Просто секс и ничего личного (СИ) - Андриевская Стася - Страница 15

— Ну знаешь, — достаю я пиджак от Картье, — вот это, например, ему покупала я, на свои кровные, когда он ещё и понятия не имел, что такое качество и стиль. В кредит, между прочим. Почти полгода выплачивала потом!

— Ну… — кажется, Ирка с трудом сдерживается, чтобы не крутнуть пальцем у виска, — у богатых свои причуды.

— Ой, только не начинай! Это было давно. Я тогда тяжело отходила от прошлой жизни и за отсутствие лейбла меня терзали комплексы. Сейчас уже проще. Даже последними коллекциями похвастать не могу, сплошные дисконты… Вот, кстати, — выуживаю из шкафа льняные штаны мужа с ручными стежками по боковым швам, — Габриеле Пазини, оригиналы сто процентов, прямиком из модного дома в Италии. Его любимые, кстати. А покупал кто, угадай?

— Ну а он-то тебе хоть что-нибудь дарил?

— А то! Обещания и комплексы по поводу маленьких сисек!

— Чего-о-о? Да где маленькие-то? Даже я вижу, что полноценная двойка у тебя.

— А ему мало, прикинь! Ему надо чтобы как у порнодив — шары. Он даже обещал мне оплатить операцию по увеличению. Ну, собственно, и всё. Никаких других подарков, кроме бла-бла-бла, не было. У нас же типа современная семья, и он, якобы, меня полностью содержит, понимаешь? И плевать, что это лишь потому, что моя зарплата целиком уходит на кредиты. Представляешь, у меня иногда даже деньги на карте в ноль кончаются, только потому что он забыл подкинуть! И мне приходится звонить ему и просить. И он переводит, конечно, но с таким, знаешь, чувством собственной охрененной значимости… Господи, — сажусь на кровать, сжимая проклятые брюки в руках, — как я вообще в него вляпалась? Зачем, а?

— Любовь зла, это факт. Ты же его любила?

— Не знаю. Раньше думала да, а теперь сильно сомневаюсь. Скорее пыталась доказать, что могу не хуже остальных. И, главное — сама, без папулиных протекций! А знаешь, что… — Вскакиваю, встряхиваю брюки в вытянутых руках. — Я не буду это забирать! Пусть носит, сколько влезет и вспоминает меня! Тащи краску!

И вот в тот самый момент, когда я, вымазывая ладони душистым акрилом, самозабвенно оставляю отпечатки на самых любимых и дорогих мужниных шмотках, Ирка вдруг предупреждающе тянет:

— Ли-и-с… — и отступает на полшага назад.

Я оборачиваюсь. Вот карга старая! Ну, соседка, которая сверху. Она стуканула, больше некому!

Сергей стоит на пороге комнаты и, сунув руки в карманы, хмуро смотрит на кучу моих шмоток и безнадёжно испорченные свои.

— Веселишься, любимая?

— А то! — сдунув с лица прядь, воинственно распрямляю я плечи. — А что, есть претензии?

— Нет, что ты! Как я могу. Просто обидно, что меня не позвала. Я ведь тоже люблю… развлекаться! — Хватает вдруг сразу две банки с краской и щедро обливает кучу моих шмоток.

Я впадаю в ступор. Хлопаю ртом, издаю странные звуки… и вдруг срываюсь!

Кажется, сначала это сумочка на длинном ремешке, и я луплю ею мужа, а вокруг разлетаются нежно пахнущие жасмином брызги цвета «сиреневый туман» и «манговые сливки» Потом в ход идут статуэтки с полки — нежнейший китайский фарфор и настоящая антикварная советская керамика с блошиного рынка. Они бьются так легко и звонко, что это похоже на праздничный перезвон. А муж так резво уворачивается — будто бы исполняет виртуозные балетные па. И орёт:

— Алиса, прекрати! Это уже не смешно, слышишь! Сейчас же прекрати! Истеричка!

— Скотина! — не остаюсь я в долгу. — Ты мне в верности клялся! А я верила! Тебе! Кобелю! Проклятому! Я верила тебе, сволочь! Я тебе верила… Верила…

И меня вдруг замыкает на этом бесконечном «Верила» Оно вырывается уже против воли, с рыданиями и судорожными всхлипами, а я всё не могу остановиться. Сергей бросается ко мне, пытается обнять:

— Лисёнок, ну успокойся! Ну пожалуйста, просто послушай меня!

— Я верила тебе… Верила…

— Ну перестань, милая!

— Ша! — резко, словно удар боевой шашкой, вклинивается вдруг между нами Ирка. Хватает меня за плечи, тянет на себя. — Отстань от неё, олень!

— Ты ещё кто? — злится, не отпуская моих рук, муж. — Группа поддержки? Проваливай! Я хочу поговорить со своей женой наедине!

