Михаил Задорнов - Задорнов Михаил Николаевич - Страница 65

Короче, мы за Беню горой! Потому что есть святое правило: хочешь, чтоб на зоне было спокойно, не вздумай менять сытого пахана на голодного.

Но то, о чем мы с тобой говорили, слышь, никому! Замочат! Это тебе не КГБ, это — ФСК. Знаешь, почему переименовали? А ты вслушайся: ФБР, ФСК… Одна из трех букв — общая. Значит, одна треть сотрудников — тоже общая. Но об этом — тсс… Замочат!

— Алло? Анжела? это я… Извини, не могу громче говорить. Я тебе звоню из Большого… Ты чего, Анжела, не узнала меня? Это ж я, Вальторена, Валька которая…

Нет, я не из казино «Большого», а из театра Большого. Я в партере сижу, спектакль смотрю. Известный очень поет… Этот, как его? Карьерос, вот! Слыхала про такого? Нет? Ну что ты? Супер! Я тоже думала сначала, что модельер. А оказалось — испанец. Оперный этот… Кенор!

Чего пошли? Ну что ты? Билеты ж по тысяче долларов! Святое дело… Мой, как узнал, сразу загорелся. «Давай, — говорит, — сходим. Узнай, где Большой театр находится».

Ну, я всем нашим позвонила, никто не знает. Насилу нашли. Вот теперь сидим, наслаждаемся! В самом центре. Справа кто-то из правительства, слева — бандиты. Или наоборот, по лицам теперь не поймешь.

Анжела, я чего тебе звоню… Я же завтра — в Лондон. Со своим. Нет, мой занят, поэтому со своим лечу. Знаешь, я давно о Лондоне мечтала. Так хочется на Эйфелеву башню посмотреть! Что? Эйфелева не в Лондоне? А где? В Риме? Точно! Ее ж древние греки построили. Она у них раньше работала маяком. Надо, надо смотреть мир, Анжелка… Святое дело. Помнишь, как Пьер Безухов сказал: «Жизнь дается человеку один раз…»

Кстати, ты моего нового знаешь? Нет? Ну что ты! Супер! Рост 1.64! А ласковый… Когда мы с ним по улице идем, все оборачиваются, смотрят, как он меня ласково под коленку держит… Хорошенький, сил нет! Ножек нет, шейки нет. Моя любимая фигурка: животик, кошелек и ушки.

Не волнуйся, он не слышит, что я говорю. Он по своему мобильному с партнером сделку обсуждает.

Нет, я вообще здесь никому не мешаю. Здесь все сейчас по телефону говорят. Святое дело. То тут звонят, то там. Карьерос так удивлялся сначала. Ему, наверное, никогда столько не звонили. А потом ничего, привык. И даже петь стал потише, чтобы нам не мешать. Интеллигентный человек!

Вообще, Анжелка, жалко, что тебя нет. Здесь сегодня все. Прямо передо мной — Пугачева. Справа — Боря Моисеев в свежей простыне. В ложе — Джуна, вся в орденах…

Кстати, не слышала, что Алла разводится? Нет? Ну, ты вообще… Ни Карьероса не знаешь, ни что Алла разводится. Совсем, что ли, искусством не интересуешься? Я тебе по секрету скажу, но ты — никому. Филипп подал на развод. Собирается жениться на Зыкиной. А что Алла? Есть слухи, что Алла ему в отместку выходит замуж за младшего сына Газманова.

Ой, Анжела, извини, первое действие закончилось. В перерыве по телефону говорить нехорошо. Все тусоваться будут. Святое дело! Но второе действие начнется — я тебе сразу перезвоню!

— Здорово, Виталька! Ты как у нас в Израиле оказался? Туристом или навсегда?

— По делам… На Всемирную медицинскую конференцию.

— А ты разве медицинский окончил?

— Не, я рыбный окончил.

— И что? После рыбного пошел работать в медицину?

— Не, я после рыбного пошел работать ювелиром. Я ж всегда классным ювелиром был. Ты чё? Цепь видишь на шее? Моя работа… Детишки дома в таких же бегают. Младшему шесть месяцев. Он — в кровати, пеленках, соплях и цепях… Понял?

— Нет, не понял. Я давно уже из Союза. Ты что, на медицинскую конференцию приехал как ювелир?

— Не… Ты чё? Я на медицинскую конференцию приехал от Минфина… Как помощник депутата Госдумы по бюджету.

— Тебя что, из ювелиров взяли в помощники депутата?

— Не… Меня в помощники депутата взяли из тюрьмы.

— Не понял… Ты что, сидел?

— Недолго. При коммунистах. А потом, когда Союз рухнул, нас из зон сразу стали по госструктурам разбирать. Не всех, конечно. Только тех, у кого заслуги были.

— А у тебя были?

