Какая удача - Литч Уилл - Страница 11

Я все еще вспоминаю тот разговор, каким он был, каждый день.

Она приходит, делает свою работу, улыбается, проявляет доброту, прощается и уходит. Есть добродетель в ее жестах и явном удовольствии от работы. Но это просто работа. Я ценю это. Я люблю ее. Я нуждаюсь в ней. Я думаю, она нуждается во мне. Но кажется, будто должно быть что-то большее. Я думаю, может, моя вина, что этого нет.

Она все еще здесь. Она ближе ко мне, чем кто-либо другой. Но знает ли она меня лучше, чем я ее? Сбрасывает ли она меня, как куртку, когда идет домой? Это ее работа. Это то, что она сделала и что дала мне. Марджани является центром моей жизни. И все же я молюсь, чтобы она не скучала по мне, когда меня не станет.

Я проснулся. Марджани рядом, как всегда по утрам.

– Тебе записка, Дэниел, – говорит она, поднимая меня, расстегивая пижаму и вытирая мне лицо. – От Чарльза, тебе стоит ее прочесть.

Чарльз – это единственный санитар, приходящий каждую ночь от службы, чтобы перевернуть меня в кровати, чье имя я действительно помню. Он прибирает за мной и убеждается, что я все еще дышу. Мне очень нравится Чарльз. К слову сказать, Чарльз – троюродный кузен Стэйси Абрамс, которая баллотировалась на должность губернатора Джорджии в прошлом году и почти выиграла. У меня на бампере была наклейка «Абрамс», и Чарльз все время разговаривал об этом. Он виделся с ней всего пару раз, но сказал, что она очень милая. Он даже пришел пораньше в вечер выборов 2018-го, чтобы посмотреть результаты – «У тебя есть кабельное», сказал он – и не давал мне спать большую часть ночи, крича на телевизор. В итоге я смотрел финальные подсчеты с ним; он расплакался, когда Абрамс проиграла. Чарльз классный.

Чарльз приходит по вторникам, средам, четвергам, пятницам и субботам, а другой парень – тощий белый парень, чье имя я вечно забываю. Гарри? Фрэнк? Может, Фрэнк? Может быть, Гарри – приходит по воскресеньям и понедельникам. У них один ключ: они сами отпирают по приходу и запирают дверь, когда уходят – по крайней мере, я надеюсь на это. Я лишь знаю этих мужчин как тени в ночи, тяжело дышащие фантазмы, молча поднимающие и вытирающие меня. Они аккуратные, умелые и всегда сострадающие: если я просыпаюсь, это значит, что у них выдалась плохая рабочая ночь. Они всегда прокрадываются сквозь заднюю дверь в два часа ночи, проверяют меня, и так же исчезают. Они существуют только чтобы не дать мне умереть ночью, и я бы не узнал ни одного из них при свете дня. Я не знаю, сколько им платят, но недостаточно.

Моя руки перед завтраком, Марджани читает мне записку.

– Он очень забавный парень, – говорит Марджани, каким-то образом одновременно жаря яйца, подметая пол и переключая телевизор. – Я работала с ним в больнице несколько лет назад. Он добрый. У него четверо чудесных детей и жена, которая беспокоится, что его нет по ночам. – Она пристегивает меня к креслу и подкатывает к столу. – Извини, я думаю, это я забыла вчера выключить твой компьютер. Но он прав, тебе нужно быть осторожнее с компьютером. Он портит зрение.

Марджани всегда переживает о моем здоровье по таким пустякам. Она ухаживает за человеком, у которого все тело постоянно атрофируется, и все же забавно высокая доля наших разговоров приходится на мелочи о заботе о здоровье, намного более применимые к кому-нибудь, кто в отличие от меня не считает эти предполагаемые недуги ничтожными. Конечно, Марджани, давай заведемся из-за зубной нити. На прошлой неделе у меня была дырка в носке, и она пять минут читала мне лекцию об обморожении. В октябре. В Джорджии.

Я коротко киваю ей и приподнимаю бровь – Трэвис называет этот прием «Граучо» – она смеется, и я внезапно замечаю, что Марджани сегодня в странно приподнятом настроении. Это меня радует.

