Избави нас от зла - Холланд Том - Страница 36

Роберт бросил на него полный ужаса взгляд.

— Вы говорите так, будто Господа нет вовсе.

Лайтборн уставился на него округлившимися глазами, затем откинул назад голову и расхохотался во все горло.

Роберт вспыхнул от внезапно охватившего его гнева. Что это за непонятный мир, в котором он оказался? Мир, где с такой небрежной легкостью можно говорить о подобном зле? До сих пор он не вполне осознавал, как безнадежно покинут, покинут и одинок. Потрясение этим открытием охватило все его существо, и он снова подумал об Эмили, о том, что она тоже одинока.

Мальчик с трудом сделал глубокий вдох и спросил, растягивая слова:

— Если моя душа — только иллюзия, как я могу отдать ее вам?

— Вот так, — сказал Лайтборн и внезапно нанес удар ножом лежавшему возле его ног мужчине. Лезвие оставило глубокий порез на его лице. Тот громко закричал и стал корчиться на полу.

— Видите? Это на самом деле очень легко.

— Я не смогу это сделать, — прошептал Роберт.

— Призраки ваших родителей взывают к отмщению.

— Нет. Не такой ценой.

— Вы уверены? — Лайтборн прищурился. — Разве они не являются вам по ночам? Я слышу, как вы бормочете и плачете во сне.

Роберт отвернулся. Перед его мысленным взором снова возникли его обуглившаяся мать и обескровленный отец, протягивавшие к нему руки. Рядом виделась и Эмили, затихшая в руках крепко державшего ее солдата.

— Нож, — сказал Лайтборн, заставляя мальчика сжать пальцами рукоятку. — Всего одного удара хватит, чтобы лишить жизни этот несчастный мешок с требухой. Это проще простого. Всего один удар.

Роберт посмотрел на скорчившегося мужчину, который теперь лишь еле слышно стонал, сжимая лицо ладонями. У него был рассечен нос, левый глаз, казалось, вытек.

— Сделайте это, — повторил Лайтборн твердым, холодным голосом. — Вы очень скоро обнаружите, что в этом скучном мире нет большего удовольствия, чем быть свидетелем страданий и боли кого-то другого.

Костяшки пальцев Роберта, сжимавших рукоятку ножа, побелели. Он смотрел на живот поверженного мужчины и думал, как было бы легко в долю секунды распороть этот живот и выпустить из него кишки. Хотя в зале было тепло, мальчик стал дрожать от озноба. Он вдруг увидел себя стоящим возле господского дома усадьбы Уолвертонов, а рядом на снегу — труп Ханны, над которым склонились его отец и мистер Уэбб. Проповедник читал молитву об упокоении ее души.

— Нет, — прошептал Роберт, — этого мне не вынести.

Он выронил нож, закрыл глаза руками и побрел, едва переставляя ноги, вон из комнаты, а потом вышел на улицу.

Город, который еще вчера казался ему удивительным раем, выглядел теперь настоящим адом. Жизнь улиц походила на водоворот, грозивший поглотить перепуганного мальчика. Он вспомнил часто упоминавшиеся мистером Уэббом впечатления о том, что он видел во время своего единственного в жизни посещения Лондона: «Мошенники, воры, убийцы; похоть, поножовщина, бродяги…»

Роберту казалось, что он слышит голос этого проповедника, и мальчик заплакал от сжимавшей сердце тоски по дому и оттого, что мистер Уэбб оказался прав. Люди бросали на него полные ненависти взгляды. Одна женщина с раскрашенным лицом даже плюнула в его сторону. Роберт бросился от нее наутек по широкой и пыльной улице, а она швыряла вслед ему камни. Улица привела мальчика в парк, где была целая толпа народа. Там стояли украшенные лентами шесты и горели громадные костры. Он окинул взглядом море окружавших его людей; здесь были мужчины и женщины, молодые и пожилые, богатые и бедные, но на лицах у всех было отвратительное слащавое выражение восторга, все они поглядывали с таким же злобным вожделением, как и собравшиеся тогда на деревенской лужайке жители Вудтона.

— Скажите, пожалуйста, — собравшись с духом, обратился Роберт к одному мужчине, — что эти люди здесь празднуют?

