Дядя самых честных правил 4 (СИ) - Горбов Александр Михайлович - Страница 43

— Дьявол!

Еропкин ловко кувыркнулся из седла, приземлился и тут же поднялся, ни на секунду не отпуская коробочку.

— Что встали⁈ — он обернулся к оставшимся подручным. — Я сказал, взять его! Сотню рублей тому, кто принесёт его голову!

Опричники, ошарашенные и дезориентированные, приказа послушались. Вытащили палаши из ножен и пошли в мою сторону, с каждым шагом двигаясь всё увереннее.

Дрянь! Дрянь! Дрянь! Я выхватил шпагу и шагнул им навстречу, чтобы встретить на ступеньках крыльца. Продержаться! Всего минуту, пока не прекратится действие «Зуды». Пальцы левой руки были готовы, как только уляжется эфирная рябь, отправить в полёт «молоты». Держаться минуту! Про себя я начал отсчитывать секунды.

Клинки звенели боевыми колокольчиками. Я невесть какой фехтовальщик, но опричники оказались гораздо хуже. Они делали бестолковые выпады, мешали друг другу и толкались плечами. Десять секунд.

— Вперёд, — бесновался позади Еропкин, размахивая шпагой, но не влезая в драку, — атакуйте!

Двадцать секунд. Опричники усилили натиск, заставляя меня отступать шаг за шагом и уйти с крыльца, чтобы не оказаться в ловушке.

Помощь пришла неожиданно. Из дома выскочили Куприян и Светлячок с «огнебоями» в руках. Подняли ружья, прицелились в опричников и одновременно потянули спусковые крючки.

Бу-бумс! Двойной взрыв заставил опричников на пару секунд ослабить натиск. А я до крови закусил губу, увидев, что произошло.

Казённики «огнебоев» в руках Светлячка и Куприяна взорвались с яркими вспышками. Девушку отбросило, ударило об стену, и она рухнула бесчувственным кулем. А вот Куприяну повезло меньше: он устоял на ногах, отшвырнул бесполезное ружьё и затряс головой, оглушённый взрывом. И через секунду начал складываться, прижав руки к животу — Еропкин прыгнул вперёд и проткнул его шпагой насквозь.

Убью! Без жалости, без сожаления и без колебаний. Убью и закопаю за оврагом, даже отпевать не дам. Ненавижу!

Сорок секунд. Я отступал всё дальше, с трудом отбиваясь от опричников.

Пятьдесят секунд. Они постепенно отжимали меня к сгоревшей конюшне, пытаясь зажать в угол. Еропкин неотрывно шёл следом, не давая мне выскользнуть из-под действия коробочки.

Шестьдесят секунд. Минута. Ну же! Я не мог сильно ошибиться, «Зуда» должна уже закончиться. А Еропкин лыбился, словно знал, что я считаю секунды.

Это не «Зуда»! Она не может длиться так долго, «огнебои» не взрываются, а просто бездействуют, и рябь эфира не должна так больно бить по мозгам. Что это за дрянь такая⁈

Мне удалось вывернуться из-под двойного удара палашей и проскочить мимо конюшни. Давай, гады, за мной все вместе.

Они и не думали отставать, предчувствуя победу, а я отступал, будто теряя силы.

Бумс! Таня не подвела — едва я выманил опричников на открытое пространство, как прозвучал выстрел.

Пылающая магическая пуля «огнебоя», размазанная дрожью лже-«Зуды», достала крайнего противника. Прямо в голову, снеся ему полчерепа и забрызгав остальных кровавыми брызгами.

Удар! Я рубанул второго, перечеркнув ему грудь и взламывая клинком рёбра.

Бумс! Ещё один меткий выстрел вывел из игры третьего, отрывая ему руку по самое плечо и заставляя вопить, размахивая обрубком.

Вот вам, толсторылые!

Против меня остался последний опричник и сам Еропкин.

— Криворукие бараны!

Еропкин бешено выпучил глаза, перехватил коробочку и что-то нажал на ней. Лже-«Зуда» заскрипела, разразилась скрежетом и перешла в эфире на яростный «визг».

Меня чуть не вывернуло наизнанку. Желудок сжался спазмами, во рту появился вкус желчи, а колени начали подламываться от слабости.

Бумс! Таня выстрелила снова, но «визг» размазал магическую пулю, отклонив в сторону.

Бумс! Бумс! Ещё два выстрела, и оба уходят мимо. Последний опричник, бледный от действия лже-«Зуды», неудачно открылся и получил от меня удар по ноге. Добивать упавшего я не стал, рванув к Еропкину.

