Реальность сердца (СИ) - Оуэн Анна Нэнси - Страница 101

Они и ужасаются, вспоминая увиденное и видя, в чем обречены существовать. Они чувствуют, что еще немного — и лопнет перетянутая струна, ибо над любым законом божеств мыльных пузырей есть один-единственный, непреложный и подлинный: логика развития бытия. Тот, кто встает у нее на пути, либо губит себя, либо губит мир. Хлопотливые же боги, наседки и негодные родители, давным-давно построили плотину на пути мысли смертных, и продолжают укреплять ее, не замечая, как тухнет вода по обе стороны преграды, как полноводная река становится вереницей смрадных болот и бесплодных солончаков… Пока еще не поздно это выправить, пока еще не поздно. Я призову своих учеников, и вместе мы довершим начатое мной. Во имя жизни, во имя свободы и пути вверх. Есть и другие, подвластные моей воле, действующие мне во благо, пусть и не знающие о том. Их вполне довольно, чтобы я не сомневался в победе. Три ключа к ней в моих руках: почти полная сфера силы, проклятие, уже почти что исполненное, и возможность одним, последним приношением заполнить сферу до краев. Хороший игрок никогда не надеется только на один вариант, мои же три ключа даруют мне бесчисленное множество способов выиграть. И выиграть — в одиночку, швырнув моего незадачливого брата-разрушителя навстречу чужакам-наседкам, чтобы не те, ни другой не посмели коснуться трехмирья, которое я назову своим домом. Фигуры расставлены. Пора начинать партию. Мой ход…

— Какая охота?! — взвизгнул король Араон и с головой спрятался под белый плед; не уместилась только пятка. — Меня сегодня свергнут!!! Охота! На меня будут охотиться!!! Ханна вздохнула, потом взглянула на Фелиду Скоринг. Та слегка улыбалась. И впрямь — ничего, кроме улыбки, картина и не стоила. Вопли из-под пледа, и все «Меня убьют! Меня свергнут!» — уже битый час подряд. Расскажи кому, ведь не поверят. Мышиный Король, говорят, к старости прятался за портьерами и тоже трясся мелкой дрожью, требуя позвать герцога Ролана, а в остальных, даже в свою гвардию, швырялся чем попало и требовал не приближаться. Если посмотреть на Араона, так, может, он и не сын своего отца, но внук своего деда уж точно!

Правда, в отличие от короля Эниала, король Араон требовал немедленно привести к нему другого герцога, Скоринга; пока того искали, он согласился только на присутствие двух фрейлин — Ханны и Фелиды. Девицы и сами не поняли, за что им оказана такая несвоевременная честь, но гвардейцев король выгнал, а фрейлин заставил сидеть в своей спальне. Дверь, по его приказанию, подперли изнутри тяжелым креслом, девушки едва не надорвались, выполняя королевскую волю — но визги после этого стали чуть потише. Ханна задумчиво посмотрела на тяжелую фарфоровую вазу со сценами охоты, стоявшую посреди стола. Дать бы Араону по голове с размаху, чтоб замолчал…

— Где регент! Где этот подлец! — завело свою песню невеличественное королевское величество, потом из-под пледа показался один глаз и кончик носа. — Где твой брат, дура?!

— Ваше величество, — присела в реверансе Фелида, — за ним уже послали. Послать-то послали, только вот господина герцога-регента почему-то не было. Близился полдень, время заседания королевского совета, обычно Скоринг появлялся еще за час или два, а тут — не было его.

— Возможно, он разбирается с беспорядками, — осторожно заметила Ханна; на «дуру» фрейлины не обратили внимания, уже привыкли к манерам Араона.

— Беспорядками??? Это бунт!!! — возопил негодный мальчишка, от негодования даже скинув с головы толстый саурский плед. — Это переворот! Это ужас!

— Успокойтесь, ваше величество, — медовым голоском прощебетала Фелида. — Вы пугаете нас, мы ведь надеемся на вашу защиту… При виде широко распахнутых карих глаз девицы Скоринг, трепещущих ресниц и полуоткрытых пухлых губ любой калека почувствовал бы себя если не королем Аллионом, так хотя бы сказочным рыцарем, победителем драконов и спасителем юных герцогинь — но не Араон. Вместо ответа величество спряталось под подушку. Фелида прикусила губу, безмолвно хихикая.