Мужчина оглянулся и сморщил нос при виде одежды мальчика.

— То, что было им недоступно последние пятнадцать лет, — ответил он, — благодаря запретам на развлечения, наложенным твоей родней.

— Моей родней?

— А чей же ты сын, если не какого-нибудь жалкого республиканца-оборванца?

Роберт сжал кулаки.

— Не смейте говорить в подобном тоне о моем отце! — вскипел он.

— Отчего же? Уж не потому ли, что он оказался полным дураком, позволив тебе явиться сюда, да еще в такой одежде? — насмешливо возразил мужчина и подмигнул ему. — На твоем месте, мальчик, я бежал бы во все лопатки. Иначе… У собравшейся здесь толпы такое настроение, что они вполне могут схватить тебя и швырнуть в огонь. Ты можешь стать горящим факелом в честь возвращения короля.

Роберт задохнулся от гнева и страха; на мгновение он вообразил, что снова оказался на лужайке Вудтона. Все же он последовал совету мужчины и убежал. Как далеко, у него не было представления, но в его голове не переставал звучать треск пламени, а в ушах звенел голос пожираемой огнем матери, обещавшей ему их новую встречу на Небесах. Мальчик оглядывал на бегу улицы; его не покидала мысль, что во всем Лондоне не найдется никого, кто мог бы о нем позаботиться; что в целом мире у него осталась только Эмили.

Так не вернуться ли прямо к ней, задавал он себе вопрос, пусть даже слабым и не имеющим никакой власти? На мгновение он пожалел, что отказался от предложения Лайтборна, который мог дать ему могущество противостоять Духу Зла; пусть у него не хватит власти уничтожить его, но он может попытаться спасти Эмили. Внезапно его потрясла мысль, что он блуждает по каким-то незнакомым местам. Мальчик резко остановился и огляделся. Он стоял посреди улицы, по обе стороны которой тянулись магазины. Он вошел в один из немногих, оставшихся открытыми. Это была мясная лавка. Роберт вспомнил нагруженные требухой телеги, которые видел на Пуддинг-лейн, и решил спросить, как туда добраться, не сомневаясь, что хозяину лавки эта дорога известна. Но когда он заговорил, у него помимо его воли вырвался вопрос о дороге на Солсбери.

Мясник улыбнулся в ответ и кивнул, а затем молча подтолкнул его к двери.

Они вышли на улицу. Мясник был крупного телосложения и лысый. От него исходил сильный запах пота. Он крепко взял Роберта за руку и широко улыбнулся.

— Впервые в Лондоне? — спросил он.

Роберт согласно кивнул в ответ. Улыбка мясника стала еще шире.

— Сюда, — сказал он, потянув мальчика за собой в темноту узкой боковой улицы. Пары тяжелых ударов было достаточно, чтобы Роберт оказался валяющимся в грязи. Он отчетливо осознавал, что его стали обыскивать, затем почувствовал, что у него отбирают припрятанный кошелек. Мальчик попытался протестовать, попробовал объяснить, что ему нужны деньги, что он остался без родителей, но мясник заставил его замолчать, пнув ногой в живот, а затем и в голову. Роберт даже не почувствовал, как грабитель ушел, — он остался лежать там, где упал, не ощущая ничего, кроме запаха пыли. Осознание боли приходило медленно, следом за ней его охватило отчаяние, и только после этого он поднялся на ноги и бесцельно побрел вперед, не имея представления, куда именно. Но это и не имело значения. Отсюда ему не вырваться никогда, потому что он оказался именно в таком городе, об опасности которого его не переставала предостерегать мать. Она уверяла, что, однажды попав в него, выбраться невозможно. Имя этого города — Безнадежность, и Роберт боялся, что как раз сейчас он бредет по его самым безлюдным переулкам.

Мальчик блуждал, пока не стемнело. Ему хотелось спать, полученные синяки ужасно болели, но отчетливее других вдруг возникла совершенно новая мысль о том, что ему некуда идти. Поравнявшись с церковью, он толкнул дверь, но она оказалась запертой. Он тяжело опустился возле стены прямо на улице и попытался молиться, но вырывавшиеся из уст слова казались ему каким-то бессмысленным шумом. И все же он продолжал взывать к Господу: