Из Ниццы с любовью - Топильская Елена Валентиновна - Страница 18

— Бывают покупательницы тяжелые, — объяснила она наполовину словами, наполовину жестами, — которым все не так. Ужас, ужас, подайте то, нет, вот это, унесите, все плохо! Леди из Европы, здешние французки, польки так себя ведут, делают вид, что одеваются тут за углом, от Шанель, а сами даже у меня ничего не купят и пойдут прямиком в секонд-хенд. А русские легкие, вот как вы, — она одобрительно коснулась моего плеча, — вам все идет, от вас поле хорошее. Такие русские приходят, смотрят на вешалки (она широким жестом обвела свои забитые кронштейны), и говорят… знаете, как? «Бе-ру!» Как я люблю это слово!

Свое любимое слово она выговорила на русском языке, по-французски грассируя, и обаятельно рассмеялась. Я помахала ей на прощание и понеслась догонять своих.

Регина, похоже, себе уже ничего не присматривала, занималась только Ленкой и тащилась от этого. Ну и слава богу, раз уж целью шопинга было развеяться.

Наконец они вышли из последнего в череде магазина, по крайней мере, на этой улице, помахивая фирменными пакетами. Но Лена не дала нам расслабиться и потащила дальше, на боковую улочку, где было попроще, вывески не кичились громкими именами, а на вещах, выставленных в витринах, значились весьма демократичные цены. Вот сюда уже могла бы и я зайти с чувством, с толком, с расстановкой, но Регина эти магазины вообще не брала в расчет и неслась дальше. Тут, говорят, есть еще и Галерея Лафайетт; мама дорогая, да мы тут дотемна будем по примерочным кочевать… Возбужденная покупками Лена свободной рукой ухватила Горчакова за локоть:

— Леша, смотри, какие клипсы! И недорого, всего семьдесят евро!

У Горчакова подкосились ноги. Я подошла поближе, заглянула в витрину через Ленкино плечо: да, действительно симпатичные, хорошая имитация жемчуга в золоте, в обрамлении крошечных якобы бриллиантиков. Качественная бижутерия. Но Регина только покосилась на витрину и презрительно фыркнула.

— Лена! Вот на такие вещи даже не смотри! И слово «бижутерия» при мне даже не произноси!

— Почему? — испугалась Горчакова. — Магазин-то приличный…

— Нет, — отрезала Регина. — Ты начинаешь новую жизнь.

За нашими спинами охнул Горчаков, но она даже головы к нему не повернула, наставляя Лену на путь истинный.

— Нет в твоем лексиконе такого слова «бижутерия». Нечего на себя напяливать всякие побрякушки, не девочка уже. Это лет в двадцать позволительно, а в твоем возрасте уже надо бриллианты носить.

— Это дорого, — в Горчаковой проснулся здравый смысл.

— Да, это дорого. И даже дороже, чем ты думаешь, — кивнула Регина.

Мы все слушали ее с раскрытыми ртами. И, по-моему, еще кое-какие прохожие, явно понимающие по-русски, замедляли шаги, чтобы послушать, или, на худой конец, полюбоваться раскрасневшейся, хорошо одетой и выразительно жестикулирующей обаятельной женщиной. Регина не обращала на зрителей никакого внимания.

— Самое пошлое, что можно сделать, это накупить бриллиантов за двадцать тысяч рублей, — слово «бриллианты» и слово «рубли» она выговорила с одинаковым неподражаемым презрением. — Все равно что на помойку деньги выкинуть.

— Они же в магазине продаются, — усомнилась Лена. — Там что, подделки?

— Нет. Не подделки. Но это и не бриллианты. Настоящие бриллианты, которые не стыдно носить, — от хороших фирм и стоят не меньше, чем полмиллиона.

— Рублей? — наивно пропищал Горчаков, и Регина наконец удостоила его своим царственным вниманием.

— Нет, — ласково сказала она. — Евро.

— А, — облегченно выдохнул Лешка. — Ленка, расслабься! Пошли тебе купим цацки за семьдесят евро.

— Не надо, — остановила его Регина. — Не надо покупать цацки. Лена, ты поняла? Или ты носишь что-то приличное, или вообще ничего не носишь. Ты же не хочешь, чтобы над тобой смеялись?

— Регина, ты чего несешь? — вмешалась я. — В каких таких кругах она вращается, чтобы над ней смеялись? Вот если она вдруг, непонятно с чего, напялит на себя что-нибудь за полмиллиона евро, вот тогда смеху будет, никто даже не поймет, сколько это стоит.

— Все правильно, — кивнула Регина. — Надо ставить перед собой реальные задачи. Так вот, если не за полмиллиона евро, то винтаж. Понятно?

