Ведунья пятого измерения - Найтов Комбат - Страница 2

– Почему именно на авианосцы?

– Наши лодки предназначены для борьбы с авианосными группами.

– Будущие цели?

– Кто у кого будет целью – еще не совсем понятно. Давайте не будем о грустном. Самому хочется посмотреть и понять: где я нужнее. Я хотел конструировать такие ракеты, но жизнь распорядилась так, что мне предстоит их обслуживать, и, может быть, пускать, в том числе, и по противнику.

– Вам не нравится это вероятное действие?

– Мне не нравится совершенно другое, но это не тема для разговоров в кафе.

– Я Вас поняла. – ответила девушка, и разговор затих. Каждый из них пытался найти иную тему для продолжения разговора. Хотя сам Сергей уже отчетливо понял, что общих точек соприкосновения нет и быть не может. Поэтому спросил:

– А чем вызван такой интерес к моей скромной фигуре?

– Во-первых, мы достаточно давно не виделись, а воды утекло много. – судя по быстроте ответа, он был заготовлен заранее. – Во-вторых, еще в 9-м классе ЛХУ Вы меня очень сильно удивили и обрадовали.

– Чем это?

– Тем, что отказали Насте. Она более полугода доказывала мне, что все «мужики» одинаковые, им требуется только одно. Она на спор вызвалась переспать с Вами, якобы недотрогой и любящим другую, незнакомую нам, девушку. И проиграла этот спор. Я не знаю: знаете ли Вы, что шестеро нас, девчонок, находились в соседней от вас комнате, в соседней квартире, эта квартира тоже Настиных родителей. И там есть возможность слышать все, что происходит в той комнате, в которой находились вы с ней. Мы все слышали.

– Кошмар! Этого я не знал, поэтому в словах и выражениях не стеснялся. Знал бы: такого не говорил.

– Это была всем нам наука, но… Вы правильно заметили, что путь на ведущие роли выстлан далеко не розами. Я вовремя это поняла. Здесь, правда, надо отдать должное нашему с Егором отцу, да и пример мамы и отчима просто стоял перед глазами. Мама моя заканчивала ЛХУ в 50-х. Сама она из Перми, поступала в училище там. Меня она, кроме как на сцене, не видела.

– Матери всегда знают все, что нужно их детям. Меня видели великим музыкантом, чтецом и актером. И пять лет мучили в музыкальной школе. Слух у меня был, и есть, но желания исполнять что-то на сцене никогда не было.

– Но вы же пели и играли, тогда в 1971-м. Кстати, довольно неплохо.

– Это – не профессия для мужчины. Папа у меня – военный, летчик-истребитель.

– А он как относится к музыке?

– Он ни на одном инструменте играть не умеет, любит рисовать. Сестра моя стала членом Союза Художников СССР, четыре года назад, еще когда училась. Училась рисовать у отца. Меня тоже пытались научить это делать, но для этого требуются совершенно другие навыки, чем у меня есть. Мелкая моторика и я – совершенно не совместимы.

– Даже так?

– Левую руку я сломал в детском саду, а правую ладонь прижало страховкой в горах в 13 лет. Так что, не мое. И мне больше всего нравились самолеты и ракеты.

– А почему тогда военный флот?

– Это не я, это медики так решили: мне поставили «Годен без ограничений», но обещали списать через 5 лет после начала полетов из-за травмы. Так что, выбрал то место, где могу служить долго. Дядя мой – подводник, второй дядя – танкист, для танков я великоват по росту.

– Меня тоже сто раз грозились отчислить из ЛХУ из-за моих 178 сантиметров. И постоянно говорили о том, что примой мне не быть, так как тягать такую тушу никто не сможет. Кордебалет был для меня единственным местом на сцене, вот я и ушла в физику.

– Но Вы так и не ответили на вопрос.

– Почему такой интерес? Увидела Вас в среду, что-то такое всколыхнулось, сама не пойму. Создала себе кумира, с которым даже не была толком знакома. Ленточку Ленкома я хорошо знаю, Егор там учился и там теперь служит. Спросила у него. Он ответил, что есть такой: отличник, ленинский стипендиат, очень серьезный парень, воевал, холост и на очень хорошем счету в училище. Вот и попросила познакомить. Что-то не так?

