День Святого Никогда - Фарб Антон - Страница 7

• Предыдущая
• 7/70
• Следующая

— Привет, па! — Агнешка чмокнула отца в щеку. — Мы так здорово погуляли! Если бы еще не надо было возвращаться…

— Как это — не надо было возвращаться? — не понял Йозеф. — И куда бы вы тогда пошли?

— Ой, па, да не придирайся ты к словам…

— Прошу к столу! — провозгласила Ильза, самолично внося истекающую паром супницу.

— А где Тельма? — спросил Феликс, занимая свое место напротив Агнешки.

— Понятия не имею! Я услала ее на ярмарку еще до вашего ухода, и она до сих пор не вернулась, — пожаловалась Ильза, разливая суп по тарелкам.

— Ах, на ярмарку, — понимающе кивнул Феликс. — Тогда раньше вечера ее ждать не имеет смысла. Там такое творится…

— Вы и на ярмарку успели сходить? — спросил Йозеф.

— Издалека поглядели, и мне хватило… Агнешка туда порывалась, да времени уже не было. Передай хлеб, пожалуйста.

— Тогда где же вы гуляли? — поинтересовалась Ильза.

— Сначала мы смотрели на парад, — принялась рассказывать Агнешка. — А потом навестили дядю Бальтазара…

— Ох, Феликс, я же вас просила… Боюсь, теперь мне предстоит еще одна неприятная беседа с директрисой гимназии. И как я ей объясню, что Агнешка нахваталась таких выражений от лучшего друга своего дедушки?

— Каких это выражений? — удивился Феликс. — И что значит «еще одна беседа»?

— Подумаешь, — пожала плечами Агнешка. — Ну сказала я этой дуре Иветте «Хтон тебя задери»…

— Агнесс! — рассердился Йозеф. — Как тебе не стыдно?! За столом?

— А не за столом — можно? — лукаво уточнила Агнешка.

— Вот! Вот вам и дядя Бальтазар! — восклицала Ильза.

— И правда, Агнешка, нехорошо, — пожурил внучку Феликс. — Бальтазар — старый грубиян и сквернослов, и подражать ему не стоит…

— Нисколечко он не грубый! Он просто темпераментный!

— Себастьян тоже темпераментный, но он ведь не ругается без должного на то основания, — поучительно заметил Феликс.

— А что, Себастьян уже вернулся из Мадрида? — осведомился Йозеф, переводя беседу в более безопасное русло.

— И Патрик тоже. Сегодня вечером, если не случится ничего непредвиденного, они оба поступят в Школу.

— Кстати, о вечере. Вы на ужин успеете?

— Я постараюсь, Ильза, но ручаться ни за что не могу. После церемонии будет банкет, и сколько он продлится — никому не ведомо… А кого вы уже пригласили?

— Сейчас посмотрим, — проговорил Йозеф, промакивая салфеткой губы и отодвигая тарелку. Он сунул руку в карман шерстяной кофты и достал список гостей. — Так, определенно будут Бергеры и полковник Фромм, также обещал вырваться Хельмут, должны прийти Каспар с Эмилией…

— А они разве сейчас не в ссоре? — удивилась Ильза.

— Кто их разберет… Вроде нет, а может, и да… Появится господин Теодор с супругой, Симона со своим очередным мужем, и так, по мелочам… Я думаю, всего соберется не больше пятнадцати человек. Ах да, еще припрется Иржи в компании двух-трех девиц малопристойного поведения…

— Ты его что, пригласил?! — испугалась Ильза.

— Зачем? Он всегда сам приходит. Главное — его вовремя спровадить, пока он не учинил скандала…

У Феликса вдруг сильнее прежнего начало колоть в затылке. Он извинился, сославшись на головную боль, встал из-за стола и поднялся к себе, чтобы немного подремать перед церемонией.

Убранство его спальни представляло собой невообразимое сочетание строгого аскетизма и тяги к сибаритству. Здесь темные шпалеры из навощенного пергамента соседствовали с роскошной кроватью под балдахином; платяной шкаф из мореного дуба нависал над вычурным трельяжем в стиле ампир; рассохшийся венский стул стоял по одну сторону пышного ложа и обтянутый сафьяном круглый пуф — по другую; лысеющая медвежья шкура на полу оттеняла буйство красок турецкого ковра на стене (увешанного коллекцией ножей и кинжалов в обрамлении набора миниатюрных плюшевых игрушек)… Для того, чтобы разрешить все противоречия интерьера, достаточно было взглянуть на акварельный портрет пухлой, улыбчивой и просто-таки светящейся изнутри женщины лет двадцати пяти, с младенцем на руках. Младенцем был Йозеф, а женщину звали Эльгой, и именно она отвечала за небезуспешные попытки превратить келью схимника — каковой была спальня Феликса до женитьбы — в уютное семейное гнездышко. Овдовев, Феликс не стал ничего менять в меблировке, несмотря на настойчивые предложения Ильзы выкинуть эту рухлядь и обзавестись новым гарнитуром.

Он прошел в ванную и выпил там порошок от головной боли, после чего вернулся в спальню, повесил пиджак на спинку стула, стряхнул домашние туфли и рухнул на кровать, заложив руки за голову. За окном догорал день. Еще один день в однообразной череде гладких, округлых и сереньких, как морская галька, дней. Иногда ему хотелось сгрести в кулак эти дни-голыши и просеивать их сквозь пальцы, пока в ладонь острыми гранями не вопьется день-бриллиант; но жизнь героя отучает рыться в памяти. Первое, чему учится герой — забывать. Это умение помогает сохранить рассудок; но что прикажете делать, если вопреки всякой логике герою хочется вернуться в прошлое?

«Желание вернуться… Я выжил исключительно благодаря желанию вернуться, — думал он. — Где бы я ни был, в какие бы ситуации не попадал, я всегда знал, что у меня есть дом, есть эта уютная спальня, есть место, куда я смогу вернуться. Я свыкся с этим желанием, оно стало моей второй натурой — так стоит ли удивляться, что, сбывшись, оно продолжает преследовать меня? Меняется только цель, теперь я мечтаю о том, что раньше ненавидел всей душой. Мне снова хочется приключений… Наверно, это старость. Впадаю в детство».

В дверь тихонько поскреблись, скрипнули петли, и в образовавшуюся щель протиснулась хитрая мордашка.

— Деда, ты спишь? — спросила Агнешка шепотом.

— Сплю, — буркнул Феликс, наблюдая за внучкой из-под прикрытых век.

— Это хорошо, — сказала Агнешка, проходя внутрь и притворяя за собой дверь. — Раз дедушка спит, то он не будет против, если я поиграю ножиками, — рассудила она, направляясь к коллекции оружия.

— Агнешка, ты же девочка. Тебе надо играть в куклы, а не в ножики…

— У меня дурная наследственность, — заявила Агнешка, снимая со стены кривой арабский кинжал. — Дед-герой, и все такое прочее… А зачем здесь этот желобок?

— Для стока крови. Чтобы клинок не засасывало в тело.

— Ужас какой! — восхитилась Агнешка. — Слышала б тебя мама… А что это за камушек?

— Зеленый? Изумруд.

— Красивый… — Агнешка уселась на край кровати. — Расскажи, откуда у тебя этот кинжал, — потребовала она.

— Купил. На базаре. В Багдаде.

— Как скучно… Нет чтобы наврать с три короба про то, как тебя им хотели зарезать, а ты дрался как лев, и…

— Я никогда не вру.

— Правда?

— Да, — сказал Феликс. — Чистая правда. Теперь говори, зачем пришла.

— Ох… — тяжело вздохнула Агнешка. — Деда, а можно я с тобой пойду?

— На церемонию? Нельзя. Туда не принято приходить с семьей. Это считается дурной приметой. А герои — народ суеверный.

— Так я и думала…

— Да и скучно там будет, откровенно говоря…

— Ладно, не надо меня утешать, — сказала Агнешка, вешая кинжал на место. — Переживу.

— Вот и умница… А теперь, будь любезна, разреши мне переодеться. Скоро приедет дядя Бальтазар на своей карете, и ты сможешь пожелать удачи Патрику и Себастьяну.

— Скоро — это когда?

— В шесть.

— А сейчас только пять! Даже без десяти!

— Ну и что? Когда я был влюблен в бабушку Эльгу, приходил на свидания за два часа до назначенного срока.

— Это ты к чему? — подозрительно нахмурилась Агнешка.

— Да так, просто… Вспомнилось.

— И вовсе я ни в кого не влюблена!

— А я разве говорю… — невинно улыбнулся Феликс.

— Ну тебя к Хтону, дедушка! — сказал Агнешка, показывая язык и хлопая дверью.

— Я Бальтазара все-таки прибью… — задумчиво сказал Феликс, оставшись в одиночестве. — Взял моду, учить ребенка всяким пакостям. Э-хе-хе, грехи мои тяжкие… — прокряхтел он, подымаясь с кровати. — Однако, и впрямь пора.

• Предыдущая
• 7/70
• Следующая