Из Ниццы с любовью - Топильская Елена Валентиновна - Страница 7

— В общем, то, что нужно, — грустно заключила Регина.

— Это точно, ее любимый персонаж: наглец, сибарит и бездельник. Правда, ее восхищение мотоциклистом, а наше — и подавно, носило абстрактный характер: мы обсуждали его как некий арт-объект — например, как Брэда Питта в роли Ахилла, а не как земного человека и возможного адресата чьей-то, особенно нашей, а не Анджелины Джоли, симпатии. Даже если бы они с Региной столкнулись в обстоятельствах, подразумевающих знакомство, Регине вряд ли бы что-то обломилось. Роскошный самец был явно из другой жизни. С другой планеты. Ему не приходится экономить на завтраке, чтобы заправить мотоцикл, да и вообще, вряд ли он его приобрел на трудовые сбережения, отдав все и еще заняв кое-что. Нет, он на сто процентов из сливок общества, человек, которому не приходится задумываться, где заработать. Наверняка самая серьезная проблема в его жизни — это, допустим, где поставить яхту, в Каннах или в Монте-Карло. И чем может заинтересовать его фемина из России, даже такая холеная и разодетая, как наша Регина, большой вопрос. Особенно если учесть, что возрастом он годится нам всем если не в сыновья, то уж точно в племянники. Было бы Регине лет шестнадцать, ну, семнадцать, и папа-олигарх в анамнезе, тогда еще можно было бы помечтать. А так — увы… Да и не факт, что если Регинины туалеты производят впечатление на нас, грешных, не самых сведущих в гламурных нюансах, то они и заморского плейбоя тоже поразят в самое сердце. Далеко не факт. Регина девушка хорошая, добрая и с профессией в руках, но все-таки не Пэрис Хилтон и даже не Ксения Собчак.

Назад, на виллу, мы пошли пешком. Приятно было прогуляться под шум волн, под прозрачным темно-синим небом, и мы сами не заметили, как вскарабкались на нашу гору Монт-Борон. Меня завораживало ее название. Правильнее было бы, как разъяснил мне Сашка, называть ее Мон-Борон, поскольку последняя согласная во французском языке обычно не читается. Но мне казалось, что Монт-Борон звучит изящнее.

Дорога мимо вилл, названных по именам цветов, была пустынной. Блестящие, как леденцы, автомобили, припаркованные на ночь, деликатно жались к обочине. Свет в окнах домов не горел, и не было слышно никаких звуков жизни, даже птички не пели. Вилла «Драцена» дожидалась нас в темноте, робко шевеля листвой апельсиновых деревьев. По бокам от калитки сидели два кота, уже знакомые нам, — рыжий и черный. Когда мы только приехали сюда и стали бродить по саду, они нехотя снялись с облюбованного ими солнечного холмика и отодвинулись на запасные позиции. Под впечатлением от нашего шовиниста-шофера мы сразу обозвали рыжего Магомет, а черного — Кус-кус.

Подойдя к ажурной оградке, Регина обнаружила, что, уходя, мы забыли запереть калиточку, и устроила безобразный скандал с криками (коты шарахнулись к соседним виллам и замерли). Понятно, что бедная моя подружка была сильно возбуждена встречей с прекрасным и недоступным. Но мужики этого не знали. Горчаков попытался было погасить скандал миролюбивым заявлением про то, что ничего ровным счетом не случилось, с дороги видно, что воры и вандалы на виллу не забрались и ничего не украли и не сломали. 

— Да?! — взвилась Регина еще пуще прежнего. — А ты знаешь, какая тут преступность?

— Да ее тут вообще нет, — Лешка уверенно повел рукой вокруг себя, знаменуя некую территорию на земном шаре, свободную от криминала.

Регина театрально расхохоталась.

— Да?! Между прочим, мой знакомый вынужден был продать виллу на юге Франции из-за того, что ее грабили слишком часто…

— У тебя есть знакомый на юге Франции? — заинтересовалась Лена.

— Был, — буркнула Регина. Видимо, знакомый оставил по себе не лучшие воспоминания.

Воспользовавшись паузой, Горчаков втолкнул ее в дом, но и там мы еще долго разбирались, кто последний выходил, кто должен был повернуть ключ и кому должны были этот ключ отдать. Так и не выяснив, кто виноват, разошлись по спальням.

