Путь на восток (СИ) - "Эфемерия" - Страница 47
- Предыдущая
- 47/84
- Следующая
— Мы обязательно решим этот вопрос, — демократично заявляет он, выдавив слабое подобие улыбки. — Спасибо за ваше гостеприимство, Лариса.
— Очень на это надеюсь, — хмыкает она и одним движением распахивает двери.
Столовая представляет собой просторное помещение с арочными окнами до самого пола и длинным обеденным столом в окружении мягких кресел с каретной стяжкой из бордового бархата. Вокруг стола снуёт молодая темноволосая девушка — на вид ей едва ли больше шестнадцати лет, а строгое закрытое платье и светлый кухонный передник только сильнее подчёркивают образ благочестивой девственницы. При виде нежданных гостей светло-голубые глаза удивлённо распахиваются, но падчерица Уимс не произносит ни слова, продолжая аккуратно расставлять тарелки.
— Дивина, познакомься, у нас гости… — Лариса мягко улыбается и поочередно указывает рукой на каждого из нас. — Ксавье, Тайлер, Уэнсдэй, Бьянка, Энид и… Кстати, а как зовут малыша?
— У него пока нет имени, — с грустью отзывается Барклай, покосившись на молодую мать. Но блондинка остаётся совершенно равнодушной к происходящему, на бледном кукольном личике не двигается ни один мускул, и Бьянка снова оборачивается к хозяйке дома. — Нашей подруге требуется отдых… Могу я отвести её и ребёнка в спальню?
— Да, разумеется, — Уимс сочувствующе вздыхает и обращается к падчерице. — Дивина, проводи гостей в малую зелёную комнату.
Девчонка без единого слова направляется к выходу из столовой, жестом поманив Бьянку за собой. Её странная молчаливость невольно вызывает подозрение. И не только у меня.
— Я пойду с вами, — мгновенно заявляет кудрявый миротворец безапелляционным тоном. Хренов герой тут же кивает в знак согласия, полностью разделяя опасения.
— Бедняжка никак не может оправиться после смерти отца… — Лариса снова вздыхает, проводив падчерицу долгим взглядом, полным плохо скрываемой жалости. Когда за ними закрывается дверь, женщина вполголоса добавляет. — Они с Калебом были так близки…
— Как он умер? — требовательно спрашиваю я, наградив женщину подозрительным взглядом исподлобья. Но та словно и вовсе не замечает моей неприкрытой настороженности.
— Также, как и большинство людей, — лаконично отзывается Уимс и первой проходит вглубь столовой, с самым царственным видом усаживаясь во главе стола. — Добро пожаловать в Спрингфилд Мэнор.
Ну разумеется, у этого вычурного особняка есть не менее вычурное название — пафосная дань староанглийским традициям.
Но желание сострить в ответ бесследно испаряется, как только мой взгляд падает на изобилие еды, стоящей на столе. Конечно, лобстеров и королевских креветок здесь нет, но после трёх лет на одной тушёнке и консервированной фасоли даже простая куриная тушка с запеченной золотистой корочкой кажется практически пищей богов.
Желудок мгновенно сводит тянущим чувством голода — и я сдаюсь позорно быстро, потянувшись к еде под одобрительный взгляд хозяйки поместья.
Спустя несколько минут в столовую возвращаются Дивина и Бьянка.
— Энид заснула… — сообщает Барклай, усевшись напротив меня, и безо всякого стеснения кладёт себе на тарелку румяную куриную ножку. — А Тай остался присмотреть за младенцем. Наотрез отказался спускаться.
— Ничего страшного, Дивина отнесёт им еду прямо в комнату. Правда, дорогая? — Лариса накрывает хрупкую руку падчерицы своей холёной белой ладонью, и девчонка молча кивает в знак согласия.
Остаток ужина проходит в молчании, нарушаемом лишь тихим скрипом столовых приборов о тарелки. Уимс тактично не задаёт вопросов о том, каким образом мы оказались на территории Кингстона — и мои спутники заметно расслабляются, понемногу начинают улыбаться и нахваливать вкусный ужин.
Но мою бдительность не усыпить куриными ножками и изысканным сухим вином.
Слишком уж идиллической выглядит окружающая обстановка. Словно где-то здесь кроется опасный подвох. А может, я просто слишком привыкла постоянно быть начеку, ожидая нападения голодных тварей.
Покончив с едой, мы поднимаемся из-за стола — и Лариса повелительным тоном предлагает падчерице провести для нас экскурсию по поместью. Мне совсем не хочется разглядывать достопримечательности этого дома, больше напоминающего музей, поэтому в первой же гостевой комнате я безапелляционно заявляю, что намерена остаться здесь.
Цветовая гамма спальни режет глаза обилием светло-бежевых оттенков, но больше всего на свете мне хочется запереться в смежной ванной и принять нормальный душ впервые за несколько месяцев.
Горячей воды ожидаемо не обнаруживается, но это мелочи — тем более, что на стеклянной полочке над раковиной стоит самый настоящий шампунь. И хотя он изрядно разбавлен водой в целях экономии, душистая пена со сладковатым ароматом кокоса дарует блаженное ощущение умиротворения. Даже подозрения отступают на второй план, пока я долго стою под ледяными струями душа, завороженно наблюдая, как мутная вода медленно утекает в слив.
Надевать грязную одежду на чистое тело совсем не хочется, поэтому я выхожу из ванной в одном полотенце и забираюсь на просторную мягкую кровать, застеленную атласным покрывалом песочного цвета.
Вещь устраивается в изножье постели, свернувшись клубком.
Глаза непроизвольно закрываются — и я самым кощунственным образом игнорирую правила элементарной безопасности, позволив себе погрузиться в глубокий сон.
Я снова вижу прямо перед собой лицо брата. Пагсли хищно скалит зубы, утробно рычит и тянет ко мне покрытые струпьями руки, с каждым шагом сокращая расстояние между нами. Я озираюсь по сторонам в поисках оружия, но ничего нет. Есть только я и он.
Ноги словно приросли к полу, инстинкты самосохранения истошно вопят, что я должна бежать — но я не могу сдвинуться с места.
Ледяные пальцы смыкаются на моём горле, хриплое дыхание обдаёт лицо зловонным смрадом… Жуткие безжизненные глаза, подёрнутые белёсой пеленой, слепо вращаются. А я неподвижно стою на месте, ощущая, как лёгкие болезненно жжёт от недостатка кислорода. И как жизнь медленно уходит из моего оцепеневшего тела.
Я резко сажусь в постели, жадно хватая ртом воздух, и рефлекторно впиваюсь ногтями в грудную клетку. И хотя мозг прекрасно понимает, что это был просто очередной ночной кошмар, сердце лихорадочно колотится в клетке из рёбер. Бьётся быстро-быстро, как попавшая в паутину муха, разгоняя адреналин по артериям.
Мой пёс приподнимает наполовину оторванное ухо, но не просыпается.
По всей видимости, я проспала не меньше пяти часов — за незашторенным окном совсем стемнело, спальня залита рассеянным светом полной Луны, отчего кажется, что по углам клубятся расплывчатые чёрные тени. Но я яснее ясного понимаю, что это всего лишь плоды разыгравшегося воображения, не способные нанести никакого физического урона.
Но оставаться здесь не хочется.
Кажется, я впервые в жизни не хочу быть одна.
Суровое рациональное мышление явно ещё не до конца пробудилось от кошмарного сна — иначе чем объяснить, что решение приходит само собой безо всяких колебаний?
Я спускаю ноги на пол и сижу так пару минут, пытаясь собраться с мыслями.
Ледяной ламинат приятно холодит обнажённые ступни, но спасительная трезвость рассудка никак не возвращается. Хренов герой как-то сказал мне, что все решения, принятые глухой ночью, обычно теряют силу при свете дня.
Пусть так. Пусть я пожалею о минутной слабости наутро, но… Ещё никогда в жизни я настолько сильно не желала совершить непоправимую ошибку.
- Предыдущая
- 47/84
- Следующая