Отважные капитаны. Сборник - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 51

Чтобы попрактиковаться в этом как следует, у них была масса времени, поскольку в море они провели шестнадцать дней, и лишь когда до гавани Нью-Йорка оставалась какая-нибудь сотня миль, погода переменилась. Подобрав своего лоцмана, «Димбула» вошла в порт, сплошь покрытая солью и свежей бурой ржавчиной Ее дымовая труба стала темно-серой сверху донизу, две шлюпки смыло за борт, три медных кожуха вентилятора походили на шляпы нетрезвых гуляк после жаркой схватки с полицией, посередине мостика образовалась вмятина, а рубка, в которой размещалась рулевая паровая машина, была покрыта сетью трещин, словно ее изрубили топором. Счет за мелкий ремонт в машинном отделении получился почти таким же длинным, как гребной вал, деревянная крышка носового люка, когда ее подняли, развалилась на части, а паровой кабестан перекосился на своем основании.

Тем не менее, по словам шкипера, «повреждения оказались минимальными».

— И еще она пообтерлась и потеряла неуклюжесть, — сказал он мистеру Бьюкенену. — Несмотря на свое водоизмещение, руля она слушалась легко, словно гоночная яхта. Помните тот последний шквал у Большой Ньюфаундлендской банки? Я просто горжусь ею, Бак!

— Она и впрямь хороша, — согласился старший механик, глядя на неопрятные и взъерошенные палубы. — Постороннему и предвзятому наблюдателю может показаться, что мы потерпели кораблекрушение, — но мы-то с вами знаем правду.

Вполне естественно, что все узлы и механизмы «Димбулы» преисполнились гордости, а фок-мачта и передняя таранная переборка, создания напористые и пробивные, стали умолять Пар оповестить весь Нью-Йоркский порт об их прибытии.

— Расскажи о нас этим большим кораблям, — твердили они. — А то они воспринимают нас как нечто само собой разумеющееся и недостойное внимания.

Утро выдалось великолепное — ясное, тихое и безоблачное, и в едином строю, с оркестрами на палубах, под басовитые гудки буксиров и взмахи дамских платочков, их приветствовали «Мажестик», «Париж», «Турень», «Сербия», «Кайзер Вильгельм II» и «Веркендам», величественно направлявшиеся к выходу из гавани. Когда же «Димбула» переложила штурвал, уступая дорогу роскошным круизным лайнерам, Пар (который полагал себя всезнайкой и потому не стеснялся лишний раз прихвастнуть и порезвиться) прокричал:

— О да! О да! О да! Принцы, герцоги и бароны морей и океанов! Настоящим спешу уведомить вас, что мы — «Димбула», пятнадцать суток и девять часов тому назад вышедшие из Ливерпуля, — впервые в своей карьере пересекли Атлантику с четырьмя тысячами тонн груза! Мы не потерпели фиаско и не пошли ко дну. И вот мы здесь. Ур-ра! Мы в полном порядке. Но нам пришлось пережить испытания, невиданные прежде в истории мореплавания! Волны обрушивались на наши палубы одна за другой, сметая все на своем пути! Мы выдержали килевую и бортовую качку! Мы уже думали, что погибаем! Ура! Ура! Но этого не случилось. Мы хотим дать вам знать, что пришли в Нью-Йорк через всю Атлантику, преодолев самые неблагоприятные погодные условия, какие только можно представить; отныне мы — «Димбула»! Мы — рр... гха... ррр!

Красавцы-лайнеры стройной чередой проходили мимо, уверенные и невозмутимые, как времена года. «Димбула» слышала, как «Мажестик» хмыкнул: «Хм!», «Париж» фыркнул: «Однако!», «Турень» кокетливо свистнула в паровой гудок: «Oui», «Сербия» коротко буркнула: «Привет!», а «Кайзер» и «Веркендам» на немецко-голландский манер гаркнули: «Ура!» — и на этом все кончилось.

— Я сделал все, что мог, — торжественно сообщил Пар, — но не думаю, что мы произвели на них такое уж большое впечатление. А вы как полагаете?

