Путь на восток (СИ) - "Эфемерия" - Страница 30

— Выпей… — только сейчас замечаю, что Торп забрался на заднее сиденье вместе со мной и теперь настойчиво суёт мне в руки початую бутылку джина. До встречи с фермерами я использовала её исключительно в терапевтических целях, чтобы облегчить частые приступы головной боли от голода и недосыпа.

Как знать, может, от душевной боли алкоголь тоже помогает?

Молча принимаю бутылку из рук хренова героя и зубами откручиваю крышку. Прозрачная жидкость с горьковатым вкусом обжигает горло сорокаградусной крепостью и разливается внутри приятным теплом.

Сама того не замечая, я опустошаю добрую треть бутылки всего за несколько минут, пока джип медленно движется вдоль заброшенных домов в поисках больницы. Пару раз в чёрных провалах выбитых окон мелькают силуэты тварей, но мы просто проезжаем мимо.

— Эй, народ, смотрите, — Тайлер привлекает всеобщее внимание, махнув рукой в сторону белого одноэтажного здания с поблекшей табличкой «Медицинская клиника».

Если бы не надпись, я бы ни за что не догадалась, что это больница — крохотное здание обшито светлой вагонкой и больше напоминает дешёвый придорожный мотель.

Но в нашем положении выбирать не приходится. Главное, чтобы в этой убогой низкосортной клинике нашлись необходимые инструменты.

— Уэнсдэй, побудь тут, договорились? — предлагает Ксавье таким мягким размеренным тоном, будто разговаривает с умственно отсталым человеком. — Мы сами всё сделаем.

— Нет. Я в порядке, — конечно, это ложь. До порядка мне бесконечно далеко. Но я больше не намерена так явно демонстрировать собственную слабость. Сочувствие на их лицах вовсе не помогает абстрагироваться от сосущей душевной пустоты.

Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, мысленно считаю до десяти — а потом в обратном порядке. Привычный алгоритм действий помогает сосредоточиться — хоть и совсем немного. Но этого достаточно.

Сунув изрядно опустевшую бутылку джина в кармашек на спинке переднего сиденья, я быстро собираю растрёпанные волосы в небрежный высокий пучок и решительно тянусь за лежащим на полу автоматом.

Благо, у моих спутников хватает ума не вмешиваться. Оставив пса сторожить машину, мы одновременно покидаем салон и направляемся в сторону клиники, внимательно озираясь по сторонам. Но пока всё чисто.

Нам даже везёт — родильное отделение обнаруживается в конце первого же коридора.

Вот только в больнице нет электричества — ничего необычного, в последнее время мы всё чаще натыкаемся на обесточенные населённые пункты. Очевидно, гидроэлектростанции понемногу начинают выходить из строя.

Такими темпами всего через несколько лет умирающий мир окончательно погрузится в беспросветную тьму. Но пока что солнце стоит в зените на безоблачном небе, поэтому нужды в дополнительном освещении нет. Если изменчивая удача не повернётся задницей, нам даже удастся вернуться в лагерь засветло.

Поочередно толкнув несколько дверей, оказавшихся палатами с перевернутыми койками и хаотично разбросанными историями болезней, мы наконец находим нечто напоминающее процедурный кабинет. Вдоль стен тянутся ровные ряды одинаковых шкафчиков со стеклянными дверцами, а посередине стоит кушетка. Пол усеян разбитыми ампулами, а в воздухе витает тлетворный запах затхлости и разложения.

Не забывая осматриваться по сторонам и напряжённо прислушиваясь к каждому шороху, мы быстро обыскиваем все шкафы.

Барклай велела отыскать скальпель, кровоостанавливающие зажимы, хирургический пинцет и набор игл. Если получится — мощные анальгетики и катетер для эпидуральной анестезии.

— Это не оно? — Тайлер извлекает из ящика изогнутый корнцанг и задумчиво хмурит брови.

— Не совсем, — благо, мой голос больше не дрожит и звучит почти так же бесстрастно, как и всегда. Жаль только, что зияющая пустота внутри никуда не исчезает. — Но возьми. Пригодится.

Стараясь абстрагироваться от гнетущих мыслей о Пагсли, я распахиваю дверцу очередного шкафчика. И даже успешно — пару минут спустя мне удаётся отыскать набор скальпелей и несколько зажимов разного размера, но вот обезболивающих препаратов нигде не обнаруживается.

Мы быстро рассовываем находки по карманам.

А секундой позже с улицы доносится заливистый собачий лай, который может означать только одно — твари нас нашли.

Мы выбегаем из клиники с оружием наперевес, ожидая увидеть самое худшее — огромное голодное стадо, жаждущее вонзить гнилые зубы кому-нибудь в глотку.

Но ожидания не оправдываются.

Тварей всего две. Босая молоденькая девчонка в вызывающе коротком блестящем платье и рослый мужчина средних лет в пижамных штанах и местами порванном махровом халате. Живые мертвецы хищно скалятся и скребут обломанными ногтями боковое стекло джипа, пытаясь добраться до моей собаки. Запертый в машине Вещь заливается громким лаем.

А я… Я вдруг ощущаю такую ненависть к мерзким тварям, какой не испытывала никогда прежде. Они выглядят более потрёпанными, чем мой брат — и в голове внезапно вспыхивает мысль, что один из них вполне мог покусать Пагсли. Резко вскинув автомат, я спускаю курок.

Пулемётная очередь вышибает мозги девчонке, и она отлетает на пару метров назад, ударившись спиной о пожарный гидрант.

Но второй мертвец рычит и скалит пасть — из чёрного провала рта стекает тоненькая ниточка ядовитой слюны.

Я снова стреляю.

Один раз, второй, третий… Десятый.

Тварь падает замертво после первого же выстрела.

Но я не могу остановиться — подхожу ближе, наступаю ему на горло и выпускаю всю обойму промеж широко распахнутых белесых глаз. Ошмётки мозгов вперемешку с густой свернувшейся кровью стекают на асфальт, разряженный автомат даёт осечку за осечкой, но сокрушительная ярость струится по моим артериям жидким огнём, не позволяя отступить. Сатанея от бессильной злости, я переворачиваю тяжёлый автомат другим концом и изо всех сил бью увесистым прикладом по голове мертвеца. Кости черепа ломаются и крошатся с громким треском. Удар за ударом я превращаю морду проклятой твари в кровавое гнилостное месиво — и это настолько прекрасное зрелище, что мне хочется рассмеяться вслух. Чувство реальности теряется в дурмане от убойной дозы алкоголя и неконтролируемой бушующей ярости.

Боковым зрением улавливаю шокированные выражения лиц моих спутников — хренов герой и кудрявый миротворец растерянно замирают на месте, явно не зная, как реагировать на происходящее. Но мне наплевать.

Кажется, я и правда смеюсь во весь голос.

До моего слуха смутно доносятся странные полуистерические звуки, не то смех, не то всхлипы — я и не сразу понимаю, что они вырываются из моего собственного горла.

— Уэнсдэй! — отойдя от первоначального шока, Торп быстро подскакивает ко мне и крепко сжимает плечи, рывком дёрнув на себя.

Я машинально переступаю с ноги на ногу, чтобы сохранить равновесие — и неожиданно вновь оказываюсь в кольце его объятий.

— Тише, тише… — сбивчиво бормочет он, прижимая меня к себе и поглаживая по лихорадочно трясущимся лопаткам. — Ну же, успокойся. Не надо, слышишь?

Я не в силах сопротивляться. Не в силах его оттолкнуть. И потому безвольно утыкаюсь ему в грудь, пряча в распахнутой джинсовой куртке лицо со следами предательских слёз.

Хренов герой обнимает меня очень крепко, едва ли не до хруста в рёбрах — но катастрофически недопустимая близость чужого тела неожиданно оказывается последним якорем, удерживающим меня в этой неутешительной реальности. Не позволяющим сорваться в пучину слепой бесконтрольной ярости на весь этот гребаный мир, в котором сестра вынуждена убить родного брата. И потому я покорно подчиняюсь, когда Ксавье буквально силой заталкивает меня на заднее сиденье внедорожника и снова прижимает к себе.