Право на любовь (СИ) - Никитина Анна - Страница 70

— Хотела бы снова попробовать преподавать?

— Скорее да, чем нет. Это моя мечта и мечта бабушки, что я стану педагогом. Мне нравится учить деток и взрослых. Видеть, как они стараются. Направлять их, если где-то не получается. Я тогда чувствую себя другой, более нужной. Что я несу какую-то свою миссию в этом мире. Ведь каждый человек рождается с какой-то миссией. Например, врачи, пожарные — спасать. Полиция — защищать. Уборщики — делать этот город чистым и прекрасным. У каждого своя миссия.

— Интересно, какая у нас с тобой миссия? — спрашивает любимый.

— Любить и быть счастливыми. Нам столько всего выпало, что сейчас нужно восполнять.

— А что для тебя значит любить? — спрашивает Ярослав.

— Любят — это когда пережидают все твои состояния. Не обесценивают того, что лишило тебя сил. Говорят, когда есть возможность. Обнимают, когда есть потребность. И просто садятся рядом, чтобы поддержать, не донимая расспросами. Принятие человека даже тогда, когда он сам себя не принимает и мало на что способен в плане отдачи. Это временно, но и это больно… Порой нестерпимо больно… Знаешь, лучшее, что я слышала в своей жизни на уровне глубинной близости, вовсе не содержало тех самых заветных слов, но слишком пообтрепавшихся в жизни. Бабушка мне рассказывала: У нее был очень плохой день. Она была молода. У них еще не было своих детей. Но она была привязана к одному своему ученику. Мальчик плохо видел, у него был порок сердца, он был слепым. Родители ему помогали, как могли. Она его развивала, помогала понять предметы, занималась с ним. И был хороший прогресс. Но однажды поздним вечером его родители позвонили моей бабушке и сказали, что он умер. Сердце не выдержало. Бабушка тогда осела на пол и закрыла глаза. Знаешь, что сделал мой дед тогда?

— И что же он сделал?

— Он сел рядом с ней на кафельный холодный пол, обнял её и сказал: Я почувствовал, как тебе больно, и обнял, чтобы забрать хоть половину той боли, что внутри тебя. И после этих слов через минуту бабушка открыла глаза. Рассказывая эту историю, она сказала мне: Мы близки не тогда, когда спим в одной постели. Мы близки, когда находимся в одном эмоциональном пространстве. И когда нужны друг другу не только на высоком градусе своих возможностей, а просто нужны. Вот это и есть любовь.

Ярослав

Любовь — это молитва.

Любовь — это поражение.

Любовь — это яд.

Любовь — это война.

Любовь — это лекарство.

Любовь — это победа.

Любовь — это дом.

Любовь — это ты.

Вот что я осознал за эти чертовы пять лет. Вот что такое любовь. Любовь — она везде. Она разная. Но она, мать вашу, во всем. Любовь — она в нас. Она в мире. Она в конкретном человеке. И чтобы жить, эта любовь, как воздух, нужна каждому. А значит, нужен и конкретный человек. Как я вообще мог думать, что мы сможем друг без друга?! Как?! Когда сейчас вот она рядом и мне больше ничего не надо. Ради её улыбки. Ради её голоса. Ради её взгляда. Ради неё я могу горы свернуть. И в принципе свернул. Я никогда не думал, что смогу так утонуть в человеке. Что конкретно подсяду, как нарик на долбанный героин и не смогу с него слезть. Что она вот так проникнет во все сферы моей жизни. Как я вообще справлялся все эти пять лет без неё? Правду говорят, что женщина — это сила мужчины. Так и есть. Она была моей силой. Моей слабостью. Моей борьбой. Моей тенью. Моим светом. Моим миром. Моей душой. Моей целью. Моей вселенной.

И вот сейчас моя звезда со мной. Сидит напротив меня. Вся такая пиздец какая красивая. Мягкая. Нежная. Черт возьми, сексуальная, что я с трудом сдерживаю свой внутренний аппетит, чтобы не наброситься на неё прямо тут, в зале этого долбаного ресторана. Хотя мой натренированный пятилетней воздержанностью друг уже не раз мысленно послал меня на х*й. Но мне похер. Я, мать вашу, все эти пять лет монах, послушник. Кроме того раза, когда я был Маркусом. Но тогда не было столь охренительно. Я был другим человеком и ощущал себя по-другому. Контролировал. А сейчас я тот, кто я есть. Живой. Свой. Если сегодня что-то и произойдет, то, мать вашу, я как граната без чеки, взорвусь моментально.

Я так долго ждал нашу встречу. Перекручивал каждую фразу. Каждый вздох. Каждое прикосновение. Думал, что почувствуем. Но на деле получается, эмоции захватывают в плен ещё больше. Мы оба действуем по плану. Но знаем, чего стоит вот так держаться за этим столом, не выпуская свое «Я» на свободу.

— Что было самым сложным в период, когда меня не было рядом? — рискую задать этот вопрос. Хоть мне и больно от того, что ей вообще было сложно.

— Сложно… Сложно было рассказать дочке о тебе. Что ты «умер». Сложно было видеть её эмоции, когда другие папы забирали деток из её группы. Сложно было видеть её слезы о тебе. Самые сложное было услышать от неё, что она не сможет сказать «папа». Сказать папе «я тебя люблю». Сложно было это слышать. Сложно было принять то, что маленькая девочка смирилась с этим. В такие моменты у меня просто опускались руки, и я плакала. Плакала от того, что не могу ей тебя вернуть. Плакала от своего бессилия, — выдает Рина. И я вижу, как в уголках её глаз появляются слезы. И мне становится больно. Я притягиваю свою малышку к себе и вытираю скользящую по щеке слезинку.

— Давай завтра из сада заберем её вместе? — спрашиваю Рину.

— Она будет счастлива, — улыбаясь, говорит Рина. И с этим зарождает во мне радость.

— А ты счастлива? — напрямую спрашиваю её.

— Сейчас тут, рядом с тобой, я счастлива. Очень счастлива. А ты? Счастлив? — спрашивает моя девочка.

— Всегда мой путь будет лежать к тебе. Ты моя душа. Моя любовь. Моя жизнь. Конечно, я счастлив, родная. Ты даже представить не можешь, насколько я счастлив рядом с тобой. Рядом с Ясей.

— Я люблю тебя! — выпаливает это признание Рина и смотрит в глаза.

— И я люблю тебя! — отражаю признание с тем же жаром. С тем же неразрывном контактом.

— Давай потанцуем? — спрашиваю свою любимую. Поднимаюсь и увожу в середину нашего зала. Сейчас есть только мы, романтичная музыка и наше признание. Мы качаемся плавно. Словно ловим дзен после всех событий. Настолько хочется спокойствия, мира. Иногда кружу свою девочку, а затем снова прижимаю к себе. И так движемся три композиции подряд. Каждый переживает свое. Каждый из нас отпускает прошлое уже насовсем. Главное признание сказано. Дальше дело за малым: уговорить Марину стать моей женой.

— Давай отсюда сбежим, — выдвигает предложение Рина.

— Я не против, — с улыбкой подтверждаю её слова. Делаю жест официанту. И через десять минут мы уже стоим в холле ресторана. Помогаю Рине одеться, сам накидываю пальто, и мы выходим в ночную прохладу. Морозный воздух. Тишина. Только свет фонарей освещает нас.

— Куда поедем?

— Давай пройдемся пешком до мостов? Тут недалеко. Такой вечер прекрасный.

— Я не против. Но твои каблуки? — вопросительно смотрю на неё.

— Если ты крепко будешь меня держать, то я точно буду в порядке.

— Я всю жизнь готов не только крепко держать, но и на руках носить, — с жаром отвечаю своей сильной девочке. До мостов мы добираемся не так быстро, но зато прогуливаемся вместе. Разговариваем обо всем на свете. Узнаем моменты за эти пять лет. Смеемся. Останавливаемся, чтобы поцеловаться. Прохожие смотрят на нас, как на ненормальных. Парочка влюблённых в два часа ночи целуется на мосту. Тут красиво и атмосферно. А главное — спокойно. Вид завораживает. Величественный мост над Невой.

— Дай мне свою руку, — прошу Рину. — Пять лет назад ты согласилась стать моей женой. Но сейчас, — становлюсь на одно колено. — Сейчас я снова хочу у тебя спросить: ты выйдешь за меня замуж? — я замираю в ожидании её ответа. Сердце выбивает барабанную дробь.

— Ровно так же, как и пять лет тому назад, мой ответ не изменился: Да, Войтковский, я выйду за тебя замуж, — говорит с уверенностью Рина. И я становлюсь самым счастливым человеком на свете. Подхватываю её за талию и кружу прямо на Мосту. Да! Она моя. Моя. Теперь навсегда. Навсегда. Боже, какое это слово — «Навсегда». Ставлю обратно на землю и одеваю на пальчик то самое колечко с клятвой. Ты — моя жизнь. А двух жизней не бывает. В нашем случае эта клятва оказалась пророческой. Теперь мы знаем: две жизни есть. И они обе заключаются в нас. После мы еще гуляем, пока не проливается дождь и нас не забирает мой водитель. Садимся на заднее сиденье, я опускаю перегородку между нами и водителем. Мы набрасываемся с жаркими поцелуями друг на друга. Целуем везде, где можно. Куда имеем доступ.