Бог не Желает (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 27

Та же луна вышла среди облаков, хотя над другим берегом озера. Те же звезды сверкали там в темнеющем небе. Все не так далеко, как кажется, но ведь не коснешься. Единственной свободой оставалась свобода мыслить, и мысли вились, летая в ночи и не заботясь, как далеко уносят его; и пока смыкалась тьма, чужак в голове замолкал, сдаваясь миру вокруг.

Он слышал летучих мышей, тихие крики угомонившихся птиц, а над головой тянулась звездная дорога духов. Этой ночью не было ветра, и кусачие насекомые облепили его.

Отец его не был богом. Не мог быть. Боги перешагивают горы одним махом, выпивают огромные озера и вырывают деревья, словно цветы. Они столь высоки, что ничто внизу им не важно.

Почти все жители Озера были натийцами. Их загнали сюда многолетние вторжения малазан. Они ушли так далеко, как смогли, но империя все же проглотила их. Но где-то за всем этим началась торговля рабами, и первые рабы были пойманы в лесах севера, они мало отличались от жителей городка. Однако затем работорговцы нашли Теблоров, Великанов было слишком мало, чтобы сопротивляться. Рент не понимал, как можно желать владения себе подобными; но Теблоры были сильнее и жили дольше любых лесных дикарей. Это делало их особо ценными.

Серебряное Озеро богатело. Все жили в хороших домах и вели добрую жизнь, и никто не голодал. Но малазане не любят рабства. Империя запретила его. В Малазанской Империи один человек не владеет другим. И началась битва между законом и деньгами, и не сразу, но закон смог победить.

Дамиск объяснил это, пока они шли вместе. Дамиск болтал, словно в его черепе было слишком много слов и нужно было их вычистить. Он сказал, что история - собрание истин, иногда скрытых или искаженных, даже переплетенных с ложью, но, если искать их упорно, истины являют себя. Но большинство людей не хотят ничего знать, нет, если ложь делает их счастливыми и дарит уют, богатство.

История живет в памяти; однако у каждого своя память, и никто не помнит одинаково. Так что история также - вечный спор истин.

"Тут есть еще кое-что, Рент. История - не прошлое. Прошлое ушло, оно сзади и нам не вернуться назад. Нет, историю мы носим с собой. Это история воспоминаний о том, каковы были вещи, какова была жизнь. Но чем дальше заходишь, тем слабее память, тем больше дыр; и мы берем и заполняем дыры воображением и домыслами. Ты можешь подумать, что воображение сильно. Не так. Чем уже твой жизненный опыт, тем слабее твое воображение.

Но как насчет детей, спросишь ты. Разве они не опровергают мои слова? Да и нет. Их воображение сильнее всего, и внутри их мир полон счастья. Пока не погибнет под пятой. Рано или поздно ребенок учится оставлять воображение позади, забывать, не кормить. И оно гаснет".

Рент кивнул. Да, говорил он себе, я гасну. Чую это в душе. Слишком много камней ударило тело, слишком много проклятий летело в его сторону, чтобы остаться прежним. Быть ребенком означало быль наполовину слепым, вырасти означало прозреть к тому, что реально.

"Твой отец - Карса Орлонг, воин Теблоров. Может, теперь он бог. Вот где начинается история твоей жизни, Рент. Это истина. История. Удивительно, что тебя не убили годы назад. Но почему? Никогда не удивлялся?"

Нет, не удивлялся. Он не знал, что у людей есть причина его убить. Не любить - одно дело, убить - сосем иное. Правда?

"Страх", сказал ему Дамиск. "Отродье бога. А если Карса Орлонг узнает об участи сына? Что, если Карса Орлонг вернется в Серебряное Озеро? Мудро ли гневить бога?"

Нет, это не казалось мудрым.

"Но твоя мать знала, что нельзя верить страху. Знала, что жизнь твоя под угрозой. И как ненависть теряет разум и случается ненужное. Еще один повод услать тебя. Она позаботилась, чтобы ты жил; если это не акт любви, то что есть любовь?"

Но сейчас он хотел умереть. Выцвести с историей, быть забытым. Так бог одним взмахом руки стирает свои дурные дела. Вроде зачатия Рента.

Он услышал звук, открыл глаза.

Трое стояли перед ним, омытые вялым светом луны. Две женщины и мужчина. Конечности были покрыты спиральными узорами татуировок и блестели, будто ловя серебристые отсветы. На шеях ожерелья из зубов, птичьи кости свисают из длинных неопрятных русых волос. У поясов скальпы. Мужчина нес костяной лук, так тщательно отполированный, что казался сделанным из янтаря. Он был широкоплечим и крепким, на лице маска из костяных фрагментов. Женщина слева держала на плече длинный дротик. Она была молода, тело полноватое, лицо круглое и все в черных оспинах. Вторая, старшая женщина была безоружна. Одни кости и сухая кожа, она казалась умирающей. Костяной выступ бровей под почти белыми волосами, глаза сокрыты глубоко, каждый светит подобно далекой холодной звезде.

Рент осторожно сел. - Саэмды, - произнес он.

Старуха оскалилась. - Сай Имас хеди.

Он смотрел недоумевающе.

Молодая породила низку иноземных слов, тон казался Ренту презрительным. Однако он восхищался красотой ее языка, подобного песне. Он улыбнулся ей.

Мужчина издал нечто вроде смешка, добавив несколько столь же мелодичных слов.

Круглолицая надула щеки, замолчав.

- Сай Имас хеди, - повторила старуха медленнее. - Народ Холодных Морей, дитя Тоблакаев.

Помня слова Дамиска, он ответил так: - Я Рент, сын Карсы Орлонга, и я приветствую вас.

Трое замолчали, словно оценивая его дерзость. Затем старуха заговорила снова. - Я одна понимаю нати. Но имя твоего отца ведомо всем. Мы слышали о тебе, божий отпрыск Серебряного Озера. Не думали, что тебе позволят жить.

- Я убежал, - сказал он, пожимая плечами.

- Ты слаб.

Рент кивнул. - Не чувствую себя сыном бога.

Молодая снова заговорила, резко и пренебрежительно; тем временем мужчина в маске отошел и начал обходить место, вынимая из колчана длинную зазубренную стрелу. Девушка, закончив, опустила дротик и сняла с пояса метательную петлю.

- Они тоже хотят меня убить.

- Нет, - ответила Ренту старуха. - Но здесь опасно. - Она подошла и села напротив. Из мешка выложила сухое мясо и обожженные куски какого-то сала. Затем предложила водяной мех. - Во времена до крушения мира это было островом во льдах. Не пей много, иначе взбунтуется живот. Теперь ешь, медленно, ага. Остров, божий отпрыск, созданный из шкуры мира, сделанный убежищем - или тюрьмой. Иногда убежище делается прочнейшей из клеток, если тебе не хочется пробовать на крепость прутья. - Она помедлила. - Здесь обитают Жекки, думают, что защищены от крушения мира.

- Не знаю, кто такие Жекки, и никого тут не видел.

- После крушения мира лед умирал и много раз возрождался. Во времена без льда мы нашли их, узнали, что это Жекки, и охотились на них.

- Они пасутся стадами?

Улыбка обнажила слишком большие плоские зубы, сточенные и в пятнах. - Нет, божий отпрыск, не стадами. Они охотники, как и мы, пожиратели мяса. Наши воины должны испытать себя против Жекков.

- Почему?

Вопрос заставил ее смутиться. - Жекки нам враги.

- Но почему?

- Так было всегда, - сказала она, явно рассердившись.

- И вы убили всех?

Старуха села прямее, губы сжались, глаза похолодели сильней.

Мужчина в маске вернулся и присел на корточки, лук на коленях, стрела наложена и направлена почти на Рента. - Тэф син верал. Наллит.

Рент понял, что маска сделана не из костей - из кусочков панциря черепахи.

- Ихм фаль э'раф, - бросила карга. Резко махнула на Рента рукой. - Сай г'нат Тоблакай.

Мужчина смотрел на него - Рент различил в щелях маски блеклые глаза, суровые и не моргающие. Затем воин встал, сказал что-то молодой женщине, не получил ответа, пожал плечами и ушел в сторону.

Старуха издала невеселое хихиканье. - Божий отпрыск, ты ищешь своих.

- Теблоров. Да.

- Они ждут тебя?

- Не знаю. На что это похоже, когда тебя ждут?

- Не думаю, что ты узнаешь. С тобой был еще один - где он?

Рент покачал головой.

- Мы охотимся и за ним. Убил слишком многих из нас. Найдем и убьем. Ты будешь рад? Надо бы. Он оставил за собой кровавый след. - Она забрала мех и остатки пищи. Медленно встала. - Ты умрешь на этом древнем острове. Отец был беззаботен, он бросил тебя. И мы не хотим заботиться. Иные ручьи текут недолго. Иные ручьи умирают сами по себе. Но от тебя еще может быть польза.