Ассистент (СИ) - Скоробогатов Андрей Валерьевич - Страница 8

Затем негромкий голос Самиры спросил:

— Эльдар?

Глава 5

Я бросился в угол камеры. Оттуда дул сквозняк — от пола до потолка между бетонными плитами шла щель шириной с ладонь, сантиметров восемь.

А ещё оттуда на меня смотрел глаз Самиры.

— Эльдарчик! Нас посадили рядом! Как хорошо!

Она просунула в щель руку — длинная, с тонкой ладонью пролезла без труда. В первую секунду я даже не понял, что ей хочется, зачем-то пожал руку, но она выскользнула, погладила меня по голове, по щеке, потроглала щетину и ухо, как будто хотела выразить чувства, но не знала, как.

Я поймал ладонь, прижал к губам, поцеловал.

— Все нормально. Мы вместе. Почти.

— Удивительно, зачем они сделали такую щель. И что посадили нас рядом.

— Наверное, для вентиляции. И чтобы мы не свихнулись от одиночества. Все равно с ошейниками, и передать ничего серьёзного друг другу не сможем.

— Он тебе сказал, да? Этот Каяно. Что будет менять нас на военнопленных, которых ещë нет?

— Сказал.

— И что не меньше месяца?

Я покачал головой.

— Про сроки я не спросил. Но понятно, что не меньше.

— А что за опыты будут делать?

— Явно что-то по поводу навыков.

Хотел ещё добавить для уверенности «резать, наверное, не будут» — но не стал. Не хотелось быть голословным. Самира снова потянулась ко мне рукой.

— Ты же что-нибудь придумаешь?

— Придумаю, — кивнул я и взял её за руку. — В этом можешь не сомневаться. Но нас наверняка слушают, так что давай на эту тему не будем.

— Хорошо. Ты посмотрел, какие у тебя книги?

— Ещё нет.

Вернулся к стеллажу и посмотрел книги. Их было всего три, отчего вспомнилась шутка про «букварь, вторую и зелёную». Первая книга действительно оказалась весьма близкой по жанру к букварю: увесистый словарь-учебник японского языка 1978 года выпуска. Вторая книга — томик незнакомого мне русского поэта. Третья книга — неожиданно, достаточно большая и старинная военно-историческая манга с кучей мелких картинок, повествующая, судя по всему, об эпохе сёгуната.

— Словарь. Манга про историю. И стихи на русском какого-то… А. С. Ганнибала.

— В смысле какого-то⁈ — в голосе Самиры прозвучал ужас. — Это… Ганнибал. Александр Сергеевич. Самый известный русский поэт. «Буря мглою небо кроет, вихри жаркие крутя. То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя»! Ну с детства же все знают!

— Это ж… А, ясно. Ганнибал.

Пролистав пару стихотворений, я понял, что это самый что ни на есть Пушкин. Только почему Ганнибал?

Разумеется, такую фамилию я слышал и в этом мире, и в прошлом. Ещё я вспомнил, как Евгений во время нашей дуэли удивился при упоминании Пушкина. Нет, безусловно, ветвь долго росла вблизи Основного Пучка. И Пушкин как явление обязательно должен был возникнуть и здесь. Причём возникнуть вплоть до практически полной трансляции идей, текстов и прочего. Только вот с поэтами и прочими творцами иногда бывает, что человек-парадокс вроде как присутствует, но соответствие родословной выходит неполное.

— А у меня тоже словарь. Приключенческий роман «Астера», по нему вроде бы фильм собирались снимать. И иллюстрированная энциклопедия растений.

Договорились, что будем меняться книгами. Возможно, кого-то удивит то, насколько большое значение мы придали досугу — по опыту я знал, что страшнее всего отсутствие развлечений и того, чем можно загрузить мозг. Не всё же время раздумывать о плане побега?

Вскоре нам принесли ужин — всунули поднос в специальную щель во внутренней, второй двери. Всего дверей в камеру было две, образовывавших небольшой, полуметровый тамбур. Вполне приличные блюда — рыба, гарнир из риса, зелёный чай. В общем, поначалу складывалось впечатление, что мы на особом счету.

Перед сном нас по очереди отвели к доктору, осмотрели и взяли кровь на анализ. На обратной дороге я пересёкся в коридоре с той женщиной, которая сидела в дальней камере, которую тоже куда-то вели. Признаться, я ожидал другую реакцию — она меня заметила, но подняла на меня безучастный, неосмысленный взгляд. словно глядела сквозь меня.

