Время перемен (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 29

— Айе!!! — загремели северяне и застучали пивными кружками по столу.

В пиршественный зал под приветственные крики сотен и десятков Корхоненов и их вассалов вошел Микке Ярвинен. Он был похож и не похож одновременно на того толстого могучего увальня, с которым Рем встретился в вонючем трюме плоскодонной барки вербовщиков. Рубаха с красной вышивкой по вороту и манжетам навевала воспоминания о том дне, и глаза его были всё такими же голубыми, а копна соломенных волос была точно также острижена «под горшок». Но на этом сходство заканчивалось — толстым увальнем его нельзя было считать давно, теперь — это был воин, кормчий, путешественник, прошедший и видевший многое из того, что и не снилось простым смертным.

Вилле Корхонен поднялся со своего места и сделал несколько шагов в сторону своего племянника:

— Иди ко мне, мой мальчик! Я знал, что из тебя выйдет толк! — он облапил Микке так, что кости молодого северянина захрустели.

Глава клана в отличие от большинства северян когда-то был брюнетом. Сейчас волосы и бороду этого великого человека припорошило сединой, но синие глаза блистали энергией, а движения все еще были полны сил. Его огромный крючковатый нос был подобен клюву коршуна, а меховая накидка за спиной развевалась при ходьбе как крылья этой хищной птицы.

— Знаю, знаю — ты сделал то, зачем я тебя посылал! А по пути — резал пиратов, крошил фоморов, убивал чудищ и успел побывать кормчим у одного из самых прославленных воителей Востока!

Аркан на этом моменте сделал себе в памяти зарубку: ей-Богу, речь шла о Разоре! Вилле тем временем усадил племянника по левую руку от себя. Справа сидела, приняв царственную позу, Анники, которая бросала время времени на ортодоксов не по-девичьи цепкие взгляды из-под густых черных ресниц. Значит- пока не хозяйка? Ну-ну…

Некоторое время все в зале ели и пили, звучали здравицы во славу дома Корхоненов и на погибель его врагам. Когда гости насытились, Вилле оперся обеими руками на костяные подлокотники своего резного кресла, выполненного из бивней северных носоруких чудищ, и медленно встал.

— Что ж, мои кровные! Кончилось время ожидания… Впереди — грозные события! Мы хотели блюсти нейтралитет — но нам навязали выбор. Выбор — подчиниться интригам Линдстрёмов, или амбициям Сорса… Но мы — Корхонены! Мы никому не подчиняемся!

— Айе-е-е!!! — рев, кажется, мог сорвать крышу с терема.

— Мы — хранители заветов предков, и таковыми и останемся! Сотни лет мы блюли обычаи и нет никаких причин для того, чтобы это прекратилось! На Эдускунте было решено — мы выбираем Единого Бога, как выбрали его наши предки сотни и сотни лет назад, отказавшись от поклонения кровавым демонам этого мира… Посему — Эдускунта, не я — решила призвать знатоков вероучения и Писания, чтобы они рассказали нам, в чем суть их пути служения Единому Богу. Но то, что большинству разумных саами показалось правильным, заставило наших исконных врагов — демонопоклонников и изгоев с ледяных пустошей, пухнуть от гнева и скрежетать зубами в ярости! Они веками мечтали вернуть на благословенную землю Севера своих жестоких владык, и в тени их могущества обрести нечеловеческие силы… Вы знаете, о ком я говорю…

— Синелицые!- выкрикнул Уве. — Смерть им!

— Сме-е-ерть! — Корхонены были единодушны в своем порыве.

Ну, почти единодушны. Пытливый взгляд Тиберия Аркана-младшего выхватил из десятков и сотен раскрытых в гневном крике ртов несколько тех, что только кривились, имитируя ненависть к язычникам. Интересно! Иногда полезно бывает стоять в стороне, не лезть в гущу событий… А старый вождь тем временем продолжал:

— Пылают городища и селища, варвары уводят людей в пустоши, где приносят в жертву демонам! И что же великие кланы? Вместо того, чтобы ожидая приезда всех мудрецов сплотиться и наказать убийц и насильников — Сорса и Линдстрёмы устраивают междоусобицу! Они-то уже давно сделали свой выбор! Все мы знаем, что Тойво Сорса привечает в своем доме бритые бошки, они частые гости в его тереме — уже очень, очень давно… А Матиас Линдстрём? Он, кажется, сдружился с гёзами! Расфуфыренный будто петух проповедник ходит по его двору, окучивая девиц Линдстрёмов как курочек! Послушайте, если он — служитель Божий то я — семнадцатилетняя девственница!

