Trip - Факофский Дмитрий - Страница 22

• Предыдущая
• 22/28
• Следующая

В нашем доме живет старенькая бабушка — Анна Андреевна. Она была очень безобразной еще с детства, поэтому нестранно, что в будущем у нее не было ни мужчины, ни детей. Она прожила свою жизнь одиноко — только работала и, наверное, мастурбировала перед сном. И друзей у нее не было. А потом распался Советский Союз и она потеряла, как и все, социальную защиту. Понятно, у нее уже было единое желание — умереть нормально и чтобы ее похоронили, а не гнить одиноко в своей однокомнатной квартире на втором этаже.

Анна Андреевна было хотя и незначительным, но все же персонажем в пьесе жизни нашего дома.

Так вот, проблему свою она решила довольно просто и на современный манер — она заключила договор с супругами Х, которые должны были ухаживать за ней, иногда покупать еду, лекарства, а как бабка умрет — похоронить ее и забрать себе ее квартиру.

Конечно, супруги не могли быть возле бабки всегда, поэтому они начали искать людей в нашем доме, которые бы раз в день проведывали бабку, покупали ей молоко и хлеб, и смотрели, не загнулась ли она. На такую работу согласился я. Платили мне за это сто гривен на неделю — хуевая работа за маленькие деньги.

Одним утром, я как всегда собирался посетить свою бабку. Пошел в гастроном и купил бутылку молока и кусок хлеба — как всегда. И вот поднимаюсь на второй этаж. Стучу. Никто не отвечаю. Я знаю, что бабка плохо слышит, поэтому стучу и звоню снова. В ответ мне тишина. Ну думаю все, умерла бабка. Жалко, такую непыльную работу потерять конечно.

Пошел к себе домой и позвонил к супругам X на работу. Взял мужчина, господин Х, я сообщил ему, что бабка не отвечает на мои звонки и попросил его приехать и открыть квартиру. Он пообещал приехать через час.

Вышел на улицу, купил себе пива и сел на лавочку пить и ждать. Начали выходить другие бабки с нашего парадняка, которые ощутили вкус смерти и услышали как я стучу в двери Анны Андреевны. Начали спрашивать меня, что произошло. Я пил пиво и отвечал, что бабка, наверное, отдала концы. Ну, все начали кричать, конечно, и говорить, чтобы я лез в окно к ней в квартиру. Я говорю им: «Нахуя мне это нужно? Через сорок минут приедет господин X и откроет квартиру».

Прошел час, потом два. А господина X все не было. Бабки начали мне грозить и приказали лезть через окно в квартиру. Ну что мне было делать? Снял куртку и полез. Выбил к хуям окно и пролез сквозь дыру на кухню.

Из кухни прошел в комнату. Ощущая запах дерьма. Среди комнаты лежит Анна Андреевна и стонет. Наверное, упала и что-то сломала. Воняла она страшно, под себя нассала и насрала. Лежит среди собственной мочи и дерьма. Пиздец.

Я открыл дверь и впустил в дом бабок. Все начали кричать и приказывать мне, чтобы я ее поднимал.

Я говорю: «Я ебал ее поднимать! Она в дерьме вся!»

Бабки начали меня лупить понемногу своими палками.

Я снимаю реглам. Остался в одной тишотке и стал эту старую суку поднимать.

В конце концов я перемазался весь ее дерьмом, но поднял ее и посадил на кровать. Бабка понемногу начала приходить в себя, а ее соседки стали ее переодевать. Я вышел. Мне было и так противно, чтобы еще смотреть на голую старую пизду.

Потом приехал господин Х., прибежал ко мне домой. Я сказал, что типа не буду больше работать и вообще, пошел бы ты!

Ночью пошел снег и температура упала до минуса. Сразу очень густой и сильный и уже через несколько часов укрыл собой весь город. Грек пришел только утром, счастливый очень. Наверное, классно поебался. Рассказывал, что чикса, у которой он ночевал, еще какую-то подружку пригласила и они втроем кувыркались аж до самого рассвета.

Я стоял в своей комнате с головной болью после вчерашнего коньяка открыв окно, наблюдая как снег насилует город и влетает крупными холодными хлопьями в мою комнату. Снежинки и их хлопья падали на деревья, землю и людей. Снег падал на пол моей комнаты и превращался в лужицы. Я был голый, в одних только трусах, снег облеплял мое тело и приятно его охлаждал. Я не боялся того, что могу заболеть. Я хотел контакта со снегом, хотел его холода, хотел его, в общем. Чуть ли не в сексуальном плане хотел. У нас был с ним сейчас контакт, почти что секс. Знаете, есть люди, которые любят сексом с деревьями разными заниматься? Так вот, я их всех переплюнул, со снегом никто еще сексом не занимался. Только кончить на таком холоде было проблематично.

Потом я закрыл окно и пошел на кухню. Начал рыться в холодильнике, чтобы найти себе что-то на завтрак. Вчерашнюю колбасу я уже давно съел, нашел только кусок сыра и полбутылки домашнего вина, привезенного их Каховки Греком.

— Вадик, можно допить?

— Ты вчера не напился, что ли?

— Не-а.

— Ну, бери.

Сажусь в комнате перед ТиВи и начинаю кусать сыр прямо от куска и пить вино жадно впиваясь в горлышко пол-литровой бутылки из-под минералки губами. Завтрак интеллектуала.

Сегодня у меня долгий день и я не знаю, чем мне заняться.

Надо убивать время. Писать ничего не хочется, в голове каша, так что написать я могу только кашу, не более того.

Можно поехать в центр в трубу и попробовать снять себе какую-нибудь девочку-панка, потом привезти ее сюда и выспаться с ней, за что она наградит меня «букетом». Можно поехать к своему старому знакомому Леше по кличке Кабан. Он маргинальная личность, поэт и художник. Написал с два десятка стихотворений и нарисовал несколько картинок маслом. Стихи у него нормальные, могу об этом говорить, как бывший поэт, про полотна говорить не буду, я в этом ничего не шарю. Он живет в другой части города, в центре блин, на Печерске. Дорога к нему займет у меня около часа. У него можно будет похавать и выпить. Можно будет сходить с ним на какое-то частное пати.

Начинаю искать, что бы одеть. Беру старую армейскую куртку, одеваю ее и иду в сторону восемнадцатого троллейбуса.

На улице холодно, прячу руки в карманы и втягиваю голову в холодный ворот куртки. Некоторые любят говорить про такую погоду: «Свежо!», тогда как погода эта просто-напросто хуевая. Ко мне подбегает какой-то бомж и просит десять копеек. По его морде видно, что у него уже давно не все дома. Мне так холодно, что даже не хочется делать лишних движений, поэтому просто посылаю его нахуй. Он скулит как собака и скрывается в темной подворотне.

Сажусь в троллейбус и молча еду прикрыв глаза. Холодные потоки воздуха дуют на меня из всех щелей. Выхожу на станции метро «Лукъяновская», прохожу мимо тележки с лотерейными билетами и бабками, торгующими пирожками — тошнотиками. Спускаюсь вниз. В это время людей в метро мало. Все на учебе или на работе. Тут приятно и тепло. Вообще, люблю киевское метро, маленькое и уютное. Помню долго путался в туннелях московского, офигев после киевского.

Выхожу на станции метро «Печерская». Перебегаю проспект и оказываюсь прямо возле дома Кабана. Снег становиться мелким и режет лицо как куски стекла. Одним рывком поднимаюсь на пятый этаж и начинаю лупить ногой в деревянную дверь без обшивки. У Кабана самая страшная дверь во всей парадной. В этой части города живут люди с достатком, такие маргиналы, как Леха, тут, скорее, исключение. Звонок у Лехи не работает с лета.

Леха открывает мне двери и долго молча, своими грустными глазами смотрит на меня. Ясно, что я приехал без звонка и поэтому он не очень-то и рад сейчас меня видеть. Может у него планы были? Ничего, сейчас с ним бухнем и станет рад мне. Леха был огромным, около 190 ростом и более центнера весом кекс, с густой рыжей бородой и длинными сально-рыжими волосами.

— Привет, Леха! Мне так что и стоять тут?

— Нет, входи.

Его лицо, как всегда, имеет нездоровый зеленоватый оттенок. Леха ужа давно подсел на ширку, говорит, что без нее не может творить, искусство требует жертв. По запаху от Лехи я понял, что вчера он пил и пил немало. Человека мучило жестокое похмелье.

Квартира Лехи была классической квартирой сумасшедшего и одинокого маргинала. В ней всегда стоял запах женщин, спиртного, свежей ширки, плана и разложений. И сейчас, воздух был набит алкогольными парами. Стены его были изрисованы его же картинами, надписями его богемных любовниц, перемазаны местами зелеными соплями, кровью и кусками фекалий. Однажды, пьяные в жопу и обосранный Леха сидел дома и рисовал на стене картину. Потом ему видно шизануло и он, пардон, обосрался. Схватив куски своего же дерьма, он начал пальцем наносить мазки на картину, вместо красок. Подумав, что этого мало, он схватил нож для бумаги и, расковыряв им вену, начал мокать палец в свою кровь и наносить мазки уже ей. Потом, обессиленный, он рухнул на пол в собственное дерьмо и уснул. Ранка на руке была не глубокая и быстро затянулась, так что Леха не помер. Сейчас это творение украшало одну их стен его мастерской. Во второй комнате стояли ТиВи и кушетка. В мастерской, кроме стола, стула и мольберта лежал матрац и находилась куча какого-то хлама.

• Предыдущая
• 22/28
• Следующая