Финал Секатора (СИ) - Скоробогатов Андрей Валерьевич - Страница 10

— Давай и тебе…

Я присел рядом, позволив тонким острым пальцам коснуться меня, а сам склонился над смуглой кожей и раздвинул её ноги пошире. Забормотал:

— Всё идёт по плану, всё идёт по плану…

Судя по всему, она не сразу сообразила, что я её отвлёк и подловил, и что мои руки делают совсем не то, что ей хотелось бы.

— Ах ты!!! Подлец!!! Козёл!!! Мерзавец!!!

Ладони из нежных и ласкающих тут же превратились в когтистые лапы разъярённой хищницы. Я с трудом избежал серьёзных шрамов в соответствующем месте, затем накинул штаны, похватал вещи и выбежал из комнаты.

— Проверяйте, — крикнул я служанке. — Работа завершена.

Последовал напряжённый диалог на всё той же кухне с дядей виновницы мероприятия, в котором я подробно объяснил происходящее. Похоже, ответ его устроил. Затем — проверка при помощи специализированной повитухи, которая подтвердила качество проделанной работы. И, наконец, мне передали упаковку с деньгами — две внушительные пачки.

— Вы уж… извините нас, — поджал губы дядюшка. — Такое… Такой позор.

— Я не хочу вникать в суть ваших отношений, но… меньше контролируйте её, может. Это по всем признакам протест против чего-то, каких-то запретов и так далее. Бунт подростковый.

— Спасибо за совет, юноша, но я уж как-нибудь сам разберусь. Мой камердинер отвезёт вас в аэропорт.

Когда уже собрался уходить — в кухню с возгласом «А вот вы где!» ворвалась Мария Робертовна — босиком, в трусах и натянутой безразмерной майке.

— Деньги! За то, что смотрел! — и протянула руку.

Я посмотрел на побагровевшего князя, тот стиснул зубы и кивнул.

Вытащил десятку, положил в ладонь, в ответ она схватила меня за воротник, притянула и быстро поцеловала, укусив за губу.

На часах было три часа дня, я успел перекусить и уже стоял в зале ожидания, когда на телефон пришло сообщение.

«Эльдаръ Матвеевичъ, не желаете сходить на концертъ?»

Быстро набрал в ответ:

«Желаю. Въ какую дату?»

«Сегодня… Въ восемь вечера. Простите, я долго не решалась. У меня два билета, Альбина такое не любитъ, и я не знаю, съ кемъ пойти».

«Скиньте адресъ — я постараюсь, но, скорее всего, опоздаю».

Выматерился, пробежался до кассы. Мне повезло — оставалось одно место на самолёт до Санкт-Петербурга, который отлетал через сорок минут. На эконом-класс по бешеной цене — двенадцать рублей.

Дальше было три с половиной часа беспокойного полёта на тесной лавке между дурно пахнущим мужичком и знойной афророссиянкой. Затем ещё пара сообщений:

«Самолётъ приземлился».

«Концертный залъ имени Ю. Семецкого, 15 рядъ, 13 место. Осталось полчаса!»

Такси по сумеречному Питеру, суматошный бег через залы под звук третьего звонка, короткая перебранка с капельдинером — и, наконец, я увидел место рядом со знакомыми светлыми кудрями. Я бесцеремонно принялся протискиваться через ряды.

Выслушав несколько неодобрительных комментариев среди дам бальзаковского возраста, я наконец-то упал на соседнее сиденье с Нинелью Кирилловной ровно в тот момент, когда в зале погас свет.

Она, разумеется, сделала вид, что меня не знает, хотя я даже с расстояния почувствовал, как участилось еë сердцебиение. Наклонился, уткнувшись в волосы, сказал:

— Добрый вечер, я не помешаю?

— Тише, Эльдар Матвеевич, сейчас начнётся.

Значит, всё же на «вы». Что ж, это было по прежнему приятно.

— Я так и не понял, чей это концерт.

Она молча сунула в руку программку:

'Алексей Ягудинъ.

вечеръ нового стоун-романса

ЗОЛОТОЙ ВЕКЪ

избранное по произведениям А. С. Ганнибала'

Романсы. Признаться, в этом мире я куда чаще слышал этот музыкальный жанр в общественных местах, хотя ни в этой, ни в прошлой жизни он не был моим любимым. И всё же что-то из глубины памяти донеслось до меня.