— Конечно! Я ж антикоммунистом был! Вы-то, трусы, сбежали. А мы там боролись… С этим… с тоталитаризмом. Понял? Вот меня и посадили как антикоммуниста.

— За что?

— За то, что морду одному коммунисту набил. Деньги партийные отдавать не хотел… Награбленным с людьми делиться. Недемократическая психология. Ну мы с ребятами приехали. За ноги его подвесили. Ты чё… Я знаешь каким ярым антикоммунистом был! Настоящим диссидентом.

— А депутат, у которого ты помощником, знает, что ты сидел?

— Еще бы. Мы же с ним вместе сидели. Он еще почище меня антикоммунистом был. Квартиры партийных брал. Медвежатник. Крепкий мужик. В одиночке шесть месяцев никого не сдал. Народ таких любит. Вышел — сразу в депутаты выбрали. Мы с ним и второй срок вместе тянули.

— Ты что, два раза сидел?

— Не… Шесть. Видишь, на пальцах наколки? Это — ходки. Знаки отличия. Это теперь, как раньше — орденские планки. Понял? С двумя наградами помощником к депутату не попадешь. Минимум четыре сессии сдать надо. Это все-таки Госдума…

— А то, что твой босс сидел, другие депутаты ему когда-нибудь не припомнят?

— Ты что? У нас в парламенте все — в тряпочку. Чтобы им самим кто-нибудь ничего не припомнил… Половина из них сидела, а вторая половина, как только депутатский срок кончится, тут же сядет.

— Ну я представляю, как вас коммунисты должны ненавидеть…

— Ты чё… Лох, что ли? Мы с коммунистами — по корешам. Мы при них сидели, они — при нас. Теперь все по одной конституции живем. Что не так — по башке, и уши отвалятся. Основной закон нашей демократии. Понял?

— А по телевизору вроде показывают, как вы все там ругаетесь?

— Ну это так надо. Это для лохов. Вроде тебя. Ты же не сидел. Значит, для России — ты уже лох. Понял? Что нам ругаться? Подумай своей верхней головой… Россия же — не Люксембург. Всем от пирога откусить достанется. Ежели с умом… Вот мы, демократы с умом, и кинули коммунистам недавно такую миску! А то все время мешали нам, как крошка в постели. Теперь, слыхал, у нас год примирения. Это значит, что всем — по миске, все — у пирога… Но на чужое не зарься. А то мигом — по конституции, и уши отвалятся.

— Да, интересно у вас там. Не то что у нас. Слушаю тебя, и так на родину тянет. Я же пятнадцать лет назад тоже сюда от ментов соскочил. Химический окончил. Мы в нашей лаборатории серебро переплавляли в золото. В Польшу сбывали. Так что, видишь, я тоже диссидентом был. А тут теперь не похимичешь.

— Ты чё сказал, браток? Серебро — в золото? Да ты чё… У тебя же классное прошлое! Тебя коммуняки выкинули из Союза за инакомыслие. Немедленно к нам! Мы тебя как героя раскрутим. В комиссию какую-нибудь введем… Типа «Паблик релейшен адвайзеров по промоушину среди лизингистов от нацменьшинств»! Человеком станешь! А то смотри: одет, как портянка! Серебро — в золото! Ты чё? Да мы за такими людьми гоняемся, как ботаники за бабочками! А ну, пойдем за это дело вонзим по чуть-чуть! И мне на конференцию пора. Опаздывать нельзя. Мировая медицинская конференция… Ты чё? Со всего мира кореша слетаются. Россию будут принимать в мировой наркобизнес. Заслужили! Я как раз матушку нашу представляю.

— Ничего себе! А почему же конференция называется медицинской?

— Ты чё, совсем лох? Наркотики же… Дурь — по-нашему. А что ближе всего к дури? Медицина. Ну пошли, опрокинем?

— Не, Виталька. Не могу. Подумать надо. Давай завтра.

— Ты чё? За нашу встречу… Только сегодня. Какой «завтра»? Ты посмотри на меня внимательно. Где я, а где завтра? Пошли! У меня и тост есть. У вас, евреев, говорят, скоро Новый год. А как у нас говорят, среди помощников депутатов: «Новый год — это не новый срок» Пошли!

Старушка на кладбище воровала цветы. На пенсию ей прожить было невозможно. Такой она себе придумала бизнес. В один день настолько увлеклась процессом, что не заметила сзади свежевырытой могилы и свалилась в неё. Вылезти сама не может. Думает, хорошо, что взяла с собой поесть. Устроилась поудобнее, развернула на дне могилки сверточек, вытащила бутылочку кефира, бутербродики… Сидит себе, наслаждается едой. На свежем воздухе! Ждет, пока кто-нибудь пройдет мимо и ее вытащит. Ближе к вечеру, слышит, идут двое, разговаривают. Один у другого спрашивает: