Реальность сердца (СИ) - Оуэн Анна Нэнси - Страница 54

И еще о том, что можно половину жизни молчать, соглашаясь со всеми — с отцом, наставниками, герцогами Гоэллоном и Алларэ, с Гильомом Аэлласом, — но однажды вдруг понимаешь, что тебе двадцать шесть лет, и ты только и делаешь, что молчишь и соглашаешься, подчиняешься и знаешь свое место, а всех, кто тебе дорог, казнят, убивают, предают, пытают… Потому что ты молчишь и соглашаешься. Потому что не смеешь спорить с отцом, потому что надеешься, что другие позаботятся о брате, потому что медлишь бросить вызов предателю. И в один прекрасный день больше не можешь смотреть на себя в зеркало, видя там беспомощное, жалкое и презренное существо, не достойное даже той половины имени, которую носит. Тогда остается только броситься со шпагой в руках навстречу похитителям, боясь не смерти, а лишь того, что не победишь, окажешься в плену, подведешь тех, кому ты еще — несмотря ни на что — нужен. Реми задал еще десяток вопросов, потом ушел, следом за ним и остальные; остался только наследник герцога Гоэллона. Фиор был этому рад. Снотворное питье подействовало, как всегда, серединка на половинку: спать хотелось, а заснуть не удавалось. На смену азарту боя и белой ледяной ярости, с которой он обнажил шпагу, пришла противная мелкая дрожь. В схватке он убил двоих, но не уследил за тем, что происходило рядом. Арно и Клод, оба — эллонцы, погибли, защищая его.

Капитан Кадоль не сказал ни слова, но Ларэ винил в подобном исходе себя — а кого еще винить? Может быть, раньше он был прав. Его дело — вести переписку герцога Алларэ и сидеть сиднем, ведь иначе выходит только хуже… Дернулся огонек свечи — Алессандр щипцами снял нагар с фитиля.

— Я вам не мешаю? — спросил юноша.

— Ну что вы. Нет, ни в коем случае. Я рад. Все равно ведь не засну… Герцогу Гоэллону повезло с наследником. Внимательный, чуткий и верный мальчик, очень быстро оказавшийся в коалиции герцога Алларэ своим — нужным, надежным, толковым. Он умел успокаивать и утешать тех, кто в этом нуждался, умел и спорить, если его задевали за живое.

— Вам холодно, я вас укрою пледом. — И вот это он тоже умел: подмечать подобные мелочи без подсказки.

— Благодарю.

— Хотите, поговорим?

— С удовольствием.

— Скажите, Фиор, а вы в ересях разбираетесь? — Юноша, подобрав ноги, сидел в кресле и выглядел еще более задумчивым, чем обычно.

— В какой-то мере, — удивился неожиданному вопросу Ларэ.

— Говорят, что наш мир был создан вовсе не Матерью и Воином. До них был кто-то еще, и он тоже создал людей.

— Так говорят «заветники», — ох, пора отвыкать от манеры пожимать плечами, по крайней мере, на ближайшую девятину. — Но и не только они. На островах Хокны тоже верят в подобное. Они не приняли омнианство, ибо считают его постулаты неверными. При этом они почитают Мать и Воина, но не как творцов мира, а богов наряду с другими.

— Мне говорили другое, — встрепенулся Алессандр. — Что они вовсе отрицают существование Сотворивших.

— Зеленая вера неоднородна, — объяснил Ларэ. — Разные жрецы учат разному, одни действительно отрицают, но это нелепо и бессмысленно, другие включают их в пантеон. Трудно спорить с очевидным.

— Так это может быть правдой? Сотворение мира… другими? Ларэ надолго задумался. Странный разговор, странные вопросы. Что ответить юноше, спрашивающему о подобном? Церковь настрого запрещает сомневаться в том, что сказано в Книге Сотворивших, а там черным по белому написано: «Вначале были лишь тьма и пустота, а в ней пребывали Мать и Воин, и создали они все сущее». Но хокнийцы ведут свой календарь, и по нему на дворе не 3384 год от Сотворения, а пятитысячный с лишним; откуда-то взяли они свое летоисчисление?

— Может, — признался наконец Фиор. — Кто вам рассказал об этом?

— Герцог Алларэ.

— Понимаете ли… не столь важно, кто сотворил наш мир. Мать и Воин существуют и действуют, это непреложная данность. Прав был епископ Ноэль или заблуждался… — Фиор вспомнил давешний предмет в руках герцога Гоэллона, и не закончил фразу.