— Га-га-га-га!!! — дружный хохот был ему ответом.

— Вы меня знаете! — Вилле широко развел руки в стороны. — Я привык жить своим умом. И если бы не видел всего этого — брат Флавиан никогда бы не стал гостем в моем доме… Он жил бы у Лаури, у Ранта, в Оуле, Лахти — где угодно! И я не собираюсь верить ему только потому, что в Байарад его привел мой племянник. Но — Эдускунта в прошлом году решила, что диспуту — быть! И я сделаю всё, чтобы он состоялся. Даже ценой своей жизни. Правильно я говорю?

— Айе!!!- крикнули северяне, и Вилле тяжело опустился в кресло.

Вдруг он резко повернул голову и уставился на Микке, который стоял в полный рост, возвышаясь над пиршественными столами:

— Друзья! Родичи! Кровные! В Оуле больше никто не сможет жить… Ее жители убиты, а головы сложены в целую гору на рыночной площади. Смрад и дым встретили нас на скалистом мысу, а не угощение, улыбки и рукопожатия. Кто-то дождался, пока жители окрестных селищ сбегутся в городище — и убил их всех.

— Как⁈ — вскочил Вилле. — Это ведь земли Ахо, что же они…

— Частокол был сломан, ров — засыпан. Нападающих было меньше, но они сумели пробиться внутрь и сломить защитников, и убить всех — мужчин, женщин и детей. Мы не нашли ни одного тела — только головы!

Звенящая тишина заполнила пиршественный зал. Похоже, что старый Корхонен, когда говорил о нападениях на городища и селища имел в виду что-то менее жуткое.

— Я собственными глазами видел след, подобный человеческому… Если бы человек был размером с носорукое чудище! — продолжил Микке. — Я могу поклясться Дорогой Лебедей перед Эдускунтой, если потребуется. Мы должны собрать войско, должны выбрать туомарри и кунингаса — на период войны… Война будет ужасной, с врагом доселе нами невиданным…

Таким старого друга Рем еще не видел. Он не заикался, не медлил — говорил вдохновенно и яростно, и каждое слово молодого воина попадало прямо в сердца соплеменников.

— К оружию! — вдруг рявкнул Вилле Корхонен. — Я не намерен ждать ни единого часа! К оружию!!! Корхонены созывают Эдускунту!

Саами повскакивали со своих мест, опрокидывая лавки и табуреты, они потрясали кулаками, кричали «Айе!» и " К оружию!" — и один за одним покидали пиршественный зал. На месте остались только охрана, Микке Ярвинен, Анники, ортодоксы и сам глава клана. Он ткнул своим узловатым пальцем в Флавиана:

— Если то, что я о вас слышал, брат Флавиан — правда, то ваша помощь будет совсем нелишней.

А Рем подумал, что этот старик с дальней окраины Империи, похоже, очень много чего слышал и знает. И это настораживало и давало надежду одновременно.

Что такое Эдускунта? Это собрание всех саами, которые могут держать в руках оружие. Правом голоса на Эдускунте обладают все свободные хозяева. Такая формулировка была прописана в «Дороге Лебедей», а потому — в огромном доме с золотой крышей на собрании могли присутствовать сотни и тысячи вооруженных северян, а на помосте из вызолоченных дубовых бревен — только главы великих кланов и свободных родов — те, что сумели добраться до Байарада и теперь могли держать слово перед народом. Почему так? Потому что саами очень бережно относились к понятию свободы. «Свободен лишь тот, кто может самостоятельно принимать решения и справиться с их последствиями,» — так гласила «Дорога Лебедей».

Вассальную присягу приносили и в этом суровом краю, и главы семи великих кланов отличались от герцогов Запада только тем, что их подданные были разбросаны по всему Северу. Семьи, присягнувшие Корхоненам можно было встретить и в тундре, и у Дымного Перевала, и в окрестностях Байарада, бок о бок с зависимыми от Ахо, Ранто, Сорса или Линдстрёмов поселенцами. Свободные роды обычно селились в отдаленных местах, в тех самых оазисах у горячих озер, или рядом с залежами полезных ископаемых — и именно поэтому могли сохранить свою автономию. Из такого рода, например, происходил отец Микке Ярвинена, который взял в жены одну из племянниц Вилле Корхонена в свое время. Ярвинен и значило — Озерник, человек с озера.