Последний человек (СИ) - Алексин Иван - Страница 2

И они ушли, отгородившись от взращённого собственными руками зла дремучими лесами.

Как будто от зла можно отгородиться….

Стражники, до этого державшиеся позади процессии, выдвинулись вперёд, энергично расчищая дорогу. Толпа отхлынула, раздавшись в стороны, но менее шумной от этого не стала, продолжая сыпать проклятиями.

Старик отвернулся, страдальчески морщась, перевёл взгляд на надвигающийся эшафот.

С огня всё началось, огнём и закончится. Научили в стародавние времена Пришлых, как огненную стихию себе на пользу обратить, вот они с тех пор и жгут всё, до чего руки дотягиваются. Сколь народу людьского на кострах сожгли? Теперь уже и не сосчитать. И дремучие леса, в которых людьи от Пришлых попытались укрыться, помехой не стали.

Вот только им и этого мало оказалось. Всю людь выжгли да порубили давно, а ведьм и колдунов меньше не становится. Наоборот, всё больше и больше жгут.

Телега, наконец, остановилась, встав как раз посреди здоровенной лужи. Стражники, заскочив в клетку, развязали руки и, подхватив Этана, шустро втащили на помост. Палач, рывком сорвав лохмотья, привязал к столбу, вновь туго стянув запястья верёвкой.

Толпа тут же стихла, не сводя глаз с начавшегося действа.

— Я не могу отпустить твои грехи, нелюдь, — пожилой священник в серой, обляпанной дорожной грязью сутане презрительно скривил губы, выставив перед собой массивный крест, — ибо у приспешников Нечистого не может быть души. И всё же покайся в своих злодеяниях, колдун. Здесь, во всеуслышанье, перед людьми покайся. И я помолюсь за тебя.

Людьми.

Этан задрожал всем телом, с трудом сдерживая рвущийся из груди крик.

Это они теперь себя людьми называют?! Себя?!

Ярость всколыхнулась подобно бушующему, всепоглощающему пламени и тут же угасла, осев в душе ледяным пеплом.

Глупо цепляться за образы, более не несущие смысла. Эпоха людьей прошла. Он, и вправду, теперь, нелюдь.

— Я покаюсь, жрец, — с трудом прохрипел Этан, разлепив опухшие губы. — Но, покаюсь я не только за себя, а за весь свой род. Ибо именно мы взрастили самое страшное зло, что подобно язве расползается повсюду. И со временем оно поглотит этот мир целиком.

— Я не жрец! — оскалившись, выплюнул ненавистное «слово» священник. — Я отец-инквизитор. И ты не прав, колдун. Мы очистим эту землю от скверны и одержим верх над тем злом, что вы породили!

— Вот и я о том же.

Этан закрыл глаза. Он слишком устал, чтобы о чём-то спорить с этим фанатиком в серой рясе. Пусть Пришлые продолжают бороться с воображаемым злом, выискивая его приспешников уже среди своих. Пусть вершат злодеяния, выставляя себя поборниками Добра. Пусть даже сменят личину, примерив на себя украденное у его народа имя. Всё равно это не сделает их людьми. Они так и останутся на этой земле Пришлыми!

Этан прислушался к тихим ругательствам палача, которому никак не удавалось разжечь дрова под усиливающимся дождём, к нарастающему гулу оживившейся в предчувствии толпы, бормотанию монаха, забубнившему скороговоркой молитву и грустно усмехнулся, прощаясь с этим миром.

Корчиться в муках и голосить, он на потеху новым «людям» не будет. Пусть хоть смертью своей их планы порушит, раз за всю жизнь ничего противопоставить не смог.

Старый маг сосредоточился, мысленно потянувшись к груде поленьев, выложенных у его ног. Дрова ззаклубились едким дымом испаряющейся влаги, сердито затрещали, стремительно нагреваясь.

— Колдун! Остановите колдуна! — в голосе попятившегося инквизитора отчётливо проступила паника.

Этан лишь рассмеялся в ответ, довершая затеянное преобразование.

Огненный смерч с яростным рёвом взметнулся вверх, мгновенно поглотив последнего человека.