Стоило приблизиться к нему, как «визг» сделался громче. Анубиса скрутило, будто мокрую тряпку, выжимая эфир, а у меня в глазах потемнело. Дыхание перехватило, не позволяя даже выругаться.

— Нравится?

Еропкин, тоже бледный, но всё ещё бодрый, потряс коробочкой.

— Давай, давай, подходи ближе. Хочу посмотреть, как ты захлебнёшься кровушкой. Чем сильнее Талант, тем больше из тебя выдавит, Урусов. Ай-яй, мальчику больно? Мальчик хотел кидаться магией? Сейчас я выжму её из тебя до капли. Буду стоять и смотреть, как ты дохнешь, корчась в муках. Я обещал, что ты будешь умирать долго, очень долго.

Отступив на шаг, затем другой, я попытался ослабить действие лже-«Зуды». Поднял перед собой шпагу, собираясь атаковать. И одновременно утрамбовал Анубиса в глубину самого себя, пытаясь спрятать от «визга». Ерунда, всего-то провести несколько атак и достать Еропкина. Нужно всего лишь преодолеть боль. Я встречу свою боль и приму её. Я позволю ей пройти надо мной и сквозь меня. И там, где была боль, не останется ничего. Останусь лишь я, я сам.

Ещё один выстрел Тани ушёл в «молоко», на мгновение отвлекая Еропкина. Я прыгнул вперёд, переходя в атаку.

Громогласный выстрел хлопнул по ушам. Не аккуратный удар «огнебоя», а зычный и раскатистый рёв порохового ружья. Еропкин не успел даже дёрнуться, как его ударило в бок, вырывая кусок плоти размером с кулак. В глазах бастарда появилось удивление, рот беззвучно распахнулся…

Останавливать атаку я не стал.

Раз! Пальцы Еропкина веером разлетелись по сторонам, а медная коробочка упала на землю. «Визг» лже-«Зуды» прекратился как отрезанный.

Два! Моя шпага пропорола ему горло, чиркнув кончиком по кости позвоночника.

Еропкин покачнулся и рухнул, обливаясь кровью. Могу сказать точно, как некромант, — умер он, едва коснувшись земли.

* * *

Шагах в тридцати стоял незабвенный Лаврентий Павлович с дымящимся ружьём в руках. Самым обычным, пороховым, но жуткого калибра, с каким не стыдно выйти на гиппопотама.

— Кхм… — фальшивый лепрекон прокашлялся. — Ничего, что я вмешался, Константин Платонович? Просто сил уже нет: третий день такой шум, баланс свести не могу. Меня это так расстраивает всегда!

— Вы как раз вовремя, Лаврентий Павлович. Позвольте вас побла…

— Глупости, даже разговора не стоит. Я всегда считал: нет человека, нет проблемы. Следуйте этому правилу, и никто не будет вам мешать. А теперь извините, я вас покину. Баланс сам себя не сведёт, знаете ли.

Он развернулся и пошёл к своему флигелю, единственному уцелевшему во время разборок с Еропкиными. Ещё дымящееся ружьё он положил на плечо и что-то весело насвистывал. Мне оставалось только покачать головой и порадоваться — без него победа далась бы гораздо большими силами.

* * *

Я наклонился и подобрал с земли медную коробочку. Позеленевшая от времени, с рельефным узором из листьев на боках. Под эти листья были стилизованны и рычажки, на которые нажимал Еропкин. Мне показалось, что я уже где-то видел такие завитушки и подобную мини-шкатулку. Но где именно, мозг не хотел вспоминать категорически.

Стараясь не трогать рычажки, я отцепил защёлку и поднял крышку. Внутри располагались исписанные крохотными Знаками шестерёнки, складывающиеся в непонятный механизм. В самом центре которого поблёскивала стеклянная ампула с тёмным содержимым. Я осторожно коснулся его через эфир и вздрогнул от неожиданности.

— Ёшки-матрёшки!

В ампуле прятался крохотный шарик красной ртути. Мать моя женщина, какой безумный гений сумел сделать такую смесь деланной магии и алхимического элемента? Уж не дорогие ли масонские друзья?

Первым желанием было разбить колбу и сломать механизм. Но я удержался, захлопнул крышку и спрятал коробочку в карман. С ней надо разбираться отдельно, очень-очень вдумчиво, сломать всегда успеется.

—…пать! Без меня! Опять!

Во двор усадьбы вкатился дормез с Кижом на козлах.