Добро пожаловать в прайд, Тео! (СИ) - Волкова Дарья - Страница 13

- А вы не боитесь, что можете простыть? Или застудить горло? – Лола похвалила себя за то, что нашла правильные слова. – Не опасаетесь потерять голос?

Лола уже знала, что потеря голоса – самый страшный кошмар любого оперного певца. Причем, этот недуг зачастую настигал певца абсолютно неожиданно, без видимых причин. Но простудные заболевания – очень очевидная причина, поэтому все певцы берегли горло и грудь, это Лола тоже уже усвоила.

- Нет, - беспечно рассмеялась Виктория. Смех у нее красивый, грудной, Лола была вынуждена это признать. – Если всего бояться, то можно ничего не добиться! – она повертелась перед зеркалом. Подол темно-зеленого бархатного платья, отороченного мехом, красиво заструился вокруг ее ног. – Вы знаете, что мать Теодора пела в аквариуме с водой?

- Как?! – Лола, убиравшая излишки ткани сзади, уколола себя за палец и инстинктивно сунула его в рот. – В каком смысле – в аквариуме?! – промычала неразборчиво, посасывая пострадавший указательный.

- Она пела Русалку в опере Дворжака. Пела, находясь в прозрачном аквариуме с водой.

- Голая?!

- К сожалению для ее поклонников – нет, - еще громче рассмеялась Виктория.

Лола молчала. Она даже не представляла, что бывает… так. А потом до Лолы стал доходить весь смысл услышанного. После очного знакомства тогда, в «Ла Скала», она искала информацию о Фёдоре Дягилеве в Сети. Но данные о его матери почему-то не попались Лоле на глаза. Или она их проигнорировала.

- Я не знала, что у Фе… у Теодора мать – певица…

- Певица?! – Виктория резко повернулась, и мех подола пощекотал обнаженные лодыжки Лолы – на девушке сегодня были бриджи. – О, нет. Мать Теодора - не просто певица. Она – одно из лучших сопрано двадцатого века! Легендарная женщина. Вы что, никогда не слышали об Анне Петерсон?!

Лола нахмурила лоб. Кажется… кажется…

- Кажется, да. Слышала… что-то. Но я не подозревала, что она – мать Теодора. У него же другая фамилия.

- У него фамилия его отца! – фыркнула Виктория. - А все остальное - от матери. Включая феноменальный голос, потрясающие сценические данные, обаяние и масштаб личности! Он войдет в историю оперного искусства, так же, как его мать.

Лола с изумлением смотрела на румынку. Такое ощущение, что это говорит не партнерша Дягилева по спектаклю, а его импресарио – умный австрийский еврей, который был прекрасным дельцом и умел выгодно продать своего подопечного – Лола это уже оценила.

- Ну он же правда невероятен! – улыбнулась Виктория в ответ на изумленный взгляд Лолы. – Его обожает публика за голос, харизму и актёрское дарование. Его боготворят режиссеры - потому что он исполнительный, трудолюбивый и не боится трудных партий. А еще он очень красивый мужчина, верно?

Лола закашлялась. Соглашаться не хотелось, спорить с очевидным было глупо. Да и сам разговор выходил каким-то… глупым.

- Я так рада, что он бросил эту свою тощую американку, - Виктория огладила свои пышные бедра, почеркнутые еще более пышной юбкой. – Она ему совсем не пара! И вообще, Тео любит пышных женщин, когда есть за что подержаться и на что посмотреть. Ну так что, делаем вырез глубже? Ведь Анна Болейн была чертовски сексуальной!

- А вы знаете, что во времена Тюдоров женскую грудь называли уточки?

- Как? – Виктория расхохоталась. - Уточки?! Какая прелесть. Ну так как насчет того, чтобы показать уточек по самую шею?

Лола молча смотрела на сопрано. Хотите больше секс-эпила? Ну хорошо!

- У меня есть идея по поводу выреза, Виктория, - попыталась вновь сладко улыбнуться Лола. Надо как-то возвращать себе это умение! – Снимайте платье, я попробую перекроить и сделать вас еще более привлекательной для… Теодора. Если это, конечно, возможно.

