Смерть композитора. Хроника подлинного расследования - Ракитин Алексей Иванович - Страница 19

Данное обстоятельство следует иметь в виду при оценке как его показаний следствию, так и его отношения к Жуковой. Вряд ли Михаил Григорьевич мог быть объективен. Если бы Татьяна действительно была столь плохой женщиной, как это рисовалось в воображении Михаила Григорьевича, то вряд ли Владимир Ивасюк стал бы поддерживать с нею многолетнюю связь. Оценки отца вступают в прямое противоречие с оценками сына, понимаете?

Приведём ещё одно весьма важное, как кажется, сообщение Заславской: «Таня верила в то, что Володя мог покончить жизнь самоубийством. Со слов Тани я поняла, что с Хмельницка Володя приехал расстроен. Когда разыскивали Володю, то Светлана и Таня сказали, чтобы обратили [внимание] на его любимые места в Винниках или Брюховичах куда он часто любил ездить отдыхать. Они говорили, что Володя любил на такси выезжать в Брюховичи в лес и сам бродил по лесу несколько часов. Он также выезжал в лес в Винниках. Это были его любимые места.»

Фрагмент показаний Виктории Заславской, посвященный привычке Владимира Ивасюка подолгу гулять в лесных массивах: " Когда разыскивали Володю, то Светлана и Таня сказали, чтобы обратили [внимание] на его любимые места в Винниках или Брюховичах куда он часто любил ездить отдыхать.»

Это утверждение сделано с чужих слов, поэтому его нельзя считать доказательством того, что Владимир действительно вёл себя именно так. Однако, затронутый вопрос обязательно следовало прояснить при допросе Жуковой.

Важность услышанного оценил и следователь, в конце допроса он опять вернулся к теме возможного самоубийства и попросил свидетельницу выразиться точнее. Заславская заявила следующее: «Уточняю, что Таня допускала мысль, что Володя мог покончить жизнь самоубийством, одновременно думала, что могло быть убийство.»

Сказала она и несколько слов о работе Жуковой в театре, благо, будучи её коллегой, знала об этом не понаслышке: «В коллективе Таня на хорошем счету, её уважают и она перспективная солистка. Родители её скромные, отец учитель, инвалид войны и мать простая». На первый взгляд, перед нами самая обычная, что называется, проходная фраза, однако в ней есть любопытный подтекст.

Дело в том, что Татьяна Жукова родилась в семье офицера КГБ, прошедшего Великую Отечественную войну и раненого в ходе боевых действий, служившего в послевоенное время в Ставропольском крае, рядом с Пятигорском, где вначале 1950-х гг разворачивало свою работу знаменитое рудоуправление, добывавшее первую в Советском Союзе урановую руду. Кстати, там, под Пятигорском, Таня Жукова в 1950 г и родилась… По иронии судьбы Василий Жуков по своей работе вполне мог знать Семёна Золотарёва, того самого участника похода тургруппы Игоря Дятлова, с именем которого связана версия «контролируемой поставки»[4], но мы сейчас «дятловскую тему» трогать не станем, ибо незачем. Для нас важно то, что Татьяна нигде не выпячивала причастность своего отца к спецслужбе, а напротив, говорила о нём, как о тривиальном школьном учителе. Даже Заславская, имевшая возможность приватно общаться с Жуковой, об этих деталях ничего не знала, что вполне определенно характеризует Жукову.

Теперь нам необходимо перейти к допросу Светланы Федорченко, подруги Татьяны Жуковой. Он был произведен в тот же день 31 мая 1979 г, что и допросы Ивасюка-старшего и Виктории Заславской (если быть совсем точным, то Ивасюк М. Г. допрашивался с 11:30 до 13:00, Федорченко С. И. – с 14:00 до 16:30, а Заславская В.Д – с 17:30 до 18:30, т. е. Федорченко «вклинилась» между ними). Хотя мы тут немного нарушили хронологию, по смыслу повествования правильнее поставить показания Светланы Федорченко после показаний Виктории Заславской как более полные и важные.

Сначала несколько слов о жизни этой молодой женщины. Светлана Ивановна Федорченко родилась в 1953 г, т.е. на момент описываемых событий ей исполнилось 25 лет. Мать её умерла, а отец, в прошлом сотрудник МВД, майор, жил с другой женщиной. Светлана воспитывала младшего брата, проживавшего с нею, мы уже упоминали, что подросток учился в 8 классе. На брата она получала социальную пенсию и алименты от отца. Кроме того, подрабатывала солисткой варьете ресторана «Высокий замок», получая там 80 руб в месяц (плюс, разумеется, какие-то чаевые, о чём на допросе не сказала). В консерватории, которую она закончила как раз весной 1979 г, Светлана получала стипендию в размере 56 руб. Помимо всего этого женщина занималась репетиторством. В общем, крутилась, как белка в колесе.

Говоря об оплате жилья, Светлана сообщила следователю Гнативу, что платит Заславской по 20 руб за себя и брата (её слова полностью совпали заявлениями последней на сей счёт). Завершая рассказ о своих доходах и расходах, Федорчук сказала: «На данном этапе жизни у меня материальное положение хорошее». Интересная фраза в уголовном деле! Следователь Гнатив никого из прежде допрошенных не спрашивал о материальном положении. И то сказать, он – не работник райсобеса, он по другой части. Откуда вообще пошёл этот разговор о деньгах и доходах? Складывается такое впечатление, что после допроса родителей композитора следователь остался под сильным впечатлением от услышанного и в некотором отношении оказался к Жуковой и Федорченко предвзят. Следует помнить, что Ивасюк-старший прямо заявил о своих подозрениях в причастности Жуковой к смерти сына – это серьёзное утверждение и отмахнуться от него было бы на месте следователя неправильно. Тем более, что исходило оно из уст человека умного, образованного, знающего жизнь, писателя… А писателей в Советском Союзе называли «инженерами человеческих душ», «сердеведами» (да-да, было и такое словечко!), то есть признавали за ними особую способность глубоко постигать и раскрывать суть человека и его поступков. И вот такой проницательный «инженер человеческих душ» заявил о страшных подозрениях в отношении Жуковой и Федорченко! Разве можно от такого отмахнуться…

Думается, что именно из-за возникших подозрений Гнатив и вызвал на допрос Викторию Заславскую, хорошо знавшую обеих подозреваемых дамочек. Следователь хотел услышать от Виктории Дмитриевны нечто, созвучное сказанному Михаилом Григорьевичем Ивасюком. Расчёт этот не оправдался, как мы видели выше, Заславская полностью дезавуировала сказанное отцом композитора. Но это случится после того, как была допрошена Светлана Федорченко (именно поэтому мы и указали чуть выше время допроса каждого свидетеля!). А пока следователь попытался вызнать бюджет Федорченко и свести «дебет» с «кредитом», то бишь, посмотреть, хватает ли ей на жизнь, нет ли каких материальных затруднений, сетований на безденежье, может, отсюда перекинется мостик к каким-то подозрительным делам и делишкам, вроде мелкой «фарцовки», проституции или чего-то в таком духе? Светлана на затейливый трюк не поддалась и бодро отрапортовала, что всё в её жизни хорошо, никаких материальных проблем нет. То ли их правда не существовало, то ли «просчитала» она скрытый подтекст прокурорских вопросов (как тут не вспомнить старый советский анекдот про наивного москвича и иностранца, которого москвич схватил за пуговицу на пиджаке и стал в неё – в эту пуговицу, думая, что в ней замаскирован микрофон – орать: «Слава Великому Октябрю! Да здравствует советский народ! Да здравствует Советский Союз! Слава КПСС! У нас всё хорошо, нам ничего не надо!» Примерно так Светлана Федорченко и повела себя на допросе 31 мая 1979 г.)

Почему автор делает акцент на данной детали? Да потому, что сейчас на территории Украины разного рода деятелями высказывается точка зрения, согласно которой следствие весной и летом 1979 г велось неудовлетворительно и на самом деле ничего не расследовало, а действовало прямо наоборот – прятало концы в воду. В общем, цветёт и пахнет «теория заговора» в самом своём примитивном виде. В России тоже есть упражняющиеся в подобной «аналитике» клоуны и сумасшедшие, только они блудят мозгом на другой фактуре («гибель группы Дятлова»), о чём было написано в своём месте. На самом деле, из материалов дела хорошо видно, что нет никаких оснований для утверждений, будто Гнатив вёл следствие халатно, некомпетентно и предвзято. Его пристрастные расспросы Федорченко о доходах прекрасно иллюстрирует то, как сильно следователь впечатлился показаниями родителей погибшего композитора. Пожалуй, единственное, что можно объективно поставить Гнативу в упрёк – это то, что он не затребовал метеосводку на первые две декады мая и не назначил сразу же по обнаружении трупа посмертную судебно-психиатрическую экспертизу, довольствовавшись диагнозом, поставленным Владимиру Ивасюку в профильной больнице во время лечения в 1977 г.