Милость крестной феи (СИ) - Заболотская Мария - Страница 23
- Предыдущая
- 23/43
- Следующая
В свертке оказался прекрасный голубь — белее снега. На лапке у него блестело золотое колечко с едва заметным узором.
— Видите ли, сударь, — сказал господин Эршеффаль. — Несколько дней назад ко мне прилетел этот почтовый голубь — с помощью птиц мы вели переписку с покойной Кларизой.
— И что же? — Одерик непонимающе смотрел на голубя. — Она послала его незадолго до смерти?
— О, не думаю! — со значением произнес господин Эршеффаль, и понизил голос, как это бывает, когда готовятся сообщить нечто тайное и важное. — Дело в том, что перья голубя были испачканы сажей.
— Сажей? — переспросил Одерик. — Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что кто-то выпустил голубей из клеток уже после того, как начался пожар, — сказал господин Эршеффаль, поглаживая голубя. — А так как я почти уверен, что Кларизу убили, перед тем, как поджечь дом… — тут Одерик издал негромкий возглас, а слуга-сплетник, не прекращавший подслушивать, порозовел от ужаса и восторга, — то выходит, что клетки открыл кто-то другой, и сделал это, рискуя жизнью… Не знаю, способен ли на такое безумство Ашвин — он всегда был очень разумным юношей, и решительно непонятно, зачем бы…
И, слушая его, Одерик расхохотался — от облегчения, счастья и вернувшейся надежды.
— Сударь Эршеффаль! — сказал он, задыхаясь от радости. — Если во время пожара здесь был кто-то, готовый рискнуть жизнью ради голубей — то я готов поклясться чем угодно: это моя Эли!.. Она жива, она все еще в этом мире!..
Принц и Эли (1)
В жизни юного сироты Ашвина было немало путешествий и переездов. Какие-то из них оказывались будничными и скучными, какие-то больше напоминали поспешное бегство от неизвестной опасности, идущей по пятам. Но ничто из этого не походило на странствия с Эли — и именно она, так решительно и бескорыстно предложившая свою помощь, стала самой удивительной частью этого приключения для юноши.
В его затворнической жизни, наполненной тревогой и смутным ощущением грядущей беды, случалось не так уж много новых знакомств, и, уж тем более, там не было места дружбе — но девушка, появившаяся из лесу, и впрямь отличалась от прочих людей. Она разговаривала с животными, словно каждый зверь в лесу был ее знакомым или приятелем, и пересвистывалась с птицами, охотно откликавшимися на ее песенки; поутру в карманах ее грязной одежды постоянно обнаруживались то мышки, то птички, пригревшиеся за ночь. А иной раз в теплый карман попадали птенцы или крохотные бельчата, выпавшие из гнезда — и ради того, чтобы вернуть их на место, Эли легко взбиралась на самые высокие деревья. Юноше ничего не оставалось, кроме как стоять внизу и ждать ее возвращения — он быстро научился определять по голосу девушки, какие дела ей кажутся важнее прочих, и, разумеется, спасение бельчат, зайчат и птенцов она считала таким же своим долгом, как и помощь самому Ашвину.
Он пытался расспросить, как ей удалось призвать оленей, которые до самого утра без устали несли их через темный лес куда-то вдаль — но она ответила, что не умеет повелевать животными, да и с чего бы им подчиняться приказам людей?..
Тогда он хотел заговорить о магии — и вновь заслужил сердитый взгляд: Эли не любила волшебство. По крайней мере то, что исходило от фей и прочего дивного народца — и в том, как сердито и буднично она говорила обо всем этом, было больше чудесного, чем во всей предыдущей жизни Ашвина.
Все удивительное, что с ними происходило, она объясняла помощью леса — и ему пришлось принять этот простой ответ в надежде, что когда-нибудь Эли согласится его объяснить. В любом слове, которое она произносила, он чувствовал обещание чего-то чудесного и таинственного, и порой ему казалось, будто все это — странный сон, от которого не хочется пробуждаться. Еще недавно он пришел бы в ужас, если бы ему сказали, что нужно заночевать в лесу, под открытым небом. Но Эли спокойно и деловито показала ему, как сделать лежанку изо мха, веток и сухой травы под огромным выворотнем — и Ашвин, засыпая, думал, что никогда еще не ощущал столь полного покоя и умиротворения. Ни ночная прохлада, ни голод, ни прочие неудобства отчего-то не беспокоили его так, как им полагалось бы. Эли пообещала, что позаботится о нем — и ей он поверил, как никому до сих по не верил.