***

Работа в амплуа художника по костюмам выходила какой-то рваной. На Лолу периодически накатывали инсайты и откуда-то, из ниоткуда возникали совершенно потрясающие идеи. Но при этом ее с такой же регулярностью потряхивало. Стоило только Дягилеву оказаться рядом. Лола никак не могла понять, почему так на него реагирует. Но ни о каком равнодушии в его адрес речи и быть не могло. Ей хотелось то придушить его рафом, то ножницами щелкнуть по гульфику, который ему так не нравился. Но большей часть она его видела в обычной одежде – джинсы, футболки, рубашки, кроссовки. И тогда жажда убийства просыпалась с утроенной силой. Ладно сидящие джинсы и облегающие футболки этому очень способствовали.

В свободное от работы время Лола еще раз перешерстила Интернет в поисках информации о Фёдоре Дягилеве. И об Анне Петерсон. Оказалось, его мать действительно была культовой фигурой оперной сцены. Лола послушала несколько записей и интервью. Эффектнейшая женщина нордического типа красоты, великолепный голос, искромётное чувство юмора. И довольно ранний уход из жизни. Про отца Фёдора и мужа Анны Петерсон информация нашлась крайне скудная. Он тоже был певцом, баритоном, но практически всю жизнь посвятил своей жене и был ее антрепренером. И на этом все. А еще Лола узнала, что Фёдор родился и провел детство в Риге, с дедушкой и бабушкой, пока его родители колесили по миру – ведь мать его была латышкой. «Балтийский соловей» - так называли ее в прессе. В общем, не густо. Но ужасно интересно. Хотя Лола ругала себя за этот интерес.

***

- Я не могу в этом петь!

- Тео, до премьеры три дня, мы все уже несколько устали от твоих капризов, - раздраженно выдохнул Нейл, славящийся своим терпением. Но и Фёдора Дягилева тоже никто раньше не считал капризным. Пока в дело не вмешалась Лола Ингер-Кузьменко.

- Это не капризы, - устало в ответ выдохнул Фёдор и потянул в сторону огромный раф. – Я уже смирился с тем, что выгляжу в этом, как голова на блюде – черт с ним, у нас художник по костюмам гений, ей виднее. Но я не могу брать ноты в этом блюде!

- Плохому танцору тоже все время что-то мешает, - огрызнулась Лола. Она тоже устала – от большого объема непривычной работы, от мыслей о противном исполнителе главной партии и от своей бесконечной с ним грызни.

Нейл изумленно уставился на нее. А Фёдор демонстративно смотрел только на режиссера.

- Нейл, будь любезен, объясни нашему гениальному дизайнеру, что певцу, для того, чтобы петь, надо открывать рот. В этом я не могу нормально открыть рот, у меня упирается, - он шлепнул себя тыльной стороной ладони по подбородку снизу, - вот здесь!

- Лола, он прав.

- Хорошо, - мрачно буркнула Лола. – Я посмотрю, что можно сделать.

***

Все осталось позади. Разработка концепции, шитье костюмов, примерки, репетиции, куча организационной работы. Нескончаемое чувство раздражения от одного только взгляда на Дягилева. Лола не рисковала сама присутствовать на его примерках, хотя всех остальных солистов одевала лично. Но она очень сильно опасалась, что не сдержится. И воткнет-таки иголку в его великолепный зад. Или бицепс. Или, не дай бог, в гульфик. Который, между прочим, произвел фурор. Как и продольный, зашнурованный розовой лентой, вырез на платье Анны Болейн. То, что казалось Дягилеву на своем теле пошлостью, из зала, в контексте сценического решения, музыки, голосов – выглядело роскошно. Органично. Лола знала, что она вписалась в спектакль как надо. Ее отец очень любил повторять фразу: «Неоконченную работу дураку не показывают». Ведь нужно особое умение - видеть на самом старте всю картину целиком. Этим умением обладал ее отец – поэтому он был успешным продюсером. Этим умением обладал Нейл, как режиссер. И им совершенно не обладал Фёдор Дягилев. Но именно его сейчас купала в овациях публика, а Лола смотрела на это все из зала – на него, счастливого, уставшего и улыбающегося. Фёдор Дягилев рожден для сцены, славы и успеха. Но это не отменяет того факта, что он противный и упёртый баран.

А Лола будет людей одевать.

Картина шестая, с массовкой. Впрочем, их даже массовкой назвать трудно – все солисты, один другого краше.

- Никогда не понимал, что в головах у этих критиков, - Фёдор раздраженно отпихнул от себя газету. – Но явно не мозги!