Элиза и ее поклонники - Адамс Дженнифер - Страница 4

Элиза громко расхохоталась.

– Шаль твоей работы у меня уже есть. Яркая, с цветами по краю. Я очень ее люблю. Ну а теперь идем в мою спальню, я прочту тебе одно место из моего рыцарского романа. Он спрятан у меня в туалетном столике. Вот увидишь: сцена первого свидания влюбленных в самом деле очень волнующая.

– Хорошо, только дай мне отдышаться, – возразила Анна, обмахиваясь ладонью.

Элиза, кивнув, остановилась посреди салона и стала ждать, когда подруга отдохнет. Вдруг за закрытой дверью послышались шаги и мужские голоса.

– Тс! Кажется, брат и его друг вернулись!

– О нет! А вдруг они сюда войдут? – воскликнула Анна и, выпрямив спину, принялась поправлять локоны над ушами.

– Ну так идем скорее в мою комнату. Если Франц с приятелем встретятся нам на лестнице, мы только пожелаем им доброго дня и сразу же поднимемся ко мне, – предложила Элиза, но в этот момент дверь салона отворилась, и молодой граф фон Фрайберг заглянул внутрь.

– Элиза? Я не знал, что ты… Анна!

Франц, очевидно, не ожидал застать барышень дома. Он полагал, будто они обе отправились с родителями к бювету.

– Вы уже вернулись? – задала Элиза вопрос, не требующий ответа.

– Да, из-за дождя. Теперь нам нужно согреться.

Барышни поглядели на стеклянную дверь, ведущую в сад. Как странно! За пением и танцами они не заметили, что погода переменилась. Франц стоял совсем мокрый, даже с волос, которые должна была бы покрывать шляпа, стекала вода. Вероятно, он опять отправился на прогулку с непокрытой головой.

Филипп фон Хоэнхорн, стоявший чуть позади, промок не меньше. Волосы падали ему на лицо черными блестящими прядями. Элизу вдруг бросило в жар. Оказаться в одной комнате с почти незнакомым мужчиной, чей туалет в таком беспорядке, – в этом ощущалось нечто не совсем пристойное. Сглотнув, она заставила себя отвести глаза и лишь тогда, опомнившись, сказала брату:

– Не будешь ли ты столь любезен познакомить Анну со своим гостем?

– Само собой.

Франц сделал шаг в сторону, открывая друга взорам барышень. Анна подошла ближе. Лицо ее выражало внимательное ожидание, однако Элиза заметила, что она с трудом подавляет улыбку: ей тоже непривычно было видеть мужчин, промокших до нитки.

– Анна, позволь рекомендовать тебе барона фон Хоэнхорна. Этим летом он будет нашим гостем, – промолвил Франц, указывая на своего друга. – Филипп, разреши представить тебе нашу кузину и лучшую подругу Элизы баронессу Анну фон Креберн.

– Рад знакомству, баронесса, – учтиво произнес Филипп и поклонился.

– Я тоже рада, барон, – ответила Анна, хватая Элизу за руку. – К сожалению, мы должны…

Продолжения этой фразы молодые люди не услышали. Молодая графиня поспешила увести приятельницу прочь, почуяв опасность: секунда промедления – и с Анной мог случиться приступ самого неучтивого смеха, как уже не раз бывало прежде. Сообщив своим движениям подобие той чинной элегантности, которая приличествует благовоспитанным барышням, подруги покинули музыкальный салон и, успев, по счастью, удалиться на достаточное расстояние, разразились громким смехом.

Франц открыл стеклянную дверцу изящного углового буфета и, достав графин коньяку, щедро наполнил два бокала.

– Вот. Выпей. Это согревает, – сказал он Филиппу.

– Спасибо, но думаю, что сухая одежда была бы сейчас еще полезней. Мне следовало бы поскорее подняться…

– Ах, да брось ты! Нельзя же всегда вести себя разумно, мой друг!

Филипп приподнял брови. «Всегда» и «разумно» были отнюдь не те слова, которые первым делом приходили ему на ум при мысли о Франце фон Фрайберге. Этот весельчак, душа студенческих сборищ, являл собой безукоризненный образец легкомыслия. Давеча, к примеру, он загнал своего коня на такую кручу, с которой лишь по счастливой случайности смог потом спуститься, не разбившись.