От жилых мест Эли старалась держаться подальше, хоть всегда с грустью вздыхала, заслышав вдали лай дворовых собак или рев домашней скотины.
— Лес поможет мне спасти тебя, если мне самой на это не достанет сил, — как-то сказала она Ашвину. — Но если мы выйдем к людям, то останемся без его защиты.
Ашвин хотел было заметить, что люди иной раз тоже помогают друг другу в беде, но, увы, после предательства госпожи Кларизы он и сам не был уверен в верности этого утверждения. Впрочем, как-то раз, ближе к вечеру первого дня странствий, голод заставил их приблизиться к какому-то небольшому поселению; они почти было решились заговорить с кем-то из крестьян, чтобы попросить немного еды. Но стоило им только подойти к опушке леса, как у самых их ног промелькнула череда серых быстрых теней, а затем старый волк, замыкавший бег стаи, остановился и оскалился, глухо ворча на путников.
Ашвин побледнел, делая шаг назад, а Эли нахмурилась.
— Это предупреждение, — сказала она, проводив взглядом волка, последовавшего за своими собратьями. — Нам нельзя показываться людям. Твои враги все еще здесь и они ищут нас. На добрых людей мы навлечем беду, а с недобрыми нам лучше не встречаться…
И она печально, немного по-детски вздохнула, как будто до недавних пор ей никогда не приходилось задумываться о существовании злых людей.
Но так как животы у них от голода урчали едва ли не громче, чем недавний волк, просто так уйти от деревни они не могли.
— Послушай, — сказал Ашвин. — Ведь ты можешь пробраться туда в темноте и украсть что-нибудь из еды! Наверняка ты умеешь это делать! Я видел, как ты управляешься со сторожевыми псами, они не тронут тебя…
Но Эли вместо того, чтобы согласиться, посмотрела на него смущенно и даже несколько обиженно.
— Я никогда еще не воровала, — ответила она. — И уже говорила тебе, что мои родители — честные люди, а не какие-то лесные злодеи, учившие меня своему ремеслу с детства. Но, наверное, ничего иного нам не остается. Нельзя путешествовать без еды. И без ножа. Большой город слишком далеко!..
Смутился и Ашвин — он ведь тоже ничего не понимал в воровском деле, и в том, чтобы подталкивать Эли к преступлению, совершить которое ему самому не достало бы ловкости, определенно ощущалось нечто постыдное. Но она, казалось, не держала на юношу обиды — лишь огорчалась, что ради доброй цели приходится поступать нечестно, и путаница эта нарушала ее ясную и простую картину мира.
…Еще до наступления полуночи она вернулась, принеся с собой целый узел добычи из деревенских погребов, нож, веревку и еще кое-что из вещей, полезных в путешествии. Как и говорил Ашвин, ни один деревенский пес не подал голос, пока Эли шныряла по дворам и кладовым.
Затем Ашвин узнал, что Эли умеет охотиться, и поначалу это его удивляло: как в одном человеке может уживаться безмерная любовь к животным и способность ловко освежевать зайца. Но Эли, выслушав его неловкие вопросы, лишь недоуменно улыбнулась и сказала:
— Но в лесу всегда кто-то охотится на кого-то! Иначе быть не может! Я же делаю это не для забавы, а для того, чтобы мы могли выжить — так поступают все обитатели леса. Да и в домах кошки охотятся на мышей — и я иной раз спасала мышек от их когтей, но знаю, что так уж устроена жизнь, и кошка вовсе не злодейка, как не злодеи волки и лисы…
На вопросы о своей семье Эли не отвечала и сердилась, если вопросы Ашвина казались ей слишком настойчивыми. Но в долгой дороге не обойтись без разговоров, а любопытство юноши становилось все сильнее.
— Отчего ты помогаешь мне?
— Оттого, что так было решено за меня.
— Духами леса?
— Нет, что ты! Они справедливы и не играют с судьбами людей. Это все капризы фей.
- Предыдущая
- 23/43
- Следующая