Смерть композитора. Хроника подлинного расследования - Ракитин Алексей Иванович - Страница 41

В общем, история получилась некрасивая. И неизвестно ещё, какое бы она получила развитие, поскольку Вишатицкий повёл себя очень недостойно и даже мошеннически, в принципе, его можно было подтянуть под очень неприятную разборку, напиши Ивасюк жалобу в ЦК ЛКСМУ. Дескать, ответственный работник Обкома повёл себя жульнически, грамоту вручил, а насчёт значка ни полслова, ни гу-гу… Но Ивасюк пропал без вести и Вишатицкий отделался испугом.

Впрочем, наплевать на эти комсомольские цацки, в допросе Вишатицого нам интересно другое. А именно – во время конкурса Владимир Ивасюк получил прекрасную возможность пообщаться накоротке с высокопоставленными комсомольскими функционерами республиканского уровня. Надо понимать, что секретарь республиканского ЦК комсомола и начальник отдела ЦК – это уже серьёзный уровень, это не юные комсомольцы, а партработники из числа номенклатуры высокого уровня. Понятно, что Ивасюк был знаком с каждым из них и ранее, но теперь представилась возможность спокойно поговорить обо всём, ибо конкурс долгий, в зале надо отсидеть от начала до конца и времени на общение много. И вот тогда-то Ивасюк узнал, что на на главный комсомольский конкурс республики он не проходит. Ну, то есть вообще… Львовский Обком ЛКСМ на конкурс им. Островского его выдвигать вообще не стал! Хотя это выдвижение было Ивасюку обещано! Вы можете представить такой обман?!

Статья в газете «Комсомольское знамя» от 24 апреля 1979 г: «От комиссии ЦК ЛКСМУ по республиканской комсомольской премии имении Н. Островского 1979 года в области искусства, архитектуры и исполнительской деятельности». В этой статье по мнению автора находится ключ к пониманию логики поведения Владимира Ивасюка в последние дни его жизни.

То, что Владимир Ивасюк узнал об этом от присутствовавших на конкурсе комсомольских чинуш, сомнений нет никаких. В уголовное дело подшита статья из газеты «Комсомольское знамя» от 24 апреля 1979 г, т.е. номера, вышедшего в печати в тот самый день, когда композитор вышел из дома и не вернулся. Статья называется формально и косноязычно: «От комиссии ЦК ЛКСМУ по республиканской комсомольской премии имении Н. Островского 1979 года в области искусства, архитектуры и исполнительской деятельности». Следователь Гнатив обвёл красным карандашом статью и выделил нужный абзац, из которого можно узнать, что «Комиссия ЦК ЛКСМУ (…) сообщает, что для участия в конкурсе (…) в 1979 году допущены такие кандидатуры: (…) Герасимчук Д. К. Книга „За всi роки до нашоi любовi“. Выдвинута Львовским обкомом ЛКСМУ».

Другими словами, Львовский обком комсомола цинично Ивасюка обманул, выдвинув на соискание республиканской премии не его, а некую Герасимчук Д. К.

Номер, датированный 24 апреля надлежало сдать в печать вечером накануне, т.е. в понедельник 23 апреля. Понятно, что решение о выдвижении готовилось не в последний день и не передавалось в редакцию «с колёс». Зная неисправимую любовь советской номенклатуры подгонять все мероприятия к тем или иным памятным датам, можно было не сомневаться, что решение об окончании конкурсного этапа должно было последовать к 22 апреля (дню рождения Ленина, если кто забыл, что это за дата). Поскольку 22 число являлось воскресеньем, все необходимые решения и бумаги должны были быть приняты и оформлены либо к пятнице, 20 апреля, либо в непосредственно в пятницу. Последнее, кстати, в реалиях того времени представляется маловероятным, поскольку такие важные решения в последний момент не принимались.

В любом случае, товарищи из ЦК ЛКСМУ Плохий, Черноус и Лисенко ко времени проведения конкурса в Хмельницком уже были в курсе, что фамилии Ивасюка в списке выдвинутых на соискание премии нет. И вряд ли кто-то из этих ответственных работников принялся наводить тень на плетень и отговариваться неосведомленностью. Это было глупо во всех отношениях, в т.ч. и потому, что через день-другой Ивасюк всё равно обо всём бы узнал из газет. Поэтому Ивасюку ответили как есть…

Фрагмент статьи «От комиссии ЦК ЛКСМУ по республиканской комсомольской премии имении Н. Островского 1979 года в области искусства, архитектуры и исполнительской деятельности», из которого следовало, что Львовский обком ЛКСМУ выдвинул на республиканский конкурс отнюдь не композитора Ивасюка, а поэтессу Герасимчук.