Я поделился об этом с Самирой.

— Наверное, опиум. Или наркотики. Наверняка накачивают. Только вот для чего? Чтобы им было удобнее, или чтобы ей было удобнее? Бедная женщина…

Через полчаса в комнате автоматически погас свет, остался только тусклый светильник у кровати, и можно было включать лампочку в туалетной зоне.

Мы пожелали доброй ночи, но не прошло и десяти минут, как я услышал из щели тихий голос:

— Я не могу уснуть, можешь посидеть рядом?

Я подстелил покрывало и уселся в углу, она точно так же через стену, протянула руку — я снова взялся, стал гладить ладонь, тонкие пальцы.

— Жаль, что не могу тебя обнять.

— Ага, — кивнул я.

— Тоже хотел бы обнять?

— Конечно. Это полезно для снятия стресса.

— Я тебе совсем не нравлюсь? — с грустью в голосе спросила она.

— Самира, конечно нравишься. Я не был бы мужчиной, если бы не нравилась. Ты особенная и интересная.

Тут я сделал паузу. Она продолжила за меня:

— Но твоё сердце принадлежит другой. И это даже не Алла.

— Ну… откуда знаешь?

— Во-первых, Алла сама как-то проболталась. Что у тебя есть какая-то влюблённость со школы. А во-вторых… Помнишь, ты отключился, когда лечил мне ногу?

— Помню.

— Ты перед пробуждением звал какую-то Нинель. И во сне пару раз говорил её имя.

— А что ещё я говорил? — усмехнулся я.

— Ничего. Вообще… когда ты тогда отрубился… Хотя ладно. Не стоит.

Она снова замолчала.

— Говори уже. Ты уже как-то раз начинала говорить, интриганта.

— Ну… Я тогда очень сильно перепугалась. Что ты потерял сознание, или умер. В общем… Я попыталась сделать тебе искусственное дыхание.

— Хм. Тем самым образом, про который я подумал?

— Ага.

Её пальчик взволнованно водил по моей ладони.

— И как долго ты его делала?

— Минут пять… ну, то есть, я почти сразу поняла, что ты дышишь… Но на всякий случай я ещё минут пять…

— Просто целовала меня, то есть.

— Да. Наверное, мне просто хотелось тебя целовать.

Она молча потянула мою ладонь к себе, через щель.

Моя рука была толще в предплечье, чем у неё, и пролезла в щель с небольшим трудом. Она прикоснулась губами к пальцам, облизала их, затем опустила мою руку ниже, подставила своё тело, молчаливо потребовав, чтобы я потрогал её через одежду. Я чувствовал последовательно кожу шеи, жёсткие вьющиеся волосы, затем тепло, мягкость, упругость. Мои пальцы опустились вниз, всё ниже и ниже…

Она вдруг поднялась и пошла к кровати.

— Прости… прости, я не должна была… — услышал я вслед.

Ох уж эти женские сомнения! Или это были не сомнения, а своеобразная игра в кошки-мышки? Конечно, некоторое время я обдумывал происходящее — нравственную сторону вопроса, последствия, и сделал вывод, что окончательно сдаюсь. Есть вещи, против которых любые убеждения и устои бессильны, особенно в том возрасте, в коем находилось моё тело. Препятствовать этому странному роману через стенку больше было невозможно.

Во-первых, предчувствие подсказывало, что наше заточение надолго, и подобная разрядка будут полезны обоим с психологической точки зрения. Во-вторых, физиологически меня тянуло к Самире не меньше, чем её ко мне. Я узнал её поближе, узнал её желания, и бороться с этим становилось всё труднее, особенно когда мы по сути заперты вдвоём, наедине. И в третьих — всегда был шанс договориться и прекратить это по возвращению домой. Если, конечно, получится вернуться.

Конечно, от чувства, что при этом я изменяю сразу двум женщинам было некуда скрыться, но жизнь уже давно научила идти на подобные циничные компромиссы в критических ситуациях.

На следующее утро меня разбудили рано, надели наручники и сразу повели по лестнице в лабораторию. Сперва меня привели к незнакомому офицеру низшего чина, который сообщил через переводчика: