Леха (СИ) - Закутаев Константин Олегович - Страница 9

Всё же звание мастера спорта было заслуженным.

– Бокс!

Леха двинулся вперед, понимая, что у него есть ещё один удар, всего один, которым он может отправить соперника в третий нокдаун, тем самым, обеспечив себе победу в виду явного преимущества. Понимал это и Ермаков. Как и то, что до конца боя оставались считанные секунды.

Малыгин, бросился в сторону противника, тот ушел, тяжело срезав угол. Ещё одна неудачная попытка достать прямым.

– Тайм!

Рефери встал между боксёрами, подняв руки ладонями в стороны.

Бой был окончен.

Все происходящее в дальнейшем возвращалось к Лехе фотографическими пятнами воспоминаний, когда он, сидя в раздевалке, тяжеловесно сдирал кожуру набрякших потом бинтов. Напротив разместился Харламов, молчаливо принимая‑передавая из малыгинской сумки полотенца – перчатки – минералку.

Победителем, по раундам 2:1, финального поединка признали мастера спорта Ермакова, которому, правда, сразу после поднятия руки понадобилась медицинская помощь. Благо, фельдшер дежурно присутствовал на турнире. Однако его квалификация и условия не позволили полноценно поставить на ноги потрепанного чемпиона. Несмотря на прилагаемые усилия, Ермакова стошнило прямо на колени окруживших его друзей. Очевидно, пропущенные в конце третьего раунда удары в голову и по печени создали встречный болевой эффект, вследствие которого Юра даже не мог нормально объясниться по симптоматике. В итоге, его, в накинутой на плечи дубленке, прямо в боксёрках, увезли в первую городскую больницу. Себя же Малыгин отчетливо вспомнил, только уткнувшись в раздолбанную дверь мужской душевой, куда, в прострации от принятых ударов и израсходованной энергии, он поперся прямо в боксёрской амуниции. Следующий снимок – суетное мельтешение спин и неровный срез скамейки, на которую спортсмен тяжело опустился. Как сошел с ринга, как прошествовал через весь зал, что говорил Харлам и зло выкрикивали с трибун друзья Ермакова – память не зафиксировала, оставив лишь неприятное послевкусие без четкого понимания причины. Адреналин ещё не выветрился из венозных тоннелей, поэтому боли не было. Дикая, неимоверная усталость с обидой напополам выгребала все чувства огромным половником армейской полевой кухни.

– Т… п… дил, – голос Хараламова, донесся откуда‑то из подземных лабиринтов.

– Фто? – не вынимая капы изо рта, переспросил Малыгин. Он не узнал своего голоса. И дело было не в капе, которую Леха тут же сплюнул в ладонь, – не понял я…

– Ты победил, – уже отчетливее прозвучал голос Дмитрия, – рефери оба раза считал дольше, чем должен… В первый нокдаун я насчитал на тринадцать – пятнадцать, во второй не меньше семнадцати… И вся фишка в том, чтобы Ермак сейчас без последствий из больницы вернулся. Причём для всех. Для шишек из федерации, чтоб не угреться за кривое судейство. И для нас, чтобы его кореша к ночи в общагу не завалились. Разборку учинять.

«Для нас…» – внутренне отметил Малыгин и стало полегче.

Бинты комом свалились в раскрытую пасть спортивной сумки, стоящей на полу. Из неё же он вытянул джины и, превозмогая болезненную пульсацию в области селезенки, принялся натягивать прямо поверх боксёрских трусов.

– Хрень какая‑то, обычные соревнования… С чего разборку‑то затевать? – Леху мотало, одна нога скользнула мимо штанины – спросил он у Харламова.

– Алкоголь называется, – коротко ответил тот, трамбуя перчатки на дно сумки, – шары зальют сегодня в «Севере» или «Планете обезьян» и ночью вспомнят про «охреневшего в атаке»…

– В смысле про меня? – Леха продолжал тупить.

– Нет, про Николая Рубцова, поэта вологодского!

Харламов зачем‑то подошел к дверям раздевалки, прислушался. За фанерой колыхался шум трибун и ринга, рядом слышался смех подростков.

– Давай уже, быстрее шевелись, – он вернулся от дверей и сел рядом, – или ты на награждение хочешь остаться? Все ж серебряный призер…

Дверь распахнулась. Через порог несколько суетливо, что для него было никогда не свойственно, шагнул Рома Ушаков. Тренер «Труда» и секундант Ермакова.

– Что, Лех, как ты, нормально? – скороговоркой выдал он.

В руках Рома теребил картонку грамоты и вымпел в триколоре российского флага.

– Нормально… Голова, вот, только раскалывается, – Леха через силу улыбнулся.

Его всё ещё коробило содействие Романа сопернику. Пусть и спорт, но всё равно цепляло.

– На, вот, тебе за второе место, – он сунул грамоту и вымпел Малыгину в руки, – Ермакова всё равно не будет на награждении, решили так всё отдать.

– Серьёзное что‑то у него? – Харламов внимательно взглянул в глаза секунданту противника.

– Да нет, – Ушаков, заметно тревожась, оглянулся на дверь, – его братва к судьям подходили, мол, Малыга с локтя приложил. Газовали…

– Сука… – коротко матюгнулся Харлам.

– Да вы, чего?! – Леха, забыв про головокружение, соскочил со скамьи, – всё по‑честному было! Какой локоть?!

– Краснова нет, разрулить некому, – Ушаков, словно не замечая финалиста, разговаривал уже только с Дмитрием, – может, ты, этта, своим позвонишь? Травникову?

– Куда? Я их только в смену рабочую и вижу. Да в зале… А ещё рано. И Новый Год опять же…

Харламов, подойдя к окну, задумчиво поскреб узоры измороси. Леха примолк, наконец, догнав, как может развиться ситуация. Он не по правилам, «по‑сучьи», рубанул уважаемого человека. За это надо ответить. Деньгами или здоровьем. Краткий ликбез основ бандитско‑уголовного уклада он в своё время получил ещё в Ярославле, а более подробные лекции дослушивал уже от Харламова, которого специфическая работа в ночном клубе снабдила богатым жизненным опытом.

– А они все в больничку укатили? – Харламов отлип от стекла и повернулся к Ушакову.

– Телки остались, вроде… – неуверенно пожал плечами Ушаков, – если они с ними были, а не прилипшие.

– Можно попробовать незаметно через пожарную лестницу выйти, – Ушаков мотнул головой куда‑то за стену, – но, Димон, ты же, понимаешь, они найдут его…

– Пока искать будут, решим вопрос, – интонация Харламова была тверда, но без особой уверенности.

Тем не менее на Леху и этот лучик света подействовал успокаивающе.

Он резко собрался, натянул свитер, переобулся, вжикнул молнией куртки.

– Сейчас, – Ушаков, вышел за дверь, оставив друзей в раздевалке.

– Дим, ну, ты же видел, – начал было Малыгин, обращаясь к Харламову.

– Видел! – резко оборвал его старший товарищ, – и все видели, как какой‑то лох залетный чемпиона разматывал! На глазах его девок!

– Но все же по правилам было, да и проиграл я…

– Проиграл ты для федерации бокса Вологодской области, по судейским бумажкам! А для понятийных ты с локтя Юру Ермака дважды на жопу усадил!

– Так что теперь с боксом завязать? – внезапно Леха ответно обозлился, – или в шахматы дернуться?!

– Да, нормально, всё ты сделал, – Харлам похлопал друга по плечу, – даже я в тебя не верил. А тут такое…

– Я не хотел, так получилось… – хмуро буркнул Малыгин.

Со второго этажа можно было выйти по лестнице через зал и на центральный выход через вахтера либо, пройдя мимо женских раздевалок, выйти на курительную площадку. Харламов вышел первым, зыркнув по сторонам, махнул Малыгину на выход.

– Иди по коридору направо, около бабских раздевалок выход на пожарную лестницу, около неё жди меня, – он показал куда‑то за изгиб коридорного прохода.

– А ты куда? – не торопился вставать на маршрут Леха.

– А я через зал пройду, у Ушакова ключ возьму от замка навесного на лестнице и с улицы поднимусь, – Харламов слегка подтолкнул Малыгина, – только, не выползай на балкон, не свети рожу свою героическую…

Леха сделал несколько шагов, но, отчего‑то передумав, развернулся в сторону выхода на внутренний балкон. Возможно, это был миниатюрный акт протеста против унизительной процедуры сваливания через черный ход, может быть жест тщеславия или банальная выходка из любопытства. При этом Леха отдавал себе отчет, что друзья Ермакова, парни явно необремененые душевными терзаниями, выслушивать аргументы защиты точно не будут. А попасться под их кулаки, монтировочные ломики или кастеты сразу после определения виновности – стопроцентная инвалидность. Где‑то в глубине души, конечно, рисовалась картина почти мультяшного побоища одного героя против всех с его обязательной победой, но… Леха, несмотря на возраст, был реалистом. Сам Ермаков старше на несколько лет, а его группа поддержки вообще уже, судя по лицам, приближалась к категории «мужики». Плюсовались сюда короткие стрижки, перебитые носы, свирепые взгляды и накачанное мясо, обтянутое черной кожей. В общем, хорошего мало. Тем не менее Малыгин вышел на внутренний балкон, нависавший над пространством спортивного зала.