул спазм. Жерар пристально уставился на Араона; глаза обжигали, как прикосновение металла зимой. «Помогите! — мысленно завопил юноша, — Помогите, вы же видите, что он делает, прямо здесь, прямо на ваших глазах…».

Но его высокопреосвященство архиепископ Жерар только улыбнулся уголками губ и не сказал ни слова.

— Не сомневался, что так и будет. Ну, маршал с возу, моим винным погребам легче, — весть об измене Агро герцога Алларэ нисколько не впечатлила. Его величество король Араон III изволил пожаловать господина маршала в отставке особенным доверием: назначением наместником графства Мера, и Агро с радостью согласился; ему еще и обещан был пост главнокомандующего в будущем военном походе против ереси. Громогласные уверения в преданности «малому королевскому совету» и ненависти к «сопляку» оказались сущим пшиком. Отставной маршал держал сторону герцога Алларэ лишь до тех пор, пока его не любили во дворце — за реплики во время Ассамблеи, за частые визиты в особняк Реми. Как только опала окончилась, Агро помчался во дворец принимать новое назначение — только подковы коня сверкали. Пресловутая благодарность герцогу Гоэллону, поднявшему его из полковников в маршалы, тоже оказалась не слишком долговечной.

— Сейчас это даже выгодно нам. При встрече будьте с ним искренне любезны. Вообще держитесь так, словно этот пост для мерца — дело рук любого из вас, — подмигнул Реми. — Ну и довольно об этом. Седьмой, праздничный день шестой седмицы девятины святого Галадеона оказался богат на события. Начался он с явления архиепископа Жерара, продолжился очередными новостями из дворца — изменой Агро, назначением владетеля Эйма наместником графства Къела; теперь же все с напряженным интересом ждали окончания Большого совета. Любой в особняке герцогов Алларэ был уверен, что совет закончится не менее скандально, но как именно — делались ставки. Саннио совершенно не был азартен, зато знал за собой известную скаредность, мешавшую ему потратить на такую чушь, как пари, даже одну монету, поэтому в спорах не участвовал. Зато он вел записи. К четырем часам их набрался целый лист. Пока молодой человек, притулившись за столом, переписывал набело список ставок, в комнате резко потемнело. Порыв ветра из окна швырнул на пол чернильницу, вырвал из рук лист ткани. Саннио подскочил, обернулся. Восточный ветер принес грозу, да не простую, а праматерь всех летних гроз. Небо почернело, словно и по нему кто-то расплескал чернила. Эту густо-лиловую тьму прорезали частые белые сполохи. Деревья сгибались едва ли не вдвое, а вода не падала, как ей заповедано от века, вниз; струи летели параллельно земле и били, словно арбалетные стрелы. Пока юноша воевал с окном, не желавшим опускаться под натиском ветра, он вымок с ног до головы. Вода была на диво холодной, капли были перемешаны с мелким градом. Наконец, окно опустилось. Саннио оглянулся. Разгром ветер учинил преизрядный — лежавшие на столе свитки, футляры с письмами, книги и бумаги отчасти сдуло на пол, отчасти забрызгало водой; но не возьмись юноша за створу, со стола вообще бы все смыло. Тут только до него дошло, что со своим списком ставок, увы, безвозвратно погибшим из-за буйства стихии, он забрел в личный кабинет герцога Алларэ. Хозяин стоял в проеме, отделявшем спальню от кабинета, и с интересом следил за прыжками незваного гостя.

— Вы спасли мои бумаги, — улыбнулся Реми. — Пойдемте ко мне, у меня есть плед. Явившемуся без вызова, должно быть, на шум дождя, льющегося в окно, слуге герцог приказал развести огонь в камине, подать горячего вина и навести порядок в кабинете. Саннио тем временем оглядывался по сторонам. В этой комнате он еще не был. Пока алларец лежал в постели, он предпочитал спальню второго этажа: туда помещалось больше гостей, не оставлявших его в покое. После того, как Реми переехал в свои апартаменты, сюда, наверное, имели право входить только Сорен и Андреас. Спальня герцога разительно отличалась от всех прочих комнат особняка. Хоть в ней и не было окон, здесь было светло — должно быть, благодаря гладко отполированным стенным панелям, в которых многократно отражался свет единственного подсвечника. Светло-серый, словно утренний туман, граб чередовался с розоватой грушей и бледно-желтым кленом. Разительный контраст отделке стен составляла темная основательная мебель. Широкая кровать без балдахина, два кресла, механические часы на высокой подставке в углу, прикроватный столик — вот и вся обстановка. Ни зеркал, ни цветного стекла, золота и бронзы. Это было весьма неожиданно. Зато запах трав, витавший в комнате, был Саннио отлично знаком. Сбор «Милосердие Матери» — душица, пустырник, конопляное семя, малая толика болиголова. Вчерашняя ловля мух перед Эйком, разумеется, даром не прошла. Герцог Алларэ все-таки непостижимый человек. Терпеть боль ради красивого жеста…