Мы не знаем, что именно он почувствовал, но наверное, ему стало очень неприятно. Его уговаривали поехать на конкурс в Хмельницкий – а ведь он изначально не хотел тратить на это время! – превратили эту поездку чуть ли не в комсомольское поручение, ещё в начале недели заявляли об успешном выдвижении на премию Островского, а уже в пятницу втайне от него всё переиграли и отдали предпочтение другой кандидатуре. А ведь у Ивасюка столько было связано с участием в конкурсе, до которого его не допустили! Прежде всего – вступление в ряды кандидатов в Партию. А со вступлением в КПСС жёстко увязывался его приём в Союз композиторов. Одно тянуло за собой другое, один срыв провоцировал провал по всей цепочке.

Неудивительно, что Владимир испытал крайнее раздражение. Удивительно другое – то, что он не выказал своего гнева окружающим. Всё, что он себе позволил – отказался от поездки в автобусе с неприятным ему Ростиславом Вишатицким и отправился домой поездом. В отличие от всего этого комсомольского блудняка Владимир Ивасюк действительно был занятым человеком, ему надлежало готовиться к экзаменам и доделывать «Кантату».

Теперь автор знает почти наверняка, что именно лежало в портфеле Ивасюка, когда он уходил в последний раз из дома, и почему портфель оказался пуст, когда его нашли возле трупа. Впрочем, догадливый читатель теперь это знает не хуже автора! Следователь Гнатив, разумеется, тоже всё понял, но в отличие от автора этого очерка, он не имел возможности назвать вещи своими именами. Поэтому он безо всяких комментариев вшил в уголовное дело заметку из газеты «Комсомольское знамя» от 24 апреля 1979 г, оставив тем самым подсказку для некоего «условного Ракитина», который через многие десятилетия получил бы возможность внимательно прочесть документы и разобраться в скрытых в них смыслах.

Что далее? Собственно, в рамках расследования Гнатива у нас остались всего 2 документа, на которые следовало бы обратить внимание. Первый – это посмертная психиатрическая экспертиза, которую следователь не мог не назначить. Полный текст этого важного документа приведён в виде фотокопии в «Приложении 7» к этой книге. Сделано это для того, чтобы устранить любые подозрения, связанные с его выборочным цитированием. Все, не испытывающие доверие к автору, могут самостоятельно погрузиться в осмысление полного текста этого немаловажного документа.

Следователь вынес на рассмотрение экспертизы следующие вопросы: «1. Имелись ли у Ивасюка В. М. в 1977 г [т.е. во время его госпитализации в ЛОПБ – прим. А.Р.] признаки психического заболевания, какого именно, каково его происхождение? 2. Можно ли считать, что Ивасюк В. М. после проведенного лечения был полностью излечен от этого заболевания? Могло ли это заболевание повториться и в какой форме (…)? 3. Характерна ли или возможна ли для данного заболевания навязчивая идея покончить жизнь самоубийством? 4. (…) каково было психическое состояние здоровья Ивасюка В. М. на момент смерти и не явилась ли смерть Ивасюка В. М. результатом реализации навязчивой идеи самоубийства (…)? 5. Если у Ивасюка В. М. психического заболевания на момент смерти не имелось, то как можно, с учётом имеющихся материалов, оценивать состояние его психики на момент смерти (…)?»

Под постановлением о назначении экспертизы можно видеть расписку заведующей судебным отделением Львовской областной психиатрической больницы М.П.Тростяной: «Дело по факту смерти гр. Ивасюка В. М. получила. Зав. суд. отд. (Подпись) 9/VII-79 г» При этом сам акт посмертной судебно-психиатрической экспертизы датирован 16 июня 1979 г. Налицо опечатка машинистки, на самом деле экспертиза была представлена 16 июля и это не подлежит сомнению, поскольку в её тексте есть ссылка на допрос Ростислава Вишатицкого, который, как мы знаем, имел место 11 июля 1979 г.