Тени старого мира (СИ) - Демин Игорь - Страница 2

Сердце Любавы захолонулось. Она нащупала на дне корзинки небольшой, но острый как бритва ножик для срезания трав, и наконец обернулась.

Прошлое, по-доброму подначивая разлютовавшуюся собачку, отгоняло Жульку от себя посохом.

— Здравствуйте, дорогая сударыня, какая отчаянная у вас защитница.

Любава, скрывая испуг, долго укладывала ножик на дно корзины, потом достала его, обернула в тряпицу, снова долго укладывала. И после этого только спросила:

— Ты еще не помер?

Прошлое наклонило голову набок и виновато улыбнулось.

— Как видишь.

— Вижу. К сожалению. Опять кого-то привел на убой?

Прошлое вскинуло руки в протестующем жесте. Оно всегда пыталось спорить, думая, что лучше Любавы знает, каким будет будущее. Верило в себя, хотя ни разу еще не оказывалось правым.

— Ты не представляешь, насколько он хорош. Смелый, удачливый парень, честный и добрый.

— Как и все прежние, до него.

Прошлое помолчало, размышляя над ее словами, а потом сбросило с плеч рюкзак, суетливо покопалось в нем и вытащило на свет аккуратно завернутый в тряпицу пучок полевых цветов на тонких стебельках. Широкие белые их лепестки по краям разделялись на тонкие длинные полоски.

Руки Любавы сами по себе потянулись цветам:

— Dianthus acicularis? Где отыскал?

— Там… — прошлое махнуло рукой куда-то за спину. — Далеко.

— Помнишь ведь, не забыл.

— Любава, ему понадобится твоя помощь.

— Этому, твоему? — Любава кивнула в сторону Гранитного. — И когда?

— Скоро. Он еще не знает об этом. Он силен и самоуверен, но он придет. Обязательно.

Принесенный дневальным чай так и остался нетронутым. Наполненные стаканы одиноко стояли на столе, и иногда казалось, что они позвякивают от висящего в воздухе напряжения. Комендант Гранитного подполковник Кремнев на правах хозяина расхаживал из стороны в сторону, измеряя кабинет ровными как по линейке выверенными шагами. Босой сидел, сгорбившись и скрестив ноги.

— Ты не можешь уйти. Твое место здесь.

Эта фраза в разговоре звучала уже не раз. Поначалу Босой пытался отвечать на нее аргументами. Ни один разумный довод на коменданта Гранитного не действовал.

— Могу. И уйду.

— Мы — будущее человечества. Ты не можешь этого не понимать, — Кремнев отчитывал ловчего как провинившегося школьника.

— Человечество подождет, — Босой встал, и демонстративно задвинул за собой стул, — я ухожу искать мать.

Подполковник скомандовал, не оглядываясь:

— Сядь.

— Нет.

— Сядь и послушай.

Ловчий упрямо потряс головой, отказываясь подчиняться.

Хотя не то, чтобы ему очень хотелось уходить. В форпосте он впервые за много лет не чувствовал себя одиноким. И дело даже не в том, что его, Рину и Зою здесь приняли как родных. У Сынов Гранитного, как называли себя бойцы гарнизона, тоже был интерфейс, хотя еще недавно Босой думал, что он — единственный среди людей носитель инопланетной технологии.

Больше не нужно было скрываться, сдерживать силу и представлять себя то волком в овечьей шкуре, то наоборот, овцой в волчьей. Не нужно больше думать одну и ту же мысль — что будет, если люди узнают? Или стоило давно уже все рассказать? Или нет?

В Гранитном, казалось, не существовало двойственности и недопонимания. Все Сыны, любого звания, возраста и характера, казались простыми ребятами, честными и прямыми, как древко копья. К каждому можно было подойти и задать вопрос. Сыны отвечали всегда с улыбкой и никогда не отказывали в помощи. Если, конечно, не были заняты по службе.

Особенно удавались разговоры в столовой, во время ужина. Отбыв тяжелый день, все охотно шутили, рассказывали байки о чудищах и живущих неподалеку людях, расспрашивали о жизни далеких поселков и слушали, едва ли не раскрыв рот. Редко Босому удавалось найти столь благодарные уши, и он заливался соловьем, почти ничего не привирая.

Вряд ли форпост мог стать для ловчего домом на всю жизнь. Не видел он себя ни стоящим на вытяжку солдатом, которого ничего не должно волновать кроме выполнения приказов и искренней ненависти к врагу, ни офицером, способным для достижении цели без колебаний отправлять солдат в смертельно опасную схватку.