– Да нет, просто воспоминания о Насте мне неприятны. Меня туда, на эти шефские встречи, чуть ли не силком тащили, еще и ротный лично направлял, чтобы детишки не шалили и не пили ведрами. И не угодили в комендатуру. А девицы там были весьма своеобразные, мягко говоря.

– Это – да, особенно те, кто жил там. Это – та же казарма. Ну, общежитие. Я сама – питерская, с Петроградки.

– Ладно, много кофе вредно для здоровья, даже если он такой вкусный, как здесь. Вас проводить, тем более, что мне тоже на Петроградку, на Бармалеева?

– У вас там девушка?

– Нет, я там снимаю комнату у знакомых альпинистов и собачников, чтобы иметь возможность хоть немного отдохнуть от своих обалдуев в роте. Мне в училище надо быть только в понедельник утром.

Метро было рядом, прямая линия, через пятнадцать минут они вышли на Петроградской, но расстались только около двух часов ночи у подъезда дома, в котором жила Ника, на Большом проспекте. Бродили по набережным, заглянули на Крестовский, разговаривали и знакомились друг с другом. Добравшись к себе Сергей отмахнулся от вопросов Андрюхи и его супружницы, и завалился спать, не совсем себя понимая: зачем было бродить среди ночи с почти незнакомым человеком? Пока большого интереса у него она не вызвала. Свалив все это дело на выпитые три чашки кофе, он укрылся одеялом и через пару минут уснул. Телефона у него не было, а девушка своего не дала, впрочем, он ее об этом и не просил. Утром убежал на физзарядку, затем уехал в Лисий Нос на прыжки в аэроклуб. Вернулся оттуда поздно, а утром требовалось ехать в училище. В метро, как бы случайно, почти столкнулся с Никой, которая спешила на Балтийский, чтобы попасть на работу. Позже он понял, что его просто ждали на другой стороне Кировского проспекта у входа в метро. Форма у него заметная, поэтому увидеть его можно было заранее, и не торопясь войти в метро вместе с ним. Пока ехали, с пересадкой на Технолушке, ему передали городской и рабочий телефоны, и попросили не пропадать. В следующую субботу, едва выйдя за проходную КПП, он увидел Нику, стоявшую на тротуаре на углу Лермонтовского проспекта.

– Ездила на консультацию в Петергоф, решила дождаться Вас или брата, чтобы ехать домой не одной. Меня допустили до предзащиты. Очень хотелось поделиться этой новостью с Вами и с братом.

– Он с Вами не живет?

– Я же Вам рассказывала, мама с папой нас разделили, Егор выбрал папу, чем, наверное, осложнил ему жизнь после развода, а я тогда еще не имела права выбирать. Папа и Егор жили на 5-й Красноармейской, а мы с мамой на Большом, хотя раньше это была квартира папы. При разводе они поменялись жильем. Если хотите, мы можем зайти к папе. Здесь рядышком и по дороге. Вы с ним знакомы? Он преподает на кафедре «теории устройства».

– Да, с Федором Михайловичем я знаком. – ответил Сергей. «Интересные у нее связи с училищем» – подумал он. С этой кафедрой, с ее помещениями, было столько воспоминаний! Её почти два года ремонтировали и обновляли, это давало возможность будущим лихим подводным асам незаметно и не совсем вовремя покидать, и возвращаться в родные пенаты, минуя единственную проходную училища, если не считать ворот на Дровяную улицу. А там свой мост через Обводный и полная свобода! Ему самому пришлось больше ловить незадачливых курсантов, хотя пару раз приходилось и самому пользоваться этим входом-выходом в училище. Они вошли во двор на углу Якобштадского (Троицкого) переулка и 5-й Красноармейской, поднялись на второй этаж, и Ника несколько раз провернула старинный механический звонок, затем покопалась в сумочке и достала оттуда ключи, которыми открыла дверь. Ключи не слишком были совмещены с ее небольшой сумочкой по размерам. В прихожей на вешалке висела пара шинелей с погонами капитана I ранга, две канадки и пара плащей, форма первого и второго срока носки. Внизу стояло несколько пар флотских ботинок. Коридорчик украшал лакированный штурвал и был освещен единственной лампой под бело-сине-красным абажуром в цветах военно-морского флага. Старые, многократно окрашенные, двери были закрыты.