— Всё что ты мог, ты уже сделал в прошлую пятницу, придурок! А теперь просто отвали! — И она так решительно его пихает, что он отлетает к стене. Ударяется плечом, трёт его, но вступать в драку с гневной амазонкой не рискует, лишь бормочет:

— Дурдом какой-то! — и ретируется из комнаты.

А я попадаю наконец в объятия подруги и реву в её солидный бюст:

— Я верила ему, Ир! Я так верила!..

И эта истерика много-много больше, чем изменивший муж. Это боль обманутой десятилетней девочки, самый любимый и лучший на свете папа которой в один прекрасный день оставил их с мамой ради другой женщины. Это горькие мамины, ставшие вдруг своими собственными слезы. Предательство близкого человека, ударившее под дых с новой силой! Очередной крах едва-едва воскресшей способности доверять. И парализующий страх верить кому бы то ни было впредь…

Наконец слёзы кончаются. Я выползаю из Иркиных рук, сморкаюсь в какой-то безнадёжно испорченный бренд… И понимаю вдруг, что вместе с застарелой болью, из меня, кажется, выплакались и последние крохи «хорошей девочки» А иначе — почему так хочется жертвенной крови?

— Где он? — голос звучит спокойно, даже бесцветно. — Ушёл?

— Понятия не имею! По мне так пусть хоть сдохнет! А ты… — Ирка встревоженно наблюдает, как я поднимаюсь и, выудив из кучи невесомый словно дымка лавандовый сарафан на тонких лямках и с глубоким легкомысленным декольте, переодеваюсь. — Погоди, надеюсь, ты не собираешься его прощать?

— Не знаю, как пойдёт.

Мужа обнаруживаю на кухне, он, сцепив руки на груди и хмуро играя желваками, смотрит в окно. Волнуется, гад? Или злится?

— Извини, — останавливаюсь я на пороге кухни. Виновато рассматриваю свои цветные ладони. Краска, что уже засохла и въелась, на удивление тонко гармонирует с цветом моего наряда. — Я, кажется, погорячилась.

— Ты… Ты такая красивая, Алиса! — выдыхает муж. — И это платье…

Я молчу. Мне тоже всегда нравился этот наряд. И я была в нём в тот вечер, когда Сергей делал мне предложение.

— Лисёнок, — осторожно шагает он ко мне. Я не отшатываюсь, и это придаёт ему смелости. Берёт меня за локоть, притягивает к себе. — Я так виноват перед тобой! Но клянусь, это всё ничего не значит. В моём сердце только ты одна!

— Помнишь, я рассказывала тебе про школьную подругу, которую встретила в этом городе? Это Иринка. Та самая, которая там, в комнате.

— Я так и понял. — Муж пытается прильнуть губами к моему виску, но я ненавязчиво уклоняюсь.

— Ей нужна помощь, Серёж. Срочно. У тебя же есть деньги? Сто с небольшим.

Он слегка отстраняется, пытаясь заглянуть мне в лицо.

— Так ты что, за этим пришла?

Мысленно подкатываю глаза. Нет, блин! Вымаливать прощения за то, что помешала тебе отжарить Аньку!

— Ну… Пока да.

— Пока — это значит, у меня есть надежда?

Я жму плечами. Аромат жасмина кружит голову. Странно. Никогда раньше не замечала, чтобы он был таким ярким. До тошноты.

— Надежда есть всегда. Но ты сделал мне очень больно, Серёж. И мне нужно время, чтобы прийти в себя.

— Я понимаю, Лисёнок! Просто позволь быть с тобой рядом? Мне ничего больше не надо, лишь бы ты вернулась!

— Угу. И поэтому ты сменил замки?

— Ну я же понимал, что ты захочешь забрать свои вещи в моё отсутствие и просто не мог этого допустить! Но готов дать новые ключи прямо сейчас! Просто пообещай, что больше не уйдёшь! Клянусь, что не коснусь тебя и пальцем, пока сама не захочешь! Просто будь здесь — в безопасности и нормальных условиях. Так будет лучше для тебя же в первую очередь!

— Надо же, как у тебя всё просто! Просто вернись, просто пообещай, просто трахал другую… — Вздыхаю. — А что насчёт помочь Ирине? Это очень срочно.

Он, расцепив объятия, отходит к окну.

— Ну не знаю я, Лис, не знаю… Сумма не маленькая, сама понимаешь, её для начала нужно изыскать. Да и вообще как-то это всё странно. Ты уверена, что эта твоя гром-баба тебя не использует? Обычное дело, знаешь, когда садятся на шею пользуясь уязвимостью жертвы. А ты сейчас уязвима! Тебе плохо, и кто угодно может втереться к тебе в доверие. Тем более подруга детства!