Колдовской час (ЛП) - Нейл Хлоя - Страница 26

— Я так понимаю, ты еще не готова убежать от нас, — сказала Джорджия, подойдя к плите и достав серебристое блюдо для выпечки, которое шипело и издавало амброзийный запах запеченного мяса.

— Я выросла среди вампиров, — ответила я. — У меня невысокие стандарты.

— Умно, — произнесла Джорджия и переложила курицу — двух птиц с хрустящей кожицей, которая была почти полупрозрачной над засунутыми под нее травами — на большое белое блюдо. Мне пришлось потрудиться, чтобы не протянуть руку и не схватить кусочек.

Я осознала, что не единственная, кто заинтересовался окружением. Возможно из-за еды, возможно, из-за магии, которая пропитала хижину, проснулся монстр.

Я захотела пройтись по комнатам, ощущая магию, лаская зарождающуюся силу. «Не сейчас», — мысленно сказала я, желая, чтобы он оставался на месте. Первое правило монстра — не позволять посторонним видеть монстра, тем более, что Джорджия уже кое-что видела.

Но монстр считал, что его уже достаточно потеснили, и он не хотел снова отступать. Не тогда, когда магия была настолько соблазнительной. Он боролся со мной за доступ, пытаясь затолкать мое сознание подальше, чтобы он мог занять мое место.

— Расскажи мне о себе, — попросила Джорджия, пока я молчаливо боролась, не в силах произнести слова.

Я смотрела на тесто, замешивая хлеб, складывая, складывая, складывая, как будто каждая складка и переворот могут ослабить монстра.

«Я позволила ему дышать», — подумала я, чувствую нарастающий гнев. «Я дала ему место. И это благодарность, которую я получила».

Между мной и Джорджией повисла тишина, и я все больше впадала в отчаяние. «Как давно она спросила меня о себе? Как долго я пялюсь на это тесто, стараясь не дать вырваться когтям?»

«Обещаю», — сказала я монстру. «Я предоставлю тебе свободу действий. Я дам тебе подышать. Я дам тебе побегать и подраться. Но, пожалуйста, не сейчас».

Замесить. Сложить. Сложить.

Наконец, он уступил и ослабил хватку. Я была напряжена — мои ноги и торс готовились к сражению — и из-за его отступления я чуть не рухнула вперед.

Замесить. Сложить. Сложить.

Второе правило монстра — не обсуждать монстра с посторонними. Поэтому я заставила себя улыбнуться и сделала вид, что растягиваю шарик теста, чтобы растянуть клейковину. «Еще не готово».

— Простите, — произнесла я единственное слово, которое смогла выдавить, и понадеялась, что мой голос прозвучал буднично, но все еще не встречаясь с ней взглядом. — Вы что-то сказали? Кажется, я немного увлеклась замешиванием. Оно еще не готово.

— Очевидно, — сказала она, ее тон был осторожным и неубежденным. — Я просто сказала, что ты должна рассказать о себе.

Замесить. Сложить. Сложить.

— Что ж, — произнесла я, — вы, наверное, уже знаете все самое интересное.

На мгновение воцарилась тишина, и я догадалась, что она обдумывает, продолжать ли разговор или оставить меня в покое, по крайней мере, сейчас.

— Я знаю, как наводить справки, — сказала она, ее тон немного смягчился, и я постепенно расслабилась.

— Я вчера разговаривала со своей сестрой, — продолжала Джорджия, — и она посвятила меня в детали. Он нечасто приводит на ужин подружек.

Я чуть не улыбнулась слову «подружка».

— И как часто? — поинтересовалась я.

— Вообще-то никогда.

— Хм, — мягко произнесла я, хотя была в восторге от того, что оказалась единственной. «Мне нравится такой расклад».

— Мне двадцать три, — сказала я, отвечая на ее предыдущий вопрос. — Имею диплом бакалавра. Оба родителя живут в Чикаго и состоят в Доме Кадогана. Я нет. Я люблю кофе, очень хорошо владею мечом и люблю долгие прогулки по очень темным пляжам.

Джорджия посмотрела на меня и усмехнулась.

— У тебя на все это есть краткое изложение?

— Ламинированная карта.

Она усмехнулась.