— А где герцог-то? — одними губами спросила Ханна.

Фрейлина Скоринг только пожала плечами. Глаза на миг стали злыми: два кусочка янтаря, твердые и безжизненные, на милом личике с нежным румянцем. За окном опять заорали и девица Эйма обрадовалась, что Араон спрятал голову под подушку и не слышит голосов: когда в спальню его величества долетали крики осаждавших дворец, король вопил вдесятеро громче. Задернутые портьеры из тяжелого бархата приглушали звук, но не до конца. Третий час орали одно и то же: Араон самозванец, регент — еретик, пусть убираются и освободят трон для Элграса. Фелида, которая, не выходя из дворца, ухитрялась знать все на свете, рассказала старшей фрейлине, в чем дело: нашлись бумаги, убедительно доказывавшие, что король Араон III все-таки подкидыш, а не сын короля Ивеллиона. Попутно всплыли и прочие страсти-ужасти: что королева-мать Ванхильд велела отравить королеву Астрид, что какая-то фрейлина пыталась продать тайну происхождения старшему принцу тамерскому послу… Все это горожан не очень волновало; вот происхождение короля и шашни герцога Скоринга с еретиками заставили их толпой окружить дворец и поднять внушительный шум. Вдруг, словно по мановению руки Воина, жители Собры вспомнили все, что творилось со дня казни Алви Къела — и речь герцога Алларэ на Ассамблее, и содержание исповеди, и коронацию, и обрушение собора. Как будто с глаз их сорвали шоры, и они вдруг увидели некую истину — и ладно бы открылось действительно что-то неожиданное, а то всего лишь старые записи королевской тайной службы. Всего-то один кусочек мозаики, но тут волшебным образом картинка и сложилась… Может быть, важную роль сыграли в этом недавние беспорядки. Зачинщиков было всего десятка полтора, но орали они громко — и все на площадях, да поблизости от храмов. Каждый вопил о том, что герцог Скоринг втянул его в ересь, принудил участвовать в богохульных обрядах, кто-то рассказывал об убийствах детей, другой — об тайных оргиях, для которых похищали юных девушек. Немедленно нашлись матери похищенных младенцев и невинных дев, обвинявшие кающихся во всех грехах, и шумиха усилилась десятикратно. Комендант Собры за сутки навел в городе тишину и порядок, но горожане рассказы и исповеди запомнили. Теперь — записи тайной службы. Вот, дескать, королева-мать знала, что Араон — подкидыш, и хотела защитить принца Элграса, а то королева Астрид хотела его убить.

— О да, — заключила Фелида. — Конечно. Убить родного сына ради подкидыша, к которому она раз в год заходила… Ханна тоже понимала, что все это — полная и законченная чушь, но как это горожанам-то объяснить? Они Араона видели только через окошко кареты, им не расскажешь, что скорее уж королева Астрид избавилась бы от старшего ради своего любимчика, который все восемь лет у нее с рук не слазил… Вообще — зачем же старой королеве это понадобилось? Говорят, покойная Астрид хотела управлять государством вместе с мужем, восхищалась огандской королевой Стефанией и вообще много лезла не в свои дела. А тут еще такой скандал с происхождением наследника престола… Может быть, в этом все и дело; а точно — кто знает? Разве что исповедник королевы-матери. То-то она вдруг в монастырь удалилась; вот, оказывается, в чем дело! Самым обидным Ханне казалось, что все случилось именно сегодня: после совета королевский двор должен был отбыть на охоту. Вот же незадача — вместо того, чтобы охотиться на мелкую дичь с соколами, сиди тут, слушай вопли впавшего в непотребную истерику Араона! Как девчонка, да какая там девчонка — как… У Ханны не было подходящих слов. Зато они нашлись у Фелиды.

— Как поросенок на бойне, — сморщила носик фрейлина. — И за это я должна выйти замуж…

— Мать Милосердная! — ошалела Ханна. — Ужас какой!

— Так решил господин герцог-регент, — процедила Фелида. — Вся надежда на этих, — короткий кивок в сторону окна. — Придушу же щенка в первую ночь! «Вот это да! — старшая фрейлина прижала кулачок к подбородку и молча уставилась на товарку. — Вот это страсти! А то все уси-пуси, бочонок меду…»