— Прав, — спокойно сказал темноволосый юноша. — Это неважно. Я верю в Мать и Воина, — длиннопалая ладонь коснулась груди, — в этом стал бы сомневаться только дурак. Затмения достаточно. Я верю и в ожидающий всех после смерти суд, и в воздаяние и вознаграждение. Неважно, в каком мире. Но… я хочу знать всю правду. Если я действительно потомок первого племени…

— Об этом вам нужно спрашивать своего дядю.

— Вот в этом все и дело! — Алессандр плеснул в кружку чаю, обхватил ее ладонями. — Дядя невесть где, а герцог Алларэ говорит, что я могу его позвать. Потому что мы… А у меня чуть голова не лопнула, когда я пытался.

— Есть очень древняя легенда о племени Серебряных Людей. Ее рассказывают как раз в Хокне. Говорят, все они были провидцами, жили долго, и у них была серебряная кровь и серебристые глаза. Они были отцами всех народов.

— Золотая кровь, серебряная кровь… — юноша сердито тряхнул головой и охнул, расплескав лавандовый чай себе на колени. — Вы сказали — провидцами?

— Да. Они видели вещие сны, в которых им открывалось будущее, поэтому они становились жрецами. Нынешние жрецы Зеленой веры считают себя их прямыми потомками.

— Ну как у людей могут быть серебристые глаза? И серебряная кровь? — нахохлился Гоэллон.

— Должно быть, это иносказание. У нас с вами кровь красная, но называют ее золотой.

— Ювелиры… — фыркнул сидевший в кресле юноша, потом очень, очень медленно поставил чашку на стол и схватился за голову. — Я дурак, — вымолвил он. — Я же все видел! Дядя… у него глаза в темноте светятся! Серебром!

— Как у Противостоящего на фресках? — попытался пошутить Ларэ. Потом он вспомнил разговор в рассветных сумерках, и шутка показалась неудачной. К тому же она произвела весьма неожиданный эффект: Алессандр выпрыгнул из своего кресла, подлетел к открытому окну и высунулся в него по пояс, потом прошелся взад и вперед по комнате. Сейчас молодой человек походил на лесного зверя, угрюмо мечущегося по клетке. Налетев коленом на пуфик у стеллажа, Гоэллон остановился.

— Простите, я не хотел шуметь. Я просто не знаю, что с этим всем делать. Быть потомком богов, быть потомком Противостоящего — ну за что мне это все?! Я никогда не хотел ничего подобного! Никогда!

— Алессандр, вы не можете от этого отказаться.

— Я знаю! Но… спасибо, что на трон не сажают!

— Алессандр, послушайте: вы ведь не первый такой, право слово. Ваш дядя, ваш дед, другие предки — они жили так веками. Я понимаю, вам тяжело узнать о том, что многое оказалось иначе, не так, как вас учили. Но вспомните свой девиз, в конце концов! — Тоже не самая лучшая шутка, но нужно как-то подбодрить мальчика, на которого с весны валятся сюрпризы один лучше другого…

— Я помню, — наследник рода Гоэллонов поднял руку с тяжелым кольцом. Серебряный паук обхватывал лапками палец. — Простите, я не вовремя затеял этот разговор. Вы ранены…

— Не в голову же я ранен, — улыбнулся Ларэ. — Я почитаю за честь, что вы выбрали в собеседники именно меня. Я хотел бы как-то помочь вам. Вы помогаете мне провести эту ночь… Юноша вздохнул, теребя серебристый шнурок на рукаве. Фиор с трудом перевернулся на бок, подпер голову рукой. Невидимые жвала глодали плечо. Эту боль придется терпеть несколько дней, но хуже всего будет под утро. Самое же неприятное, что, как ни пытайся устроиться, все время неудобно — и на спине, и на боку.

— Налить вам вина?

— Я уже чувствую себя винной бочкой.

— Вам нужно пить красное вино, — Алессандр вернулся в свое кресло, сел, обняв колени. — Оно способствует кроветворению.

— Я знаю, но на сегодня уже довольно. Столько крови во мне не поместится. А вы пейте…

— В этом доме все время пьют, — пожаловался юноша. — Да еще столько… я забыл, когда был трезвым.

— Вы и на пьяного не похожи. Это вы еще не были в замке Алларэ. Поверьте — здесь соблюдают умеренность. В дверь тихо постучали. Деликатность, помноженная на тихие шаги — Фиор их не расслышал, — означала, что явился Андреас.