— Мило. Коннор — хороший парень, или стал хорошим. По правде говоря, я не была уверена, насколько хорошим он станет, когда он был младше. Не потому, что он был необузданным — дети должны быть немного необузданными. Но он был заносчивым. Чтобы быть Апексом, нужно быть уверенным в себе, а не заносчивым. Заносчивость создает тебе проблемы. Создает проблемы Стае. Но он, кажется, взялся за ум.

— Он сильно изменился, — сказала я. — Мы не очень любили друг друга в детстве.

— Он был маленьким негодником.

Я усмехнулась.

— Он всегда называл меня «негодницей». Я не была избалована. Мне везло, у меня были привилегии и мне нравилось играть по правилам. Он же любил делать все, что вздумается, и поскольку он принц, ему обычно это позволялось. Простите, — добавила я, поморщившись. — Это прозвучало оскорбительно по отношению к его родителям.

— Ничего страшного, — ответила она. — Это честно. Не потому, что он Киин, а потому что он оборотень. Нас не назовешь чрезмерно опекающими родителями. Мы хотим, чтобы наши дети следовали за ручьями, царапали коленки, узнавали об укусах пчел по старинке. Отчасти это наша связь с миром. Отчасти это то, как по нашему мнению должны учиться дети — на опыте, а не на словах.

— Он многому учился сам или с помощью своих друзей. Некоторые из них были хорошими, некоторые — плохими. Некоторым нужна какая-нибудь трагедия, чтобы измениться, перейти на следующий уровень. Навредить себе или кому-то еще, чтобы понять, что они могут быть другими. Я рада, что ему не пришлось учиться так.

Открылась дверь, и вошла Миранда, держа в каждой руке по бутылке вина.

Если отбросить мою неприязнь, то она красивая женщина, с атлетичным телом, светло-коричневой кожей и темными волосами, свободно завивающимися вокруг лица, на котором ярко выделяются темные глаза, густые брови и россыпь веснушек.

— Я нашла пино[26], — сказала она и резко остановилась, увидев меня. Воздух в комнате, казалось, похолодел. — О, прекрасно, — проговорила она, скривив губы. — Вампирша тут.

— Я так понимаю, вы уже встречались, — сказала Джорджия.

— В Чикаго, — ответила Миранда. — Она там очень важная персона. — Игнорируя меня, она поставила бутылки на стол и принялась копаться в кухонном ящике.

— Ну, сейчас она не в Чикаго, — как бы невзначай произнесла Джорджия.

— Не в Чикаго, — ответила я. — И мне все равно, важная ли я персона.

— Тогда ты дура, — сказала Миранда, бедром закрыв ящик и положив на стол открывалку. — Сила и власть — это единственные стоящие вещи.

Учитывая, что у моих родителей есть и то, и другое, и я живу под эгидой их привилегий, я вернулась к своей работе. Я разгладила поверхность теста, подогнув края, чтобы получился гладкий, плотный шарик.

— Думаю, оно готово, — сказала я Джорджии.

— Туда, — произнесла она, указывая на укрытую льном корзинку. Я положила туда тесто швом вниз и накрыла его пищевой пленкой, которая лежала рядом.

— Это на завтра, — сказала она. — Сегодня будет выпечка. Можешь проверить?

— Я проверю, — произнесла Миранда, обходя меня и направляясь к духовке. Она открыла дверцу, и кухню наполнили ароматы дрожжей, масла и специй.

— Еще пять минут, — объявила она, а затем закрыла дверцу.

— Я могу еще чем-то помочь? — спросила я, игнорируя надменный взгляд Миранды, но все еще не встречаясь взглядом с Джорджией.

Я все еще чувствовала себя слишком уязвимой для этого.

Прежде чем Джорджия успела ответить, раздался стук в дверь. Джорджия вытерла руки полотенцем и открыла ее.

В свете фонаря на крыльце стояла девушка с бледной кожей и прямыми темно-русыми волосами, держа в руке завернутый в бумагу букет цветов.

— Счастливого дня инициации!

— Привет, детка, — произнесла Джорджия и распахнула дверь. — Заходи.

Девушка была миниатюрной и стройной, а еще самым что ни на есть человеком, несмотря на то, что знала об инициации. «Сколько ей еще известно?» — задалась я вопросом.

Ей было лет восемнадцать-девятнадцать, у нее были карие глаза, тонкий нос и широкая улыбка. Она обняла Джорджию, а потом вручила ей букет.