И все же здесь Босой чувствовал себя уютно и спокойно. Никогда еще не было такого, чтобы его жизнь денно и нощно охраняли сто шестьдесят профессиональных воинов, и грехом было бы не отплатить им ответной услугой. Да и не требовал Кремнев, по большому счету, оставаться в гарнизоне навсегда, лишь твердил о человечестве, общих целях и предстоящих в ближайшее время грандиозных событиях.

Послушать подполковника, так освобождение от инопланетного ига должно было состояться едва ли не со дня на день, если приложить к этому достаточное количество сил. Его уверенность подкупала. За таким лидером хотелось идти вперед, и солдаты шли. Месяц за месяцем, год за годом они каждый день заступали в наряды, выходили на зачистку подземных логовищ, чинили старое оружие и оборудование, копили ресурсы. И все ради одной цели — стать еще немного сильнее. Сделать еще один шаг к будущему человечества.

Но у Босого была своя цель. По его мнению, никак не менее важная.

— Вы бы бросили ради человечества свою мать?

— Однажды я уже это сделал, и сделаю, если понадобится еще раз. Но я не жду от тебя того же. — Кремнев остановился напротив Босого, посмотрел в глаза и скорее попросил, чем приказал. — Сядь и послушай.

Пришлось все-таки сесть, чтобы не походить на до глупости упрямого ребенка.

— Ты думаешь, в том, что она оказалась в рабстве, виноват Стрыга? Или Пыльник? Трусливые соседи? Или даже ты сам? Нет! Причиной тому гррахи, и только они. Не удивляйся, что я так много знаю. Ты же уже понял, что Изгои служат нам, хотя и должны все время находиться вне форпоста. Человек, которого вы называете Винником, доложил о твоей истории. И мы готовы помочь тебе.

Кремнев замолчал, ожидая реакции.

— Спасибо, конечно, — Босой был вынужден сказать хоть что-то, — но я уже слышал подобное от Винника.

— Человек, которого ты называешь Винником, тебя не обманул. Он привел тебя прямо туда, где твои проблемы перестали быть только твоими. Сколько тебе повторять, ловчий? В Гранитном — ты дома. И тебе больше никуда не нужно идти.

— И вы… — Босого начинали раздражать многозначительные паузы, которые делал Кремнев, подталкивая разговор в нужном направлении. — И вы готовы мне помочь найти маму? И знаете, как это сделать?

— Мы не только знаем, как найти твою мать. Мы уже ее нашли.

— И где же она?

Босой прислушался к себе. Интуиция молчала. На голове не шелохнулся ни один волосок. Сердце билось ровно. Он даже дыхание не задержал, хотя услышанное должно было его очень сильно взволновать. Он не верил. Он вообще не верил в чудеса, особенно такие внезапные.

Подполковник тоже заметил его излишнее спокойствие.

— Ты не рад?

— Обрадуюсь, когда увижу ее вот также, как вас. Так где же она, по вашему мнению?

— Ты мне не веришь. Это оскорбляет и меня, и наш гарнизон, и все наше дело, которое и тебе стоило бы считать своим. У нас есть тайны, но нет лжи. Ложь там, среди крестьян и торгашей. Но я сделаю скидку на то, что ты прежде не слышал о Сынах Гранитного. Тебе нужны доказательства? Они у тебя будут. Твоя мать — невысокая женщина чуть меньше пятидесяти лет, русая, любит заплетать одну длинную косу. Она стройная, с бледными почти белыми бровями, которые никогда не подкрашивает углем.

— Вы сейчас описали половину женщин в округе. А возраст…

— У нее шрам через всю ладонь.

— Это Виннику могли рассказать в поселке.

— Когда ты был маленький, то любил, сидя на одеяле, заворачиваться в него, как в кокон. За это, наедине, она иногда называла тебя ласточкиным птенцом.

— Откуда вы знаете?

— Ты в Гранитном уже третий день, ловчий. И мы кое что успели. Стрыга не продал ее. Она до сих пор ходит с его караваном. Они проходят мимо Гранитного четыре раза за теплую половину года. Оставляют новых рабов у Ирмы — местной работорговки. Мы против рабства, но вынуждены мириться с любыми соседями. Придет время, и мы это явление изведем на корню. Пока же…