— Сколько стоит? — влез Горчаков.

— Успокойся, недорого. Вот за винтаж отдать семьдесят евро — милое дело.

— А где его взять? — Горчаков решил расставить точки над «и».

— А это не винтаж? — робко кивнула Лена на вожделенную витрину.

— Нет. Это не винтаж, это фигня для студенток. И отвернись оттуда, нечего вкус портить. Я тебе покажу, где взять винтаж.

— Ну где, где? — Горчакову не терпелось.

— О господи! В маленьких городках, в старьевках, в сувенирных лавочках. Только не там, где продают мыло и китайские игрушки, а там, где настоящие вещи.

И тут все дружно вспомнили про Эз. Вот там наверняка есть лавочки, особые, со всякими старинными штучками, с винтажными украшениями. Надо срочно ехать туда, загорелся даже Горчаков. Но неожиданно пошла на попятный Лена, ей было слишком много впечатлений.

— Можно завтра? — робко попросила она. — Я уже не выдержу. И потом, мне померить хочется…

Она качнула пакетами и обвела нас всех умоляющим взглядом. Горчаков обнял ее за плечи.

— Конечно, лапа! Только сначала надо подкрепиться.

— Кто бы сомневался, — проворчала Регина и ущипнула Горчакова за крутой бок.

Мы с доктором Стеценко уже заозирались в поисках подходящего ресторанчика, но Лена схватила нас за руки.

— Домой! Я вас дома покормлю…

На самом деле я была даже рада, поскольку ножки у меня подгибались с устатку, голова гудела, и бесконечные витрины, любезные продавцы, холеные покупательницы и штабеля товаров, знаменующих принадлежность к обеспеченным и успешным слоям общества, слились в одну мельтешащую суетную карусель и надоели хуже горькой редьки. Я, в конце концов, российский следователь, и кое-что за свою жизнь сделала, принесла пользу Родине, так что не надо считать меня неполноценной, если у меня сумка без уважаемого логотипа… Ну, понятно, Регина — ей дресс-код, основанный на тупом брендопоклонничестве, диктуют сферы, в которых она вращается, но Лена-то! Однако сегодня я, похоже, осталась в меньшинстве.

Усталые, но довольные, как детсадовцы после сбора осенних листьев, мы погрузились в нашу «Антилопу» и двинулись к дому. Все притихли и ехали молча, только Лена все время шуршала пакетами — теребила их, заглядывала внутрь, украдкой совала туда пальцы, поглаживая свои покупочки. Я вспомнила, как сто лет назад пришла на работу в прокуратуру, имея одни туфли на все случаи жизни, и ездила в них и к прокурору города за отсрочкой, и на расчлененки в подвалах, а потом в тех же туфлях посещала концерты, палочкой соскоблив с них присохшую грязь. И поскольку прогулки по местам происшествий для туфель не прошли бесследно, ужасно хотелось иметь еще одни, по-настоящему нарядные, а эти перевести в разряд рабочей обуви и уже без угрызений совести гробить их, рыская в поисках доказательств по заброшенным стройплощадкам. И вот одна из наших районных адвокатесс, шикарная дама в мехах, обмолвилась, что ей привезли из-за границы босоножки, которые ей не подходят по причине чрезмерной высоты каблука, а я, как она заметила, как раз бойко бегаю на высоченных шпильках. Когда она назвала цену, я охнула — без нескольких рублей мое жалованье за месяц; но вечером спросила маму, можно ли?.. Мама тоже охнула, но, дрогнув сердцем, согласилась, я позвонила адвокатессе: «Несите босоножки!» Всю ночь они мне снились, несмотря на то, что я представления не имела, какого они цвета и фасона, и только мечтала, чтобы каблук был тонкий, по моде. Прибежав наутро в прокуратуру, я обнаружила, что у меня вызван человек на допрос, поскольку он уже ждал у кабинета. И только я занесла ручку над протоколом — открылась дверь и появилась адвокатесса с пакетом. Поняв, что допрос я прервать не смогу, она отдала мне пакет и шепнула, что за деньгами зайдет к вечеру. Я сунула пакет в ящик стола и весь допрос незаметно шарила там, пытаясь нащупать через пакет, тонкий каблук или нет. Выходило, что каблук восхитительно тонкий, и я умирала от желания не то что примерить — просто взглянуть; а свидетель, наверное, недоумевал, что я такое делаю в ящике, в результате сильно нервничал и наговорил больше, чем я рассчитывала, так что допрос все тянулся и тянулся… А босоножки подошли идеально, я их носила не снимая лет пять, в хвост и в гриву — до заморозков и как только сходил снег, пока они не развалились прямо у меня на ногах во время беготни по отделениям милиции.