— Это отвратительно, — заявила обшивка носовой оконечности. — Они-то должны были понять, через что нам довелось пройти. На всем белом свете не найти другого корабля, на долю которого выпали бы такие испытания, какие достались нам, не так ли?

— Ну, я бы не преувеличивал, — заявил Пар, — поскольку мне довелось поработать еще на нескольких судах, проводя их за шесть дней через ненастье, ничуть не меньшее, чем то, что противостояло нам на протяжении двух недель; и у некоторых из них водоизмещение, если не ошибаюсь, превышало десять тысяч тонн. Например, я видел, как «Мажестик» зарывался в волну так, что из пены торчал только кончик его дымовой трубы, а еще я помогал «Аризоне» — кажется, это была именно она, — уклониться от айсберга, который она встретила однажды темной ночью. А еще помню, как мне пришлось спасаться бегством из машинного отделения «Парижа», потому что вода в нем поднялась до уровня в тридцать футов. Не стану отрицать, разумеется... — Пар оборвал себя на полуслове, потому что на траверзе показался буксир, на борту которого столпились политики всех мастей и духовой оркестр, провожавшие сенатора от штата Нью-Йорк в Европу, который шел встречным курсом, направляясь в Хобокен.

Внезапно на «Димбуле» от форштевня до кончика лопастей винтов, словно по мановению волшебной палочки, воцарилась полная тишина.

И вдруг чей-то голос медленно и невнятно произнес, как если бы владелец его только что очнулся от сна:

— Кажется, я выставил себя круглым дураком...

Пар сразу понял, что произошло: когда корабль обретает себя, все разговоры его отдельных частей и механизмов моментально прекращаются, сливаясь в один голос, который и есть голос души корабля.

— А ты кто такой, а? — со смешком осведомился Пар.

— Я — «Димбула», разумеется. И никогда не был никем иным — ну разве что только круглым дураком!

Буксир, который каким-то чудом сумел увернуться от них, выскочил из-под самого носа парохода; а его оркестр, гремя барабанами и литаврами, шумно разразился популярным, но несколько непристойным шлягером:

— Что ж, я рад, что ты обрел себя, — сказал Пар. — По правде говоря, я малость притомился болтать со всеми этими шпангоутами и стрингерами, да еще и с каждым по отдельности... А вот и карантинная зона! Потом мы отправимся на верфь, где приведем себя в порядок, — а в следующем месяце все повторится сначала...

Национальная принадлежность этого судна была прописана в судовых документах как британская, но вы бы не отыскали названия компании, которой оно принадлежало, в списках нашего торгового флота. Это был винтовой грузовой пароход, ничем не отличающийся от любого другого трампового судна[37]: водоизмещением в девятьсот тонн, с обшитым железом корпусом и парусным вооружением шхуны. Но каждый пароход, как и человек, имеет свои склонности и характер. Некоторые, например, за соответствующее вознаграждение готовы держать как можно круче к ветру — и в нашем грешном мире таким людям и кораблям непременно находится соответствующее применение.

С того момента, как «Аглая» впервые вышла в Клайд — новенькая, сверкающая и невинная, с пеной дешевого шампанского, еще не смытой с форштевня, — судьба в лице ее владельца, который одновременно приходился ей капитаном, решила: отныне она будет иметь дело исключительно с оказавшимися в безвыходном положении коронованными особами, спасающимися бегством президентами, нечистыми на руку финансистами, женщинами, которым требуется решительная перемена обстановки и климата, и прочими нарушителями закона. За время своей бурной карьеры ей не раз случалось побывать в Адмиралтейском суде, где данные под присягой показания ее шкипера вызывали жгучую зависть у коллег по цеху. Моряк не станет лгать перед лицом морской стихии — ураган не введешь в заблуждение; но, как убедились судейские чиновники, он компенсирует эту упущенную возможность, едва ступив на сушу и предусмотрительно держа в обеих руках разноречивые документы и письменные свидетельства.