Я первым делом проверяю компьютер. Марджани поднимает меня, приводит в порядок, расчесывает, одевает, а затем я ворчу и киваю в сторону компьютера – туда, туда, туда туда туда.

– Ты как наркоман, – говорит она и подвозит меня на мое место. – У тебя десять минут до завтрака. Попытайся не испортить себе мозг.

Я полночи думал о том, что опубликовал. Что, если одна из подруг Ай-Чин увидит это и подумает, что я знаю больше, чем на самом деле? Что, если я слишком сильно их обнадежил. Это жестоко? Что, если это была не она?

Когда ты вот так заперт внутри, ты не можешь немного не сходить с ума по ночам, когда рядом нет кого-то, чтобы отвлечь и занять твой мозг. Все ленивые, бездумные, рефлекторные вещи, которые мы делаем каждый день, мы никогда не задумываемся над их последствиями, пока наконец не окажемся в спокойном месте наедине с собой, что, наверное, и является причиной, почему мы так часто избегаем оставаться в тишине и покое. Но у меня тишины и покоя предостаточно.

Пусть полицейские делают свою работу. Я попрошу Трэвиса помочь мне позвонить им. Может, это сплетничанье в интернете никому не идет на пользу. Оно дает надежду, забирает надежду, и ни к чему не приводит. Это кажется настоящим. Но это не так.

Может, мне стоит удалить это, прежде чем оно отправит кого-то в кроличью нору.

Страница все еще открыта. Моя публикация просто висит, таращась на меня, показывая средний палец. Пошел ты, пост. Тебя написал слабый я. Сегодня я буду сильнее.

Я глубоко вдыхаю, прежде чем обновить страницу. От этого я начинаю немного задыхаться, и Марджани подходит меня успокоить, и к тому времени, как я отдышался, она уже откатила меня завтракать. Я стреляю глазами по комнате, пока она кормит меня грейпфрутом. В какой-то момент я отвлекаюсь, поворачиваю голову влево и выбиваю вилку у нее из руки, по моему подбородку стекает сок.

– Дэниел! – она отскакивает, словно я пытался ее укусить. – Что с тобой сегодня такое?

Я дергаю головой в сторону компьютера. У нее опускаются плечи. Она хмурится. Смотрит на меня, словно я как-то ужасно ее обозвал.

– Ты капризничаешь, Дэниел. Эта штука превращает тебя в злого робота.

Я снова дергаю головой.

– Злого, злого робота, – говорит она, возвращая меня в мою комнату. Она смотрит на меня.

Я смотрю ей в глаза, чтобы мы могли поговорить. Это почти как с Трэвисом, может, не настолько усовершествованный навык, но она многое схватила за последние два года.

Я улыбаюсь, она улыбается в ответ, и все снова в порядке, лишь бы она побыстрее убралась из моей чертовой комнаты, чтобы я мог избавиться от долбаного поста.

Наконец-то я обновляю страницу.

Запись висит… незамеченной. Никто не ответил и, даже лучше, все пользователи отмечают ее как не относящуюся к делу, бессмысленную и «эмодзи говняшка». Надеюсь, вы выходите в свет намного чаще меня и поэтому понятия не имеете, как работает Реддит, но, по сути, когда кто-то голосует против публикации, она опускается ниже, чтобы ее видело меньше людей. Пользователи Реддита особенно подозрительно относятся ко всем, кто создает аккаунт ради одного поста, решая, что это спамер, бот или просто придурок, пытающийся разрекламировать что-то в сообществе, не Уважая Сообщество. Я просматривал Реддит годами, но никогда ничего не публиковал. Я считаю Реддит, Твиттер и все места, где мы собираемся покричать друг на друга, аквариумами: они слишком занимательные в качестве закрытых экосистем, чтобы в них вторгаться моей неловкой, дурацкой рукой. Рыбы другие, если пытаешься быть своим среди них; они меняются просто потому, что появился ты; я не хотел бы быть частью клуба, в котором захотели бы такого участника, как я; в такие места хорошо наведываться, но я бы не хотел там жить; ну, вы понимаете.