Что ж, первый день в Ницце закончился неплохо. Регина в своей романтической спаленке наверняка будет мечтать о супер-самце, Горчаков и Сашка — о звере-мотоцикле, а мы с Леной — вздыхать тайком. Как там наши детки…

Утром, за французским завтраком, приготовленным заботливой Леной, — кофе, круассаны (которые она привезла из Питера и разогрела в микроволновке), сыр, джем для простого народа, и отдельно все перечисленное, а также бадья отечественной овсянки для Горчакова, — мой муж вернулся к теме преступности во Франции.

— Говоришь, тут виллы грабят? — спросил он у Регины.

Регина только вышла к столу, когда у нас уже кружилась голова от аромата теплой выпечки, поскольку Ленка не давала притронуться к завтраку, пока все не соберутся. Наша звезда была не менее хороша, чем вчера: черное трико, черные колготки, а поверх невесомая туника цвета взбесившейся фуксин (подозреваю, что этот образ она слизала с героини Мерил Стрип из «Смерть ей к лицу»), черные шлепанцы-мьюлы на каблуках. И оранжевая повязка в волосах. За бодрящий внешний вид ей простили опоздание к завтраку.

— Грабят, — охотно подтвердила она, усаживаясь. — Чаще, конечно, не взламывают, а газу напускают через жалюзи. Люди уснут, а грабители чистят дом. Как вы спали?

— Кровать скрипит, — простодушно пожаловался Лешка, но жена на него шикнула. Она впечатлилась тем, что рассказала Регина, и жаждала подробностей:

— Какой кошмар! А если они с газом переборщат? И мы умрем?

— Не исключено. Будем похоронены рядом с Метерлинком и Стравинским, — хмыкнул мой муж.

— Да ладно вам, — снова встрял Горчаков, стуча ложкой по пустой тарелке. Жена его тут же забыла про смертельную угрозу, подхватилась и понеслась к плите, за добавкой. — Говорю вам, тут нету преступности. Посмотрите, оградки вокруг символические. Машины народ бросает даже незакрытые, вчера сам видел. Жалюзи пальцем можно отковырнуть. Если бы тут пошаливали, жители бы срочно приняли меры.

Я опять чуть было не вякнула про объявление, виденное мной в аэропорту, про исчезнувшую девочку, но прикусила язык. Зачем портить отдых? Вместо этого я всего лишь заметила, что нет на земле точки, свободной от преступности, уж Горчаков-то это знает не хуже меня. Но Горчаков отмахнулся:

— Фигня. Другое дело, что эта точка — не в нашем районе, где мы с тобой следаками горбатимся…

— Да уж, не в нашем…

— Но уж здесь, поверь старому разведчику, тишь да гладь. Носом чую. И опираюсь на достоверную информацию изнутри. Помнишь, к нам из Генеральной мужик приезжал, который расследовал убийство царской семьи? Он рассказывал, что кого-то там в Монако допрашивал. Так вот, там начальник полиции годами цветочки поливает на своей клумбе, поскольку последнее убийство там имело место в сороковом году, и то эмигранты какие-то в казино передрались, даже не местные жители.

— Русские, наверное, — вставила Ленка, и Горчаков согласно кивнул. Конечно, русские, кто ж еще…

— При чем тут убийство? Мы не про убийства говорим, — сказала я Горчакову. — Убийств, может, тут не бывает, а вот кражи, грабежи и разбои…

— Да ладно… Там, где кражи, грабежи и разбои, народ принимает меры: колючую проволоку на заборы накручивает, собак там заводит — не этих насекомых с тонкими ножками, а волкодавов. Так что расслабьтесь. Нет здесь никакой преступности.

— А… — начала и снова, намереваясь все-таки доказать, что нет на земле точки, свободной от преступности. Ну вот просто ни квадратного сантиметра, на котором никогда не совершалось никаких злонамеренных деяний. Но Горчаков меня перебил. Все-таки он знал меня как свои пять пальцев.

— Ты опять насчет того, что…

Но и я тоже знала его как облупленного.

— Да, раз виктимность — врожденное свойство человека…

— Да-а? И с чего это ты взяла?! Виктимность человек приобретает, когда становится социальной личностью.

— Ой-ой-ой! А почему же тогда новорожденных младенцев убивают? Пока они еще не стали социальной личностью? И никому ничего плохого не сделали?