— Ягудин… что-то знакомое, кажется, он ещё знаменит фигурным катанием?

— Тише, Эльдар Матвеевич. Что такое «фигурное катание»?

— Вроде танцев. На льду.

— А-а, да, помню, на Аляске недавно изобрели. Нет, есть известный болеро Олег Погудин, но…

— Молодые люди, не соизволите заткнуться? — осведомилась обернувшаяся пожилая петербурженка, слеповато взглянув на нас через театральный бинокль.

Нинель Кирилловна толкнула меня в бок локтём. Да-да, разумеется, это я был виноватым, что на нас наворчала незнакомая дама.

Что ж, я приготовился к испытанию. Сперва прозвучало длинное, затянутое и слегка занудное вступление. О том, как тяжело жанру романса в наши дни, о том, как здорово, что есть такие замечательные слушатели, благодарности организаторам и спонсорам. Затем, минута молчания безвременно почившему пару лет тому назад меценату Юрию Семецкому, в честь которого назван зал, и, наконец-то началось.

На самом деле, я вспомнил это чувство — классическая музыка в живом исполнении в первые минуты всегда вызывала у меня отторжение и раздражение, затем я настраивался на нужный лад, а ближе к концу даже ловил что-то вроде катарсиса.

К тому же к середине мероприятия к музыкантам, исполняющим партии на классических инструментах, неожиданно присоединились вполне современные ударник, саксофонист и электрогитарист, а жанр сменился на какое-то подобие симфонического рока или даже металла.

Разумеется, я не только наслаждался музыкой — я мчался через полстраны не для этого. Примерно через десять минут я осторожно положил руку на подлокотник поверх ладони Нинели Кирилловны, провёл пальцами по коже — она сперва отдёрнула, но потом оставила и лишь через пару минут шепнула:

— Вы меня смущаете, Эльдар Матвеевич…

Апофеозом первого отделения стала сольная партия гитариста, электрогитара которого неожиданно оторвалась от рук, повисла в воздухе, продолжая играть ещё минуту, а в завершении упала вместе с гитаристом, потерявшем сознание.

— Маэстро Сергей Маврин! — продекламировал Ягудин, и зал зашёлся в овациях.

Нинель Кирилловна, впрочем, аплодировала весьма слабо, и когда народ потянулся в буфет, шепнула:

— Мне скучно. Может, уйдём?

— Вот ведь, как занятно — мне только к концу начало нравиться.

— Вечно вам нравятся утяжелённые гитары, — улыбнулась она.

Отрицать это я не стал. Мы вышли в холл. После перелёта мне дико хотелось пить, но взглянув на очередь у буфета я понял, что в этот раз — не судьба.

— Как вам так удалось так быстро прилететь из Москвы?

— Из Адлера.

— Из Адлера⁈ — тут Нинель Кирилловна округлила глаза. — Как⁈

— Ну, если я скажу, что летел на крыльях любви, то вы скажете, что я наслушался романсов…

— Скажу. Не верю! — она прищурилась и развернулась, встала рядом.

— В таком случае — я был на одной… деловой поездке, уже находился в аэропорту, когда пришло ваше сообщение. Благо, оставались билеты на ближайший рейс. Это было достаточно безрассудно, потому что не знал, шутите ли вы, или нет.

Я продолжил идти к лестнице — спуск вниз вёл к гардеробам, спуск вверх преграждала табличка «Служебные помещения. ПОСТОРОННИМЪ ВХОДЪ ВОСПРЕЩЁНЪ».

— Я тоже не знала, идти или не идти, — кивнула она, продолжив идти за мной.

— Как видите, мы не обманули друг друга, Нинель Кирилловна.

— Куда вы меня ведёте?

В конце лестничного марша путь преграждала полосатая лента, недолго думая, я перемахнул через неё и подал руку.

— Мадемуазель?

— Там какой-то тёмный мрачный коридор… вы смутьян, нас могли заметить.

— И наверняка заметили… — сказал я, и словно в доказательства нашим словам где-то внизу послышался голос охранника:

— Молодые люди! Туда нельзя!

— Скорей! — скомандовал я, и это подействовало.

Нинель Кирилловна подхватила юбку, нырнула под ленточку, побежала по коридору.

Судя по всему, здесь сидела администрация концертного зала, а может, размещались какие-то творческие объединения — дальнем кабинете горел свет.