А после совершенно неожиданно хлынул дождь. Франц объяснил удивленному Филиппу: такие перемены погоды не редки. Западный ветер может в считаные секунды принести тучи со стороны Вогезских гор, что теперь и произошло. Так вот, вместо того чтобы переждать непогоду в придорожной гостинице или в какой-нибудь деревушке, Франц настоял на безотлагательном возвращении домой, и оба всадника вымокли до нитки. Однако эта ошибка была бы менее досадной, если бы молодому графу не вздумалось в столь неподобающем виде заявиться в музыкальный салон, где, как оказалось, сидели две барышни.

К счастью, сцена вышла не такой неловкой, какой могла бы быть. После вежливого обмена приветствиями Элиза и ее подруга благоразумно поспешили покинуть комнату, чтобы… А в самом деле, для чего? Что делают молоденькие девушки, когда остаются наедине друг с другом? Вышивают, болтая о погоде? Или о новейших фасонах платьев? А может быть, играют в шарики, как маленькие кузины Филиппа? Или в карты? Для кукол они, пожалуй, уже слишком взрослы.

– О чем задумался? – спросил Франц.

Филипп не ответил.

– Превосходный коньяк, – сказал он, сделав большой глоток, и поставил опустошенный бокал на столик около буфета.

– Да, я тоже нахожу, что отец не зря сменил продавца.

– Кстати, теперь мне все же надо переодеться, чтобы привести себя в надлежащий вид к возвращению твоих родителей.

– Ах, они вернутся еще не скоро и сперва непременно пришлют кого-нибудь за каретой, которая их заберет, – ответил Франц и, повертев бокал в руке, полюбовался янтарным напитком, прежде чем с наслаждением влить в себя последний глоток.

– А до тех пор прикажешь мне сидеть здесь и мерзнуть в мокром костюме для верховой езды?

Франц рассмеялся:

– Какая глупость!

– Именно что глупость.

– Ну хорошо. Давай поднимемся в наши комнаты. Нужна ли тебе помощь? Могу прислать кого-нибудь из слуг.

– Нет, благодарю. Я вполне способен одеться и раздеться сам.

– Как тебе угодно. В таком случае встретимся в отцовской гостиной. Знаешь, где это?

Филипп кивнул:

– Я недурно ориентируюсь в пространстве.

– Вот и прекрасно. В той комнате мы будем защищены от вторжения барышень. Отец запретил им туда входить, потому что захотел иметь хотя бы одно тихое место в доме, – пояснил Франц, смеясь. – Впрочем, Элиза, я надеюсь, уже бросила привычку повсюду играть в прятки со своей подругой.

Филипп тоже понадеялся на это. «Такая детская забава была бы не к лицу дебютанткам, – подумал он. – Не хватало еще, чтобы молодая графиня, эта серьезная девица с нахмуренным лбом, притаилась за занавеской в отведенной мне комнате!»

С такими мыслями гость отправился переодеваться. Франц хотел поселить его по соседству с собой, в спальне брата Юлиуса, но Филипп не был членом семьи и потому счел это не вполне уместным. Он попросил, чтобы его поместили не на том этаже, где находились опочивальни хозяев, а выше, в одной из гостевых комнат. Не такая просторная, как покои Юлиуса, она тем не менее поражала богатством отделки. Кровать была широка и удобна, а из двух окон открывался превосходный вид на зеленый сад. В этой комнате гость мог спокойно насладиться уединенным отдыхом или же заняться своей корреспонденцией, расположившись за бюро.

Филипп обещал овдовевшей матери, что будет писать ей не реже чем дважды в неделю, сообщая все подробности курортной жизни. Имея на своем попечении двух младших сыновей, Грегора и Лео, да еще болезненную сестру, бедная женщина не могла позволить себе никаких развлечений, и переписка с Филиппом была единственным, что сулило ей радость.

Он решил, не откладывая, набросать кое-какие заметки о прогулке под дождем, с тем чтобы вечером, после ужина, сделать из них настоящее письмо. Материала уже набралось немало. Начать следовало с первых впечатлений от знакомства с хозяевами дворца: очаровательной графиней, суровым графом, чьи мысли всегда витали где-то далеко, его энергичной сестрой и тремя дочерьми, самой скучной из которых предстояло впервые выйти в свет в этом сезоне. Ну и, конечно, Филипп не мог не уделить нескольких строк своему веселому другу. Тот тем временем наверняка уже вынашивал в уме